Амо Сагиян (р. 1914) Годы мои Годы мои, Красные и зеленые, Куда вы ушли? Годы светлые, годы под черною тучею, Леденящие, жгучие, Взывающие, немые, Кривые, прямые Годы мои! Где ж вы, всеми скорбями заклятые, Всеми обидами, Годы мои крылатые, Годы с крылами подбитыми? Где ж вы мои, мои быстрогонные, Не пешие — конные, Любимые годы мои? Сколько вы принесли-унесли зазорного, Черного, черного, черного, Годы мои! Сколько не сказанных слов унесли вы, Сколько пристрастий — приливы их и отливы, Годы мои! Где ж вы? О вас ни слуху ни духу, — Запивающие небом каменную краюху, Годы мои! Откуда взялись — несродные мне, иные, Не конные — пешие, посошные, Спешащие годы мои? Соберитесь вы все когда-нибудь Вздохнуть, всплакнуть, Почтить мой прах, вспомнить минувший путь, Мои бесценные, Мои мгновенные, Черные, белые, зелено-красные, Напрасные и ненапрасные Годы мои! «Мчатся бурные реки твои по-армянски…» Мчатся бурные реки твои по-армянски, С гор слезами сбегают ручьи по-армянски, По-армянски твоя расцветает весна. В рощах — говор и пенье пичуг по-армянски, В пашню крепко врезается плуг по-армянски, По-армянски нетленны твои письмена. Глубь рассветных небес горяча по-армянски, Столкновенье согласных, звучат по-армянски, По-армянски взрываясь, звенит, как струна. Кузнецов твоих руки крепки по-армянски, На полях зеленеют ростки по-армянски, По-армянски таится в камнях тишина. Сколько раз ты, казалось, из рук уплывала, Но ты нашей осталась, и ввысь, как бывало, По-армянски возносится гор крутизна. Вздох теснин твоих скорбен и тих по-армянски, Чтим почивших страдальцев твоих по-армянски, По-армянски печаль твоя мне суждена. Лишь бы все, чем живу, чем дышу, сохранилось. И потом — что ни сталось бы, что б ни случилось — Будут плакать ручьями снега по-армянски, Будут весны вбегать на луга по-армянски — По-армянски — вовеки, во все времена. Зеленый тополь Наири Красуешься под ветерком, сверкаешь свежею листвой, Дневной дороге тень даришь, глубокой ночью ждешь зари. В теснинах сердца моего звонкоголосый говор твой, О дальний, дальний, дальний мой, зеленый тополь Наири! Ах, как взметнувшийся костер, стоит зеленый твой огонь, Я издали тебя молю, гори, мой трепетный, гори! Изжаждавшиеся поля желанною прохладой тронь, О дальний, дальний, дальний мой, зеленый тополь Наири! Поет мой жаворонок-сын, играючи в тени твоей. Его получше приголубь, порадостнее одари, Листвой веселой осени, отцовской ласкою согрей, О дальний, дальний, дальний мой, зеленый тополь Наири! Меча и пламени певец, хочу я лишь твоей любви, И если в праведном бою прикажет родина: «Умри!» — Умру, чтоб вольным быть тебе, исчезну я, а ты живи, О дальний, дальний, дальний мой, зеленый тополь Наири! «За старой садовой оградой…» За старой садовой оградой Ручей пробегает легко, Дыхание нашего сада Несет далеко, далеко. Сверкающим, благоуханным, Бессонно стремится вперед, Сливается вдруг с Воротаном И дальше бежит и поет. С ним шепчутся клены и вязы, Песок золотится на дне, Таким он дошел до Араза, Волной прикипая к волне. Слился с шумнопенным Аразом, Но тут еще песня не вся — Он в море врывается разом, Дыхание сада неся… За старой садовой оградой Ручей пробегает легко, Дыхание нашего сада Несет далеко, далеко. Маро Маркарян (р. 1916) «Я в мир пришла как под хмельком…» Я в мир пришла как под хмельком И оттого иду не в такт, Я изнутри обожжена И оттого иду не так. В круговорот Невзгод, забот Растерянно погружена, Я выровнять пытаюсь шаг — Не получается никак! Швыряет жизнь и в свет и в мрак, И сердце тайно устает. Всем улыбаюсь на ходу, Кто мне знаком и незнаком. С ноги сбиваясь, я иду Как в полусне, как под хмельком. «Умолкла душа, опустела душа…» Умолкла душа, опустела душа, Подобно покинутой хижине ветхой, И нá сердце пала печаль, как туман, И сердце зашлось от горечи едкой. Но кто ж так бесследно меня потерял? Но кто ж меня так незаметно забыл? Зачем я средь этой ненастной мглы Держусь, уцепившись за выступ скалы, Сломавшейся веткой? |
