1969 Молитва лесу Средь многих земных чудес Есть и такое — Листья кружáт на ветру, Преображается лес, Нет в нем покоя. Это не страшно, это не навсегда, Настанет покой снежный, А там, глядишь, и весне подойдет чреда В срок неизбежный. У нас похуже, но мы молчим. Ты, лес, посочувствуй. Весна — это юность, а старость — не множество зим, Минует одна, и место пусто. Сомкнется воздух на месте том, Где мы стоим, где мы идем. Но и это не страшно, коль ты пособишь И в нашу подземную тишь Врастет деревцó корнями живыми. Пожалей нас во имя Пожизненной верности нашей Ветвям, и листве, и хвое, Оставь нам дыханье твое живое, — Пусть растет деревцó Все ветвистей, все краше!.. 1969 «Я здесь любила все как есть…» Я здесь любила все как есть, Не рассказать, не перечесть — Весну любила за весну, А зимушку за белизну, А лето за угрюмый зной, А осень… у нее со мной Был уговор особый, Узнать его не пробуй. Она ведет меня тайком, И всякий раз впервые, Звеня ключами и замком, В такие кладовые, Где впрямь захватывает дух От багреца и злата, А голос — и глубок и глух — Мне говорит неспешно вслух Все, что сказал когда-то. 1969 «Нас предрассветная заря…» Нас предрассветная заря Надеждой радует не зря, И неспроста пугает нас Тревожный сумеречный час. Лишается земля примет, Когда над ней исчезнет свет, Все дело в свете, но и он Лишь темнотой на свет рожден. «Нет, не поеду я туда…» Нет, не поеду я туда. Давно уже зарок положен. Я знала Коктебель тогда, Когда еще в нем жил Волошин. А что там было? Синь, полынь Да море. Небо и пустыня. Там и теперь все та же синь, Но нет пустыни, нет полыни. Стеклом блистают корпуса, Тесня волошинскую дачу, И первобытная краса Исчезла. Все теперь иначе. Туда на бархатный сезон Литературная элита Съезжается, держа фасон… Исчез мой давний дивный сон, Но все, что было, не забыто. «Народ — непонятное слово…» Народ — непонятное слово И зря введено в оборот, — Гляжу на того, на другого И вижу людей, не народ. Несхожие, разные люди — И праведник тут и злодей, И я не по праздной причуде Людьми называю людей. 1969 Эскиз к портрету Ты живешь смиренницей прекрасною. Всю себя лишь для себя храня. Доцветаешь красотой напрасною, Прелестью, лишенною огня. Стройностью твоей, твоей походкою Восхитится каждый, кто ни глянь. Красоте зеленых глаз с обводкою Позавидовать могла бы лань. Алощекая и темнобровая, Ты и впрямь на диво хороша… Гордая, холодная, суровая, Самопоглощенная душа. Мраморная прелесть безупречная, Совершенства образец живой… Самоотречение беспечное, Безоглядное — удел не твой. Есть возможное и невозможное, Ты меж них границу провела И живешь с оглядкой осторожною, Ни добра не делая, ни зла. Четверостишия * * * Душа объята сном Иль мечется в смятенье. А под твоим окном Растет стихотворенье. * * * Страшно тебе довериться, слово, Страшно, а дóлжно. Будь слишком стáро, будь слишком ново, Только не ложно. * * * У человечества одышка От спешки яростной, как будто — Последний день, а завтра — крышка И мрак последнего уюта. 1969 * * * На столе бумажный ворох Удалось бы разгрести — И тогда на всех просторах Мне открыты все пути! * * * Наглядеться б на чудо! Но усталость с утра, — Это знак, что отсюда Убираться пора. * * * Как были эти годы хороши, Когда и я стихи писать умела. Невзрачные, они росли несмело, И все-таки — из сердца, из души. 1974 * * * И лишь в редчайшие мгновенья Вдруг заглядишься в синеву И повторяешь в изумленье: Я существую, я живу. |