— Подобные беззакония бесчестят наше общество! — воскликнул Флориан, — мы ведем войну против привилегий, а не против лиц. Убийства ничего не доказывают, а только помогают делу жертв.
— Это не убийство, — возразил один из приверженцев Иеклейна. — Бургомистра окружало множество вооруженных людей, которые могли бы защитить его. Важные господа не так-то разборчивы на насилия и убийства. Теперь на нашей улице праздник.
— Нет, — возразил Георг Мецлер, — мы основали наше святое братство не для того, чтобы наказывать преступление преступлением же. Мы должны идти к нашей цели прямо, уничтожая, если нужно все, что нам сопротивляется; но каждый боец за свободу обязан смотреть на себя, как на воина целой армии, и не должен вступать в бой сам за себя из личной злобы.
Когда Мецлер кончал эти слова, пятеро или шестеро ландскнехтов из шайки Флориана Гейерсберга подбежали к своему начальнику.
С ним была Маргарита Эдельсгейм и император, лицо которого было закрыто опущенным забралом.
Увидев Флориана, Маргарита подбежала к нему и бросилась перед ним на колени.
— Спасите нас, Флориан! — сказала она, скрестив руки. — Во имя вашей матери и нашей дружбы, защитите меня от людей Иеклейна!
— Маргарита, вы каким образом здесь? — спросил он с удивлением поднимая молодую девушку. — Не бойтесь ничего… Скажите, — продолжал он, отведя ее немного в сторону, — что с вами случилось? Но прежде всего успокойтесь… Вы очень хорошо знаете, что подле меня вы в безопасности.
Маргарита рассказала Флориану все, что произошло между ней и Иеклейном.
— Шагах в ста отсюда, — продолжала она, — я заметила несколько ваших ландскнехтов. Я подозвала их и именем вашим просила о помощи; они подбежали ко мне; к счастью, между ними было двое из числа приезжавших с вами в Гейерсберг. Они узнали меня и освободили нас, несмотря на сопротивление людей Иеклейна. Последние пошли известить своего начальника. Я упросила ваших ландскнехтов провести меня к вам. Слава Богу! Мы нашли вас. Вы защитите от этого негодяя Иеклейна меня и этого храброго господина, который так хорошо защищал меня?
— Да, конечно! — воскликнул Флориан. — Успокойтесь Маргарита, умоляю вас!
— Флориан, — продолжала она, — товарищи Иеклейна грозили вашим ландскнехтам мщением своего начальника; я надеюсь…
— Будьте покойны, — сказал Флориан, улыбаясь, — мои верные солдаты знают, что я их никогда не оставлю; могу вас уверить, что угрозы бандитов Иеклейна нимало ни испугали их. Я велю проводить вас до Гейерсберга.
— А вы, Флориан?
— Я должен остаться здесь, Маргарита. Святая обязанность удерживает меня. Здорова ли моя бедная мать? Как перенесла она мой отъезд и разрушение всех своих надежд?
— Она очень грустит, Флориан; день и ночь плачет она, думая о вас.
— Да, — сказал он грустно, — это мысль отравляет мою жизнь!.. Бедная мать!.. А вы, Маргарита, как вы должны упрекать меня в душе!.. Скажите, что вы прощаете мне, и что…
— Мне нечего вам прощать, Флориан, — отвечала Маргарита. — Напротив, мне нужно просить у вас прощения.
— Вам?.. Как?.. Почему?..
— Мать ваша ошиблась в моем чувстве к вам, Флориан, и вы разделяли ее заблуждение. Я вас любила нежной любовью, как брата, но сердце мое принадлежит другому. Приняв вашу руку, я была уверена в измене того, кого любила, и последовала чувству признательности, которое вы внушили мне.
— А я думал, что вы пришли сюда для меня! — пробормотал Флориан печально.
— Бог свидетель, Флориан, что если бы мне пришлось спасать вас от опасности, я все сделала бы для сына моей благодетельницы, для друга моего детства.
— Верю, Маргарита; простите мне минуту слабости, которой я стыжусь. Да благословит вас Бог, вас и того, кого вы любите!
— Увы! Судьба его очень беспокоит меня. Когда я Ушла из хижины Сары, он был…
— Иеклейн идет сюда со своей шайкой, — сказал один из ландскнехтов, приближаясь к Флориану. — Не лучше ли крикнуть моих товарищей и собрать их к вам?
— Хорошо, Бертольд, созовите их, только скорее; станьте поодаль и будьте готовы явиться на мой первый зов.
Едва он кончил эти слова, как Иеклейн подошел к нему.
— Рыцарь, — сказал Рорбах вне себя от ярости, — ваши проклятые ландскнехты осмелились у меня на глазах отнять двух пленников.
— Довольно, — прервал Флориан так же резко, как говорил Иеклейн. — Мои ландскнехты поступили очень хорошо, и не они — а вы и ваши бандиты заслуживаете наказания. Как вы осмелились остановить эту благородную даму, воспитанницу моей матери, мою приемную сестру? Клянусь! Если бы я слышал, как вы осмеливались объясняться ей в любви, я заткнул бы вам каждое ваше слово в горло ручкой моего кинжала.
— Вот как! — сказал Иеклейн, бледнея от ярости. — Если так, мы увидим; мне нет надобности знать имя и звание этой женщины! Она моя пленница, я ее люблю, и черт возьми, никто ее у меня не отнимет.
— По какому праву она твоя пленница? — прервал Конрад. — Вопрос ведь в том, какая польза обществу из того, что ты задержал эту женщину?
Ропот одобрения, пробежавший в толпе, показал, что большинство заговорщиков разделяет мнение старого крестьянина.
— Маргарита пришла сюда подслушивать наши тайны, — сказал Рорбах.
— Правда ли? — спросил Конрад молодую девушку. Маргарита отвечала презрительным взглядом.
— Что вы делали здесь, ночью, в болотах? — спросил Иеклейн.
— Я шла от Черной Колдуньи.
— А зачем вы ходили к ней, в такую позднюю пору? — спросил Иеклейн насмешливо.
Маргарита покраснела и не отвечала.
— Перестанете ли вы с вашими допросами и наглостью? — воскликнул Флориан, которого Венделин Гиплер напрасно старался успокоить. — Иеклейн оскорбил воспитанницу моей матери и убил старого, верного слугу моего семейства. Клянусь, он дорого поплатится за это.
— Мне смешны ваши угрозы, — возразил трактирщик. — Не знаю, стар или молод был ваш слуга, но он был молодчина. Что касается воина, который ожидал эту барышню на дороге для того, чтобы немедленно передать, кому следует, тайны, которые она надеялась узнать, то, хотя он уже человек пожилой, однако между нами найдется немного ребят, которые могут тягаться с ним силой и ловкостью.
— Где он? — спросил Мюнцер.
— Должно быть здесь, — отвечал Иеклейн, осматриваясь кругом… — Постойте… Вот он! — воскликнул он, бросаясь к Максимилиану, которого узнал среди ландскнехтов Флориана.
— Я беру этого человека под свое покровительство, — сказал Флориан, бросаясь к Иеклейну. — Горе тому, кто его тронет!
Запальчивые юноши уже готовы были вступить в рукопашный бой, несмотря на усилия своих друзей. Но в это время в толпе крестьян, хранивших все время глубокое молчание, вдруг раздались шумные восклицания.
— Да здравствует Сара! Да здравствует Черная Колдунья! — кричали он. — Да здравствует свободная и возрожденная Германия!
— Знаете, что здесь делается? — сказал прибежавший Конрад. — Сара объявила, что пройдет через костер, разложенный у подошвы Скалы Бедствий. «Я возьму в руку двенадцать статей, — сказала она. — Если наше предприятие удастся, если права бедного и угнетенного народа восторжествуют, если общими усилиями нам удастся доставить родине свободу, равенство и братство — тогда я явлюсь перед вами прекрасной, сияющей и обновленной пламенем, как Германия — очистительным огнем свободы».
— Что же? — спросило несколько голосов.
— Смотрите… вот она… — отвечал он.
Несколько крестьян торжественно несли ее, в сопровождении шумной толпы, испускавшей крики радости и восторга. Сара приближалась к тому месту, где стояли предводители общества.
Ее убогая черная одежда была заменена нарядом также черным, блиставшим золотом и каменьями.
Роскошные черные волосы ее ниспадали шелковыми кудрями на плечи и были покрыты диадемой.
Она была, действительно, прекрасна в эту минуту. В ее красоте было что-то фантастическое, что как нельзя лучше соответствовало роли, которую играла молодая женщина.
