—　Понимаю, ваше сиятельство,　— отвечал Освальд, у которого глаза заблистали дикой радостью.

Он тотчас вышел.

—　Какой способный человек,　— пробормотал Мансбург, провожая его глазами.　— Он сделает дело… но если по несчастью откроется, что он убил Флориана Гейера, друга графини Гельфенштейн, то придется пожертвовать им в угоду благородной графини и, может быть даже, в первую минуту негодования собственноручно заколоть его.

Освальд вполне понял намерение графа Мансбурга; он понял, что Флориана надо убить при переходе из тюрьмы в комнату графа. С твердой решимостью совершить это ужасное дело, Освальд сошел в тюрьму со сводами, находившуюся в уровень с погребами, под конюшнями и птичьим двором.

—　Что вам угодно, сударь?　— спросил тюремщик, отворив первую дверь ландскнехту, которого он знал, как оруженосца и обычного посланца сенешаля.

—　Как, Бертольд Крамер, ты теперь тюремщиком?　— вскричал Освальд, узнав в новом тюремщике старого воина графини.

—　Да,　— отвечал Крамер,　— прежний-то поссорился с главным тюремщиком Сигизмундом, и его отставили. Дочь моя служит горничной графини, она мне и выхлопотала это место.

—　Поздравляю тебя, кум,　— сказал Освальд, не знавший, что семейство этого человека более пятидесяти лет находилось на службе Гейерсбергов.　— Вот я зачем пришел: его сиятельство граф Мансбург прислал меня за арестантом № 5.

—　Зачем?　— спросил тюремщик, вздрогнув, чего однако Освальд не заметил.

—　Его милость хочет поговорить с ним; более я ничего не знаю. Отпусти его со мной.

—　Мне нужно спросить позволения графини.

—　Разве ты не знаешь, что сенешаль командует в замке?

—　Вейнсберг всецело принадлежит графине Гельфенштейн, и я не знаю здесь другой власти, кроме нее.

—　Старая скотина!　— злобно пробормотал Освальд.　— Ступай, позови главного тюремщика,　— прибавил он, возвышая голос.

—　Сейчас иду.

—　А пока можно ли поговорить с узником?

—　Конечно,　— поспешно отвечал Бертольд.

Он провел оруженосца в каземат № 5, отпер дверь и втолкнул туда Освальда.

—　Подождите меня здесь,　— сказал Бертольд. Он вышел и запер дверь на ключ.

Этот звук запираемой двери заставил Освальда содрогнуться, хотя он был не трус.

—　Кто здесь?　— спросил Флориан Гейер, которого Фридау узнал только по голосу, потому что глаза его еще не освоились с темнотой.

Освальд молчал.

Было время, когда этот суровый и жестокий человек питал к Флориану восторженную привязанность, которую тот умел внушать большей части своих солдат. И теперь, несмотря на всю ненависть к Флориану, он вздрогнул при звуке голоса своего бывшего начальника.

—　Кажется, вы не узнаете меня, господин рыцарь Гейерсберг.　— произнес он наконец, становясь к слуховому окну, которое пропускало несколько слабых лучей света в тюрьму Флориана.

—　Как! Это ты, Освальд!　— вскричал рыцарь, приподнимаясь на локте.　— Я очень рад тебя видеть, мой бедный Освальд. Я всюду искал тебя, но напрасно.

—　Вашей милости видно очень хотелось повесить верного солдата, виновного только в излишней храбрости?

—　Если бы ты, как честный воин, имел мужество не бежать в ожидании наказания, которое заслужил своим непослушанием, ты увидел бы, что я хотел только постращать тебя. Придя в поле, где ты думал найти смерть, ты узнал бы, что начальник прощает непослушного солдата и жалует чин сержанта храброму ландскнехту, так славно овладевшему неприятельским редутом.

—　Ах, ваша милость, неужели это правда?　— спросил смущенный Освальд.

—　Слыхал ли ты, чтобы Флориан Гейерсберг когда-нибудь лгал?

—　Нет, ваша милость, нет… О, если б я мог предвидеть… Моя бедная жена и мой бедные ребенок… Что случилось с ними?

—　Успокойся, я хотел с тобой поговорить о них. После твоего побега я велел отыскать их и со своими людьми отослал их в деревню. Я дал жене твоей немного денег; она начала торговать, и по последним известиям, дела ее идут отлично; и ей остается желать одного — увидеться с тобой.

Освальд был совершенно поражен всем слышанным. Его грубые и жестокие инстинкты особенно развились от боевой жизни, как почти у всех военных людей того времени; но сердце в нем не умерло.

Мысль о жене, о сыне, его прежняя привязанность к начальнику вместе с преступлением, которое он готовился совершить,　— все это отуманило голову бедного солдата. Наконец, крупные слезы засверкали на его глазах, он бросился к ногам Флориана и рассказал ему свой план мщения и намерение, с которым пришел к нему. Он рассказал рыцарю также все события, какие случились после брака графа и графини Гельфенштейн.

Между тем граф Мансбург отправился к графине.

—　Если с Флорианом случиться несчастье,　— бормотал он дорогой со своим обычным лицемерием,　— то мое присутствие будет ручательством, что я не виноват в этом.

Подходя к комнате Маргариты, он встретился у дверей с Бертольдом, младшим тюремщиком, которого провожал один из слуг графини.

—　Зачем ты пришел сюда?　— спросил Мансбург, который не знал Бертольда, но зоркий глаз его заметил связку ключей за поясом тюремщика.

Бертольд, смущенный и испуганный, что-то пробормотал.

—　В эту часть замка запрещено ходить людям, подобным тебе!　— громовым голосом произнес граф.　— Немедленно убирайся отсюда, негодяй, ступай ко мне, там я тебя допрошу, зачем ты попал сюда.

Бедняк между страхом быть повешенным и желанием спасти своего прежнего господина, печально пошел назад.

Но в эту минуту дверь из комнаты графини отворилась, и дочь Бертольда показалась на пороге.

—　Я узнала ваш голос, батюшка,　— сказала она тюремщику.　— Графиня желает говорить с вами.

Избегая глядеть на сенешаля, который делал ему знак не слушаться, Бертольд быстро проскользнул в комнату.

Граф Мансбург велел служанке доложить о себе и вошел вслед за тюремщиком.

Графиня позвала Бертольда, чтобы приказать ему обращаться с пленниками как можно снисходительнее и, узнав от него, что Флориан находится в числе их, была глубоко возмущена: ее глаза сверкали.

—　Что я узнала, граф,　— вскричала Маргарита, едва сдерживая негодование.　— Сын моей благородной покровительницы, друг моего детства Флориан Гейерсберг находится пленником в моем замке, и вы меня не уведомили об этом? Вы забываете, что здесь моя власть, или, может быть думаете, что мои несчастья дают вам право не уважать дочь Максимилиана?

—　Ах, графиня, как могут приходить вам в голову подобные мысли?　— лицемерно вскричал Мансбург.　— Подобно вам я только что узнал о плене Гейерсберга. Первой моей заботой было послать за ним оруженосца, чтобы привести его к вам, чтобы вы сами решили его участь. Я прибежал сообщить вам эту новость…

Это было сказано так искренно и казалось так правдоподобно, что гнев Маргариты рассеялся и уступил место раскаянию в том, что она так дурно подумала о бедном сенешале.

Пока Бертольд, щедро награжденный, возвращался на свое место с приказанием поскорее привести Флориана, Мансбург объяснял графине план обмена Флориана на графа Гельфенштейна.

—　О! Сам Бог внушил вам эту мысль!　— вскричала радостно графиня… — Таким образом мы разом спасем и моего мужа, и сына моей благодетельницы… Но,　— продолжала она с внезапным беспокойством,　— он в плену у Сары, и она…

—　Граф Гельфенштейн уже не у Сары; ландскнехты Флориана похитили его у Черной Колдуньи.

—　Слава Богу!

—　Все зависит от рыцаря Гейерсберга; если он напишет письмо, которое я ему продиктую, я ручаюсь за успех сделки.

—　О! Флориан напишет все, что я его попрошу, граф; он так добр и великодушен! Если бы даже дело не шло о спасении его собственной жизни, то мысль об избавлении моего мужа от ужасной смерти заставила бы его решиться на все.

—　Вот и он, кажется,　— сказал сенешаль, услышав шаги вооруженного человека в коридоре и звук цепей.

Он поспешил навстречу пленнику; Маргарита последовала за ним. Вид цепей, в которые был закован друг ее детства, раздражал душу графини: она со слезами бросилась на шею Флориану.