— Что вы? Какая ж вы пешка? Вы судьбу людей решаете. И они свою судьбу выбрали. Нет, мы не пешки. Мы выбираем. По совести выбираем. Или по подлости — это уж каждому свое…

— Значит, христианство за смертную казнь?

— Против. Господь человеку жизнь дал, Он единственный ее и отнять может.

— Но как же тогда?..

— А я уже говорил — ни единый волос с головы не упадет… Но знаете, Наталья Михайловна, может быть, суд для грешников этих страшных — последняя возможность покаяться. Не отнимайте у них этого. Дайте им расплатиться за земные грехи сполна.

И Наташа вдруг поняла, что именно этого она и добивалась на процессе — покаяния. И оно уже начинало светиться в глазах Склифосовского, Панкова, Костенко, Целкова, кажется, с ним ушел из Жизни Ванечка Стукалин.

— А я буду за них молиться, — вдруг прибавил Погостин. — И за вас.

И что-то произошло в душе Наташи. Она вдруг порывисто склонилась к руке священника и поцеловала ее.

— Я обязательно покрещу свою дочь, — прошептала она.

— И слава Богу…

Когда вернулась домой, Виктор сказал:

— Звонили тебе. Кто-то там покончил жизнь самоубийством из подсудимых… Повесился, что ли…

— Кто?!

— Целиков… Целкин…

— Целков… — выдохнула Наташа опустошенно.

Этот маленький суетливый человек оказался самым слабым. Или самым сильным?

Наташа почувствовала, что черная дыра, разверзшаяся перед ней, подступила к самым ногам.

Она бросилась к кроватке Инночки, схватила ее, сонную, и прижала к себе, осыпая поцелуями и обливая слезами.

Господи, как страшно жить на этом свете…

— …руководствуясь статьей сто второй пунктом «а», «г», «и» Уголовного кодекса РСФСР, приговорить Костенко Виктора Евгеньевича к высшей мере наказания — расстрелу. За тяжкие преступления, совершенные при отягчающих вину обстоятельствах, руководствуясь статьей сто второй пунктом «а», «в», «е» Уголовного кодекса РСФСР, Панкова Михаила Семеновича приговорить к высшей мере наказания — расстрелу. За тяжкие преступления, совершенные при отягчающих обстоятельствах, руководствуясь статьями семнадцатой и сто второй Уголовного кодекса РСФСР, Полоку Евгению Леонидовну приговорить к высшей мере наказания — расстрелу. За тяжкие преступления приговорить Склифосовского Владимира Петровича к высшей мере наказания — расстрелу…

Склифосовский по-щенячьи заскулил.

Теперь оставалось самое важное. Наташа смотрела Юму прямо в глаза. Она не побоится именно ему сказать:

— За тяжкие преступления, совершенные при отягчающих вину обстоятельствах, с особым цинизмом, представляющие особую опасность для общества, руководствуясь статьей сто второй пунктами «а», «в», «г», «е», «и» Уголовного кодекса РСФСР, приговорить Ченова Юма Кимовича к высшей мере наказания — расстрелу…

Юм смотрел на нее не отрываясь. В этих глазах уже был не просто страх — паника.

— Ну погоди, сука, мы твою дочь…

— Что? — хлестанула вопросом Наташа. — Что вы сказали?!

У Юма сузились глаза и забегали желваки под натянутой кожей.

— Что слышала, — прошептал он одними губами.

Наташа повернулась к судье:

— Моя речь окончена, но если вы позволите несколько слов не по протоколу.

Судья кивнула.

— У меня были сомнения по поводу всех остальных, — почти в упор сказала Юму Наташа. — Очень большие сомнения. Если суд высшей инстанции решит смягчить им приговор, я не буду упорствовать, но по поводу тебя, мразь, — ткнула пальцем чуть не в лицо Юму Наташа, — никаких сомнений. Тебе не надо жить, ты не достоин жизни. Ты…

Удар в грудь — и Наташа оказалась на полу. Подняла голову, еще не соображая, что же произошло…

И только тут увидела, что на руке Юма висит Матвей, кровь стекает по его огромным клыкам, он рычит с захлебывающейся злобой.

Юм воет от дикой боли:

— Не на-адо!!! Не на-адо!!! Пусти-и-и!!!

Охранники защелкивают на руках подсудимых стальные браслеты, поспешно уводят их, а Наташа поднимается на ноги и только теперь осознает, что одной ногой уже побывала в черной дыре.

Испуганные адвокаты жмутся к противоположной стене и говорят возбужденно:

— Надо же, как эта псина успела. Вы не ушиблись, Наталья Михайловна? Это же пес вас ногами оттолкнул. Вы видели, у Юма была заточка?..

Нет, кажется, в черной дыре она побывала уже двумя ногами…

— Ты опоздал сегодня. — Скилур хмуро посмотрел на вошедшего актера. — Я уже давно жду тебя.

— Прости меня. — Тифон взглянул на Лидию.

Она лежала на ложе и пристально смотрела в его глаза, стараясь прочесть его мысли. Интересно, действительно мужчина не может ничего скрыть от женщины? А вдруг это так? Лучше не искушать судьбу. Тифон отвел взгляд.

— Ты, случайно, не встречал по дороге женщину, которая приходила ко мне вчера вместе с тобой? — поинтересовался скиф. — Сегодня она тоже опаздывает.

— Нет, не встречал, — глухо ответил Тифон.

— Ну ладно. Что ты будешь читать мне сегодня? Выберешь сам или предпочитаешь, чтобы это сделал я?

— Я хочу прочесть тебе «Медею», — ответил Тифон.

— Ту самую, которой ты так напугал моего стражника? — Скилур рассмеялся. — Да ты садись, не стой на пороге, как идол.

Тифон сел и еще раз посмотрел на Лидию. Она не отрывала от него своего взгляда, смотрела как завороженная, как смотрели на него уличные зеваки два часа назад.

— Знаешь, — вздохнул Скилур, — мне не очень нравится эта трагедия. Наверное, потому, что я ее не совсем понимаю. Почему, к примеру, эта Медея не убила Ясона, а убила всех вокруг него? Ведь это он предал ее. И тем не менее он остался жив.

— А разве нужно обязательно убить человека, чтобы отомстить ему? — Тифон хмуро улыбнулся: — Чтобы причинить человеку боль, нужно отнять у него самое дорогое, то, ради чего он готов пожертвовать жизнью. Это наказание будет для него гораздо страшнее самой мучительной смерти. Разве не так? Ясон остался жив, но он ведь до конца дней своих проклинал себя за то, что не смог уберечь ни свою возлюбленную, ни своих детей.

— Пожалуй, так. — Скилур задумался. — Раньше эта мысль не приходила мне в голову.

Теперь Лидия начала догадываться. Это Тифон понял по ее сузившимся зрачкам. Но только начала. Смотрела на него, как удав на кролика. Но теперь он не кролик. Теперь он сам удав.

— Прости меня, Руслан, — сказал он как можно спокойнее. — Но я зашел к тебе только для того, чтобы отказаться от твоего общества.

— Почему? — удивился скиф. — Или ты считаешь, что я мало плачу тебе? Ну хорошо, я готов платить в два раза больше.

— Дело не в деньгах. — Тифон улыбнулся: — Просто завтра рано утром я должен покинуть этот остров и плыть на Крит. Поэтому я вынужден проститься с тобой.

— Видно, сегодня не самый счастливый для меня день. — Скилур тяжело вздохнул. — Сначала не пришла Амфитея, а теперь и ты решил лишить меня своего общества. Неужели ты не можешь задержаться хотя бы на три дня?

— Нет, не могу. — Тифон повернулся и направился к двери.

— Стой! — закричала вдруг Лидия. — Не отпускай его!.

Она вскочила и бросилась вслед за Тифоном.

Догнала она его уже во дворе, у костра, из которого Тифон выдернул горящую головню.

— Что все это значит, Тифон?! — воскликнула, схватив его за рукав. — Ты лжешь. Тебе не нужно никуда ехать завтра утром! Скажи, что ты затеял?

Тифон повернулся, холодно посмотрел ей в глаза и тихо сказал:

— У тебя еще есть время, чтобы уйти отсюда. Так что лучше поспеши.

— Что?! Что ты сказал?! — Женщина побледнела.

— Не нужно было тебе убивать Амфитею, — ответил он, глядя на Лидию уже даже без всякой ненависти. — Ты сама виновата в том, что случится здесь этой ночью.

Сказав это, он размахнулся и подбросил головню в воздух. Огонь метнулся высоко в ночное небо, оставляя за собой шлейф сизого едкого дыма. Эту пылающую комету было видно далеко вокруг…