Иерусалим

Сентябрь 1997 года

Древний и шумный Старый Город Иерусалима переполняла бурная суета, свойственная вечеру пятницы. Время медленно тянулось в разреженном и священном воздухе, пока правоверные иудеи спешили в синагоги, готовясь к шаббату. Христиане прогуливались по Via Dolorosa, Скорбному Пути, череде извилистых, вымощенных булыжником улиц, отмечавших путь к распятию. Именно здесь избитый и окровавленный Иисус Христос нес на плечах свою тяжкую ношу, совершая путь к божественной славе на вершину холма Голгофы.

Тем осенним вечером американская писательница Морин Паскаль на вид ничем не отличалась от других паломников, прибывших из самых удаленных и разнообразных уголков земли. Пьянящий сентябрьский бриз смешивал запах шипящей на огне шавермы с ароматом экзотических масел, струившимся с древних рынков. Морин медленно брела, сжимая в руке путеводитель, купленный по Интернету у христианской организации. Путеводитель подробно описывал Крестный путь, дополняя рассказ картами и указаниями на четырнадцать остановок на пути Христа.

— Леди, хотите четки? Дерево с Масличной горы.

— Леди, вам нужен экскурсовод? Вы никогда не потеряетесь. Я покажу вам все.

Подобно большинству западных женщин, ей приходилось отбиваться от нежелательных приставаний иерусалимских уличных торговцев. Некоторые из них не оставляли попыток предложить свои товары или услуги. Других привлекала сама маленькая женщина с длинными рыжими волосами и светлой кожей — экзотическое сочетание в этой части света. Морин давала отпор преследователям вежливым, но твердым «Нет, спасибо». Потом она отводила взгляд и уходила. Ее кузен Питер, эксперт по Ближнему Востоку, хорошо подготовил ее. Морин тщательно подходила даже к малейшим деталям своей работы и внимательно изучила культуру Иерусалима. До сих пор это себя оправдывало, и Морин сосредоточилась на своем исследовании, занося детали и наблюдения в записную книжку в молескиновом переплете.

Ее до слез тронула мощь и красота восьмисотлетней францисканской Часовни Бичевания на том месте, где Иисус подвергся истязанию. Это была совершенно неожиданная эмоциональная реакция, поскольку Морин приехала в Иерусалим не в качестве паломника. В действительности она прибыла сюда как исследователь, наблюдатель и писатель в поисках точного исторического фона для своей книги. Хотя Морин стремилась к более глубокому пониманию событий Страстной Пятницы, в исследовании она исходила скорее из соображений разума, чем сердца.

Она посетила монастырь Сестер Сиона, прежде чем двинуться к соседней Часовне Осуждения, легендарному месту, где Иисус принял крест после приговора к распятию, вынесенного Понтием Пилатом. И снова у нее неожиданно возникло непреодолимое чувство печали, когда она прошлась по зданию. Барельеф изображал события того ужасного утра 2000 лет назад. Морин остановилась, поглощенная яркой захватывающей сценой: ученик пытается заслонить Марию, мать Иисуса, чтобы избавить ее от вида сына, несущего Свой Крест. Слезы жгли ей глаза. Впервые в жизни она подумала об этих легендарных исторических фигурах как о реальных людях, как о существах из плоти и крови, прошедших через невообразимые страдания.

Почувствовав минутное головокружение, Морин оперлась рукой на прохладные камни древней стены. Она подождала, чтобы прийти в себя, прежде чем сделать заметки по поводу скульптур.

Она продолжила свой путь, но лабиринт улиц Старого Города сбивал с толку. Даже тщательно составленная карта не всегда помогала. Ориентиры часто были древними, стершимися от времени и легко могли оказаться незаметными для человека, незнакомого с их местонахождением. Морин выругалась про себя, когда поняла, что снова заблудилась. Она остановилась под навесом у двери магазина, прячась от прямых солнечных лучей. Палящий зной, даже несмотря на дуновение ветерка, опровергал наступление осени. Заслонив путеводитель от света, она огляделась вокруг, пытаясь сориентироваться.

— Восьмая Остановка на Крестном пути должна быть где-то здесь, — пробормотала она себе под нос. Это место представляло для Морин особый интерес, поскольку ее работа была сосредоточена вокруг данной истории, связанной с женщинами. Вернувшись к своему путеводителю, она продолжила читать отрывок из Евангелий, который относился к Восьмой Остановке.

«И шло за Ним великое множество народа и женщин, которые плакали и рыдали о Нем. Иисус же, обратившись к ним, сказал: дщери Иерусалимские! Не плачьте обо Мне, но плачьте о себе и о детях ваших».

Морин вздрогнула от резкого стука в окно позади нее. Она подняла глаза, ожидая увидеть разгневанного хозяина, сердитого на нее за то, что она загородила его дверь. Но лицо, которое глядело на нее, светилось улыбкой. Безукоризненно одетый, средних лет палестинец открыл дверь в антикварный магазин, приглашая Морин войти. Оказалось, что он говорит на прекрасном английском языке.

— Входите, пожалуйста. Добро пожаловать, я — Махмуд. Вы заблудились?

Морин протянула путеводитель и сбивчиво пояснила:

— Я ищу Восьмую Остановку. Карта показывает…

Махмуд, смеясь, отмахнулся от книжки.

— Да, да. Остановка Восемь. Иисус встречает святых иерусалимских женщин. Выйдете отсюда и сразу повернете за угол, — показал он. — Там есть знак — крест на каменной стене, но вы должны смотреть очень внимательно.

Махмуд пристально посмотрел на Морин, прежде чем продолжить.

— В Иерусалиме всегда так. Надо очень внимательно смотреть, чтобы понять, что к чему.

Морин следила за его жестами и поняла указания. Улыбаясь, она поблагодарила его и уже хотела уйти, но остановилась, потому что ей бросился в глаза предмет на ближайшей полке. Магазин Махмуда считался в Иерусалиме одним из самых уважаемых заведений, здесь продавали подлинный антиквариат — масляные лампы времен Христа, монеты с эмблемой Понтия Пилата. Разноцветное сияние, переливавшееся сквозь оконное стекло, привлекло внимание Морин.

— Украшения, сделанные из осколков римского стекла, — объяснил Махмуд, когда Морин подошла к искусно сделанной витрине, полной золотых и серебряных украшений с вставками из драгоценной мозаики.

— Великолепно, — отозвалась Морин, подняв серебряный кулон. Разноцветные блики заметались по магазину. — Интересно, какую историю могло бы рассказать это стекло?

— Кто знает, чем оно было? — пожал плечами Махмуд. — Флаконом духов? Баночкой для специй? Вазой для роз или лилий?

— Поразительно. Две тысячи лет назад это была обычная вещь в чьем-то доме. Очаровательно.

Осмотрев магазин более тщательно, Морин поразилась качеству предметов и красоте витрин. Она протянула руку, чтобы слегка коснуться пальцем керамической масляной лампы.

— Ей действительно две тысячи лет?

— Конечно, некоторые из моих предметов еще старше.

Морин покачала головой.

— Разве подобные древности не принадлежат музеям?

Махмуд расхохотался, громко и от души.

— Дорогая моя, весь Иерусалим — музей. Копаясь в саду, обязательно найдешь что-нибудь очень древнее. Большинство действительно ценных вещей отправляются в крупные собрания. Но не все.

Морин подошла к стеклянному ящику, наполненному древними украшениями из кованой окислившейся меди. Она остановилась, ее внимание привлекло кольцо, украшенное диском размером с мелкую монету. Проследив за ее взглядом, Махмуд вытащил кольцо из ящика и протянул его посетительнице. Солнечный луч сквозь оконное стекло упал на кольцо, высветив узор в виде девяти точек, выбитых вокруг центрального круга.

— Очень интересный выбор, — сказал Махмуд. Его веселая манера разговора изменилась. Сейчас он выглядел напряженным и серьезным, внимательно наблюдая за Морин, пока она расспрашивала его о кольце.

— Насколько оно старое?

— Трудно сказать. Мои эксперты сказали, что оно византийское, вероятно, шестой или седьмой век, но, возможно, и старше.

Морин внимательно посмотрела на узор, состоящий из кругов.