Синклер жестом показал на еще одну статую в том же садовом ансамбле, но в отдалении. Она изображала короля, вооруженного огромным мечом.
— Почему, как вы думаете, король Артур был известен как Король Былого и Грядущего? Потому что он был потомком Иешуа-Давида. До сегодняшнего дня есть представители британской аристократии, ведущие свое происхождение от него. Многие из них из Шотландии.
— Включая вас.
— Да, с материнской стороны. Да, но я также происхожу от Сары-Фамарь с отцовской стороны, как и вы.
Неожиданный телефонный звонок прервал его. Он выругался и, вытащив мобильный телефон, что-то быстро сказал по-французски и нажал на кнопку.
— Это Ролан. Приехал Жан-Клод, чтобы забрать вас.
Морин не могла скрыть своего разочарования.
— Но я еще не видела третью часть сада.
Лицо Синклера помрачнело. Это произошло едва заметно, но все-таки произошло.
— Возможно, это к лучшему, — сказал он. — Сегодня такой прекрасный день. А там, — он показал кивком головы, — сад самого старшего сына Магдалины.
Он ответил на невысказанный вопрос Морин с той же раздражающей загадочностью и неопределенностью, которую так любят уроженцы Окситании.
— И, хотя он по-своему прекрасен, этот сад слишком полон теней, чтобы смотреть на него в такой день.
Когда Синклер вел Морин обратно по саду, он остановился у позолоченных ворот.
— В день приезда вы спросили, почему я так неравнодушен к fleur-de-lis. Вот почему. Fleur-de-lis означает «цветок лилии», а как вы знаете, лилия — это символ Марии Магдалины. «Цветок лилии» олицетворяет ее потомство. Их трое, поэтому у цветка три лепестка.
Он продемонстрировал это, пересчитав три ветви по пальцам.
— Первая ветвь, ее старший сын Иоанн-Иосиф, очень сложный характер, о котором я расскажу вам потом, в свое время. Достаточно сказать, что его потомки процветают в Италии. Центральный лепесток символизирует дочь, Сару-Фамарь, а третий — самого младшего из детей, Иешуа-Давида. Вот тщательно охраняемый секрет fleur-de-lis. Причина, по которой она представляет и итальянское, и французское дворянство. Из-за этого вы встречаете ее в британской геральдике. Впервые данный символ использовали те, кто вел происхождение от Марии Магдалины через троицу ее детей. Некогда этот символ хранился в большом секрете так, что бы те, кто был посвящен в тайну, могли узнать друг друга, путешествуя по Европе.
Морин была изумлена.
— А сейчас это один из наиболее распространенных символов в мире. Он — на украшениях, на одежде, на мебели. Постоянно перед глазами. И люди не представляют себе, что он означает.
Лангедок
25 июня 2005 года
Морин сидела на пассажирском сидении спортивного «Рено» Жан-Клода, пока они ждали, когда сработают электронные ворота замка, чтобы открыть им путь на главную дорогу. Краем глаза она увидела человека, который странно двигался вдоль периметра забора.
— Что-то не так? — спросил Жан-Клод, когда заметил выражение лица Морин.
— Там человек за забором. Сейчас его не видно, но он был там всего минуту назад.
Жан-Клод пожал плечами в своей классической галльской беспечности.
— Садовник, наверно? Или одни из охранников Беранже. Кто знает? У него огромный штат.
— И все эти охранники постоянно дежурят здесь? — Морин мучило любопытство по поводу замка и его необычного содержимого, включая владельца.
— A, oui. Вы редко увидите их, потому что их работа — быть незаметными. Возможно, это один из них.
Но Морин не получила возможности обсудить земные стороны жизни замка. Жан-Клод пустился в рассказ о легенде семьи Паскаль, насколько он знал ее.
— Ваш английский безупречен, — заметила Морин.
— Спасибо. Я провел два года в Оксфорде, совершенствуя его.
Очарованная Морин внимала каждому слову, пока уважаемый французский историк вел машину по кроваво-красным предгорьям. Их местом назначения был Монсегюр, величественный и трагический символ последнего оплота катаров.
На земле есть места, от которых исходит мощная аура тайны и трагедии. Утонувшие в реках крови и придавленные грузом веков, эти необычные места оставляют след в душах людей на многие годы даже долгое время спустя после того, как посетитель возвращается в свой уголок безопасности в современном мире. Морин видела подобные места в своих путешествиях. За годы, проведенные в Ирландии, она испытала подобное чувство в таких исторических городах, как Дрохеда, где Оливер Кромвель некогда вырезал все население, и в деревнях, опустошенных ирландским Картофельным голодом в 1840-х годах. Будучи в Израиле, Морин взбиралась на гору Масада, чтобы понаблюдать за восходом солнца над Мертвым морем. Она была тронута до слез, когда ходила среди руин дворца, где в первом веке несколько сотен иудеев предпочли скорее покончить с собой, чем подчиниться римским угнетателям и попасть в рабство.
Пока Жан-Клод выруливал на автомобильную стоянку у подножия холма, где лежал Монсегюр, Морин охватило чувство, что перед ней еще одно из таких необычных мест. Даже в солнечный летний день окрестности казались окутанными туманом времени. Она пристально разглядывала горы, возвышавшиеся впереди, пока Жан-Клод вел ее туристским маршрутом.
— Долгий путь, oui? Вот почему я сказал вам надеть удобную обувь.
Морин всегда брала в путешествие крепкие спортивные туфли, потому что прогулки и походы в горы были ее любимыми видами упражнений. Они начали долгий, кружный подъем на гору. Морин размышляла о том, что последнее время дела не оставляли времени для занятий спортом и ругала себя за потерю своей обычной хорошей формы. Но Жан-Клод не спешил, и они шли неторопливым шагом, пока он рассказывал еще о таинственных катарах и отвечал на вопросы Морин.
— Как много мы знаем об их обрядах? Я имею в виду — наверняка. Лорд Синклер говорит, что большая часть из написанного о них — спекуляции.
— Совершенно верно. Враги приписывали катарам многое, чтобы придать им более еретический и возмутительный вид. Понимаете, мир не придает значения, если вы уничтожаете изгоев. Но если вы вырезаете братьев-христиан, которые, возможно, стоят ближе к Христу, чем вы, то вы можете столкнуться с проблемой. Так что историки того времени, да и позже, выдумали много историй про обряды катаров. Но знаете, что нам известно наверняка? Краеугольным камнем катарской веры было «Отче наш».
На этом Морин остановилась, чтобы перевести дух и задать еще один вопрос:
— В самом деле? Та самая молитва «Отче наш», которую мы произносим сегодня?
Он кивнул.
— Oui, та самая, но произносимая на окситанском языке, конечно. В Иерусалиме вы заходили в церковь «Pater Nostrum» на Масличной горе?
— Да! — Морин хорошо знала это место. Это была церковь на восточной окраине Иерусалима, построенная над пещерой, где, по преданию, Иисус учил молитве «Отче наш». На стенах прекрасной сводчатой галереи размещены плиты с высеченной на них молитвой на более чем шестидесяти языках. Морин сфотографировала панель с молитвой на древней форме гэльского языка и подарила снимок Питеру.
— Там есть молитва на окситанском, — объяснил Жан-Клод. — Каждый катар произносил ее, проснувшись утром. Не механически, как многие говорят сегодня. Это акт медитации и истинной молитвы. Каждая строчка была для них священным законом.
Морин думала обо всем этом, пока они шли, а Жан-Клод продолжал:
— Вы сами видите: это были люди, которые жили в мире и учили тому, что они называли Путь, то есть жизни, основанной на учениях любви. Их культура признавала «Отче наш» в качестве своего самого священного писания.
Морин поняла, к чему он клонит.
— Если вы принадлежите к Церкви и хотите уничтожить этих людей, вы не можете позволить, чтобы их считали добрыми христианами.
— Именно так. Странные ритуалы и обвинения, которые были выдвинуты против них, сделали их зверское убийство вполне приемлемым в глазах людей.