Кольцо. Она всегда снимала украшения, прежде чем лечь спать, но сегодня вечером была слишком измучена, чтобы следовать своим привычкам, и заснула, оставив кольцо на пальце. Круглый узор из звезд. Как вверху, так и внизу. Это была копия рисунка на задней части памятника.

Морин метнулась к другой стороне надгробия, раздвигая кусты, чтобы найти рисунок, который там наверняка был. Она провела рукой по рисунку, и кровь из руки испачкала внутреннюю часть круга. Она затаила дыхание и замерла, ожидая, что произойдет.

Ничего не произошло. Тишина продолжалась несколько минут, пока Морин не почувствовала себя окруженной вакуумом — ночь как будто высосала весь воздух вокруг нее. Потом, в один тяжелый миг, звук разорвал воздух. Вдалеке, возможно, с вершины того странного холма, где находится Ренн-ле-Шато, зазвонил церковный колокол. Глубокий, низкий звук, вибрируя, пронзил тело Морин. Это был самый священный звук, который она когда-либо слышала, или же самый дьявольский. Но ни с чем не сравнимый звон церковного колокола в глухую ночь казался величественным.

Колокол разбил мрак вокруг Морин, но мгновение спустя после него раздался резкий и пугающий треск. Этот громкий и отчетливый звук исходил от камня, стоящего сразу позади нее, из того места, откуда вылетели голуби. Странный луч лунного света освещал его, и оно изменилось. Там, где прежде стояли заросли и массивный камень, сейчас зияло отверстие, трещина в скале, приглашая Морин войти.

Морин осторожно двинулась в сторону только что открывшейся пещеры. Сейчас она не могла сдержать дрожь, но продолжала двигаться вперед. Приблизившись к входу, который был достаточно большим для нее, она увидела что-то слабо блестевшее внутри. Морин подавила свой страх, пригнулась и шагнула в глубь горы.

Войдя, она замерла. Внутри стоял древний, потертый сундук. Морин видела его в своем видении в Париже. Старая женщина Показала ей его, подозвала ее к нему. Она была уверена, что это тот же самый сундук. Странное, сверхъестественное сияние окружало его. Морин встала на колени и с благоговением положила на него руки. Замка не было. Пока она пыталась подсунуть пальцы под крышку, чтобы поднять ее, она была так поглощена своей задачей, что не слышала шаги позади нее. Потом она почувствовала жуткую боль от удара по затылку, и мир померк для нее.

Рим

26 июня 2005 года

Если епископ Магнус О’Коннор ждал, что Ватиканский Совет примет его как героя, то он разочаровался. Суровые лица людей, сидящих вокруг старинного полированного стола, были напряженными и решительными. Кардинал Де Каро превратился в главного инквизитора.

— Не будете ли вы любезны объяснить Совету, почему человека, у которого впервые после святого Франциска проявились пять точек стигматов, не приняли всерьез?

Епископ О’Коннор обильно потел. Он зажал между коленями носовой платок, которым пользовался, чтобы вытирать капли пота, катившиеся по его лицу. Прочистив горло, он ответил, несколько более дрожащим голосом, чем ему хотелось бы:

— Ваше Высокопреосвященство, Эдуард Паскаль впадал в транс. Он начинал кричать и плакать и объявлять, что у него видения. Было установлено, что это не более чем безумный бред расстроенного ума.

— И кто сделал такое официальное заключение?

— Я, Ваше Высокопреосвященство. Но вы должны понять, что это был обычный человек, каджун из «штата речных рукавов»…

Де Каро не удалось сдержать свое раздражение. Его больше не заботили объяснения епископа. Слишком многое было поставлено на карту, и им следовало действовать очень быстро. Его вопросы становились все более резкими, тон — грубым.

— Опишите его видения тем, у кого не было возможности прочитать папки.

— У него бывали видения Господа нашего вместе с Марией Магдалиной, очень тревожные видения. Он твердил об их… союзе и говорил о детях. Этот бред еще усилился после… стигматов.

Волнение среди собравшихся членов Совета росло. Они стали сдвигать стулья и шептаться, советуясь друг с другом. Де Каро безжалостно продолжал допрос:

— И что произошло с этим человеком, Эдуардом Паскалем?

О’Коннор сделал глубокий вздох, прежде чем ответить:

— Его так терзали галлюцинации, что… он выстрелил себе в голову.

— А после его смерти?

— Так как это было самоубийство, мы не могли позволить похоронить его в освященной земле. Мы запечатали его документы и забыли о них. До тех пор, пока… до тех пор, пока его дочь не привлекла наше внимание.

Кардинал Де Каро кивнул, взяв со стола еще одну красную папку. Он обратился к остальным членам Совета:

— Ах, да, это подводит нас к вопросу о его дочери.

…Многие найдут шокирующим, что я включаю римлянку Клавдию Прокулу, внучку Цезаря Августа и приемную дочь императора Тиберия, в число наших сторонников. Но не ее положение римской гражданки делает неожиданным ее появление среди нас. А то, что Клавдия была женой Понтия Пилата, того самого прокуратора, который осудил Ису на распятие.

Из многих, кто пришел нам на помощь в те мрачные дни, Клавдия Прокула рисковала ради Исы больше, чем кто-либо другой. Действительно, ей терять было больше, чем многим.

Но в ту ночь, когда наши жизни пересеклись в Иерусалиме, она и я обрели связь в сердцах наших и душах наших. С того дня мы были связаны друг с другом, как жены, как матери, как женщины. В ее глазах я прочитала, что она станет дочерью Пути, когда придет время. Я увидела, тот светлый взгляд, который появляется вместе с обращением, когда мужчина или женщина впервые ясно видят Господа.

И Клавдия обладала сердцем, полным любви и прощения. То, что она оставалась с Понтием Пилатом — знак ее верности. До самого его конца она переживала за него, как только может делать истинно любящая женщина. Это далеко не все, что я знаю.

История Клавдии еще не рассказана. Я надеюсь, что буду к ней справедлива.

Аркское Евангелие от Марии Магдалины,

Книга Учеников

Замок Синих Яблок

27 июня 2005 года

Рот Морин пересох, и голова, казалось, весит тонны три. Где она находится? Морин попыталась повернуться. Ой! Боль пронзила голову, но во всем остальном было удобно. Очень удобно. Она лежала в кровати, в замке. Но как она здесь оказалась?

Туман, ничего не понятно. У нее промелькнула мысль, что ее напичкали лекарствами. Кто это сделал? Где Питер?

Голоса за дверью. Возбужденные. Расстроенные и встревоженные. Разозленные? Мужчины. Попыталась определить акцент. Окситанский, без сомнения. Ролан. Взволнованный голос… с шотландским акцентом? С ирландским. Питер. Она попыталась позвать его, но получился только слабый хрип. Все же этого оказалось достаточно, чтобы привлечь их внимание, и они вбежали в комнату.

Питер никогда в жизни не чувствовал такого облегчения, чем когда услышал шум из комнаты Морин. Он оттолкнул гиганта Ролана и обогнал Синклера, чтобы первым войти в комнату. Остальные двое ворвались вслед за ним. Ее глаза были открыты, она выглядела оглушенной, но явно находилась в сознании. Доктор остановил кровотечение и перевязал голову, что придавало ей вид жертвы войны.

— Морин, слава Богу. Ты меня слышишь? — Питер сжал ее руку.

Морин попыталась кивнуть. Голова закружилась, на минуту потемнело в глазах.

Синклер выступил из-за спины Питера, оставив Ролана молча стоять позади.

— Не двигайтесь, если можно. Доктор сказал, что будет лучше, если вы будете как можно меньше шевелиться.

Он опустился на колени рядом с Питером, чтобы быть поближе к Морин. Его лицо несло на себе печать страдания и заботы.

Морин резко моргнула, показывая, что понимает. Она хотела заговорить, но обнаружила, что не может. Ей удалось прошептать: