«Полночь застала меня у реки…» Полночь застала меня у реки – Возле баркасов и тины. Жгли здоровущий костёр мужики И костерили судьбину. Мы познакомились. Он пошутил: «То ли весло? То ль гитара?» Я улыбнулся, струну подкрутил – Пел и звенел до угара. Тихо вдруг стало. И странный озноб Вызвало певчее слово. И наморщинился каменный лоб У флибустьера лихого. Вспомнил, наверно, о девочке той, Краше которой не будет!.. Дым над костром расплетался косой – Косы такие погубят. «Хватит! – вздохнул он. – Пора ночевать! Завтра, однако, путина!..» Стоит ли нам своё сердце скрывать, Если припёрла кручина? Я ведь и сам каменею с тоски, Скоро завою ночами… Нежно мигают впотьмах угольки – Жгут золотыми очами! Дудинка, 2002 «Берега берутся за руки…» Берега берутся за руки – Ледостав звенит во мгле. Ты всё утро смотришь за реку – Избы топятся в селе. Навигация закончилась, И причал уже в снегу! Под ветрами ивы скорчились – Тут, на левом берегу. А на правом, на возвышенном, Заждалась твоя краса – Жемчугами платье вышито, В лентах чёрная коса. Там, на правом, дело правое: Выпал снег – бери баян! Где-то пляшет свадьба бравая – Эхо катится в туман… Ты прищурил очи синие И продрогшие до дна: Неужели там красивая Ждать устала у окна? Берега берутся за руки – Лёд звенит во все звонки… Ты глядишь с тоскою за реку – Гаснут в избах огоньки… Ледоломка Эту птицу звать ледоломкою, Величать её ледоломочкой. Припорхнёт она днями вешними И сидит, поёт по-над берегом – И от песен тех лёд ломается, Сон-трава встаёт над кулигами, И летит пчела целовать цветок, И слышна гармонь за околицей… Ледоломка ты, ледоломочка! Так подумал я про тебя, когда Объявилась ты, долгожданная, На пути моём неприкаянном… Много зим прошло, седина в висках, Но сказалась ты, как весна-красна, Запалила снег, да и сердце мне Подожгла лучом размалиновым!.. «Были степи вьюгами полны…»
Были степи вьюгами полны, А душа была полна любовью! После вьюги много тишины. Под широким заревом луны На санях летели мы с тобою! Лунный свет – как будто лунный день. То изба мелькнёт, а то плетень. Дремлет Русь в полях, в бору глубоком! Вороной косит горячим оком То на громкий смех наш, то на тень. Хорошо прижаться к дорогой! Колокольчик пляшет под дугой. Но от этой скачки, скачки быстрой Оборвался он, весёлый, чистый, – Улетел под берег под крутой!.. Не жалел, не думал о годах, А теперь ты стала мне чужая. Юность, юность – тройка озорная! – Пролетела, снегом осыпая!.. Где твой след? Была ли ты когда?.. Запоздалое раскаянье Беззаботно и неосторожно Я по этой жизни пролетел!.. Снится мне всё чаще, всё тревожней Тихий Новодевичий предел. Бело платье, красная косынка, Кто-то в чёрном вёл нас под венец. – По любви, – спросил он строго, – сын мой? – По любви, – ответил я, – отец! И горели свечи золотые, И амуры пели в тишине. Но глаза икон, глаза святые Тяжело смотрели в сердце мне! Будто бы грешил я перед ними, Будто бы вовеки не простят! За окном берёза в красном нимбе, Ветер дунет – листья улетят… Посреди вселенского простора, Уходя к вокзалу, кораблю, – Жаркого венчального кагора Много-много раз я пригублю!.. Потому теперь и нет покоя, На душе как будто смертный грех! И выходит трезвою тоскою Беззаботный праздник мой и смех. Бело платье, красная косынка – Снится в роще, мокнет на лугу. – Как же так, – вздыхает ветер, – сын мой? Ничего сказать я не могу. Вот и плачет осень за пределом И берёза – Спас мой на крови… Думал я, что есть на свете белом Что-то выше бога и любви! «Грубеет сердце жизни нашей…» Грубеет сердце жизни нашей. Грубеют песни и мечты! И тех, кто скромностью украшен, Всё реже, реже встретишь ты. Теперь у многих женщин нравы – Позеленеешь от тоски! Они хлебнули той отравы, Какую дали мужики. Вино, табак и матерщина – Эмансипации Руси! А скромность? Что за чертовщина? А кротость? Боже, упаси. Таких чудес теперь не сыщешь Ни в этой области, ни в той… Вот почему ты ходишь, свищешь, Кудрявый парень холостой. Вот почему ты изумился У тёмной жизни на краю – Вот почему ты так влюбился В голубку кроткую свою! |
