Морин последовала за французом к краю скалы, где обвалились стены некогда неприступной крепости. Он показал на отвесный, крутой склон горы, уходящий вниз на тысячи футов. Поднялся теплый ветерок, развевая волосы Морин, пока она пыталась поставить себя на место юной катарской девушки в тринадцатом веке.

— Отсюда бежали те четверо, — объяснял он. — Представьте себе, как вы стоите здесь. Глухой ночью, привязав к своему телу самую драгоценную реликвию своего народа, ослабев после месяцев испытаний и голода. Вы молоды, ужасно боитесь и знаете, что в то время, когда вы будете в безопасности, все, кого вы любите, сгорят заживо. Думая об этом, вы в полночь спускаетесь вниз по стене в холодную и непроглядную пустоту и вполне можете упасть и разбиться насмерть.

Морин глубоко вздохнула. Это был впечатляющий опыт — стоять здесь, где ее со всех сторон окружают легенды, которые кажутся живыми и очень реальными.

Жан-Клод прервал ее размышления.

— А теперь представьте, что вы читаете рассказ об этом в библиотеке в Нью-Хейвене. Есть разница, не правда ли?

Кивнув в знак согласия, Морин ответила:

— Конечно.

— О, и еще одну вещь я забыл упомянуть. Самая юная из девушек, бежавших той ночью, вполне возможно, была вашим предком. Та, которая позднее взяла фамилию Паскаль. Действительно, ее до самой смерти называли La Paschalina.

Морин онемела, узнав об еще одном замечательном предке Паскалей.

— Как много вы знаете о ней?

— Совсем немного. Она умерла в монастыре Монсеррат на испанском побережье в очень преклонном возрасте, и там хранятся некоторые записи о ее жизни. Вышла замуж за другого катара, нашедшего убежище в Испании, и у них было несколько детей. Написано, что она принесла с собой в монастырь бесценный дар, но какой именно — неизвестно.

Морин нагнулась и сорвала полевой цветок, один из тех, что росли в расщелинах обрушившихся стен. Она подошла к краю скалы, откуда катарская девушка, которая позднее возьмет себе имя La Paschalina, мужественно спустилась с горы, как последняя надежда своего народа. Бросив крошечный пурпурный цветочек с края скалы, Морин прочла короткую молитву о женщине, которая была, а может быть, и не была ее предком. Это не важно. Своей историей о прекрасном народе и даре самой этой земли сегодняшний день уже бесповоротно изменил ее.

— Спасибо, — почти шепотом сказала она Жан-Клоду. Потом он оставил ее одну размышлять о том, как ее прошлое и ее будущее переплелись с этим древним местом, полным загадок.

Морин и Жан-Клод пообедали в крошечной деревушке у подножия Монсегюра. Как он и обещал, в ресторане подавали еду в катарском стиле. Меню было довольно простым, состоящим, в основном, из рыбы и свежих овощей.

— Существует неправильное представление о том, что катары были строгими вегетарианцами, но, на самом деле, они ели рыбу, — объяснял Жан-Клод. — Они очень буквально соблюдали определенные элементы из жизни Иисуса. И так как Иисус накормил множество людей хлебами и рыбой, они верили, что им следует включать рыбу в свою диету.

Морин нашла еду замечательно вкусной и получала огромное удовольствие. Синклер был прав: Жан-Клод был блестящим историком. Морин засыпала его бесчисленным количеством вопросов, пока они спускались с горы, и он терпеливо и удивительно вдумчиво отвечал на каждый из них. За столом роли поменялись.

Жан-Клод стал расспрашивать Морин о снах и видениях. Прежде это заставило бы ее почувствовать себя очень неуютно, но последние дни в Лангедоке открыли ее разум. Здесь такие видения, как у нее, считались обычным делом; они просто были частью жизни. Морин нравилось говорить о них с теми, кто принимал их как само собой разумеющееся.

— В детстве у вас были такие видения? — хотел знать Жан-Клод.

Морин отрицательно покачала головой.

— Вы уверены?

— Во всяком случае, я их не помню. Они начались после поездки в Иерусалим. Почему вы спрашиваете?

— Просто любопытно. Пожалуйста, продолжайте.

Морин углубилась в некоторые детали, и Жан-Клод, очевидно, слушал очень внимательно, в промежутках задавая вопросы. Его интерес усилился, когда она стала описывать видение распятия в Соборе Парижской Богоматери.

Морин заметила:

— Лорд Синклер тоже подумал, что это видение имеет особое значение.

— Так и есть, — кивнул Жан-Клод. — Он рассказывал вам о пророчестве?

— Да, это замечательно. Но меня слегка беспокоит, что он, похоже, думает, будто я — Долгожданная из пророчества. Как-то страшно становится.

Француз засмеялся.

— Нет, нет. На такие вещи нельзя повлиять. Вы — либо Долгожданная, либо нет, и если вы — она, то это очень скоро проявится. Как долго вы намерены пробыть в Лангедоке?

— Мы рассчитывали на четыре дня, но теперь я не уверена. Слишком много надо здесь увидеть и узнать. Решу по обстоятельствам.

Слушая ее, Жан-Клод выглядел несколько задумчивым.

— Прошлой ночью, после вечеринки, ничего странного не произошло? Что-нибудь необычное для вас? Какие-нибудь новые видения?

Морин покачала головой:

— Нет, ничего. Я устала и спала крепким сном. А почему вы спрашиваете?

Жан-Клод пожал плечами и попросил счет. Когда он заговорил, он сказал почти сам себе:

— Что ж, это сужает поле.

— Сужает поле для чего?

— Если вы планируете скоро нас покинуть, то мы должны понять, как точно определить, являетесь ли вы потомком La Paschalina, действительно ли вы — Долгожданная, которая приведет нас к величайшему тайному сокровищу.

Он игриво подмигнул Морин, придержав для нее стул, и они приготовились покинуть священную землю под названием Монсегюр.

— Мне лучше вернуть вас обратно, пока Беранже не оторвал мне голову.

…Как можно начать писать о том времени, которое изменит мир?

Я слишком долго ждала, чтобы приступить к этому, ибо всегда боялась, что наступит этот день, и мне придется пережить все снова. Я часто видела это во снах, снова и снова, но оно не перестает мучить меня. Я предпочла бы никогда не возвращаться к этому. Хотя я простила всех, кто сыграл свою роль в страданиях Исы, простить не значит забыть.

Но пусть все будет так, как должно быть, ибо я осталась единственной, кто может рассказать о том, что в действительности произошло в те мрачные дни.

Есть те, кто говорит, что Иса спланировал все это с самого начала. Это неправда. Это было назначено Исе, он пережил все в силе своей и покорности своей Богу. Он испил чашу, врученную ему, с мужеством и милосердием, каких не видели ни до, ни после того, разве что у Его матери. Только мать Его слышала зов Божий столь же ясно, и только мать Его ответила на этот зов столь же мужественно.

Остальные из нас были удостоены чести узнать об этом милостью их.

Аркское Евангелие от Марии Магдалины,

Книга Учеников

Каркасон

25 июня 2005 года

За городскими стенами города-крепости Каркасона Тамара Уиздом и Дерек Уэйнрайт выглядели как обычная пара американских туристов. Когда они встретились в вестибюле отеля, где остановился Дерек, он страстно поцеловал Тамми. Уклончиво улыбнувшись, она мягко отстранила его:

— Для этого будет достаточно времени потом, Дерек.

— Обещаешь?

— Конечно. — Она погладила его по спине, чтобы подтвердить свое обещание. — Но ты же знаешь, какой я трудоголик. Как только покончу с этим, у нас будет весь оставшийся день чтобы… поиграть.

— Хорошо, пойдем. Лучше я сяду за руль.

Дерек взял Тамми за руку и повел ее на автомобильную стоянку к своей взятой напрокат машине. Он выехал на улицу, идущую по периметру вдоль городских стен, объехал вокруг города и свернул на дорогу, которая вела в глубь холмов.