Дима, наблюдая за туманом, вдруг вспомнил, что отец говорил ему, что нужно приготовить еду к приезду Алисы. Он говорил что-то о продуктах, которые должны быть на кухне, о духовой печи и еще о чем-то, что Дима из-за усталости запомнить не сумел. Пришлось юноше подняться на ноги и начать думать о еде.

Отправившись на кухню, он заметил, что на столе лежит записка. Была она от отца, и на ней широким подчерком черной ручкой было написано: «Приготовь пиццу, две штуки. Все нужные продукты в холодильнике. И постарайся! Для девушки делаешь!»

Дима обреченно вздохнул и заглянул в холодильник. Тесто, кетчуп, майонез, сыр и колбаса лежали в одном пакете на серединной полке.

В приготовлении пиццы ничего сложного не было, поэтому Дима по-быстрому раскатал две заготовки, намазал их майонезом с кетчупом, нарезал колбасу, накрошил на все это сыр и положил две еще неготовые пиццы в духовку. В отцовской духовой печи пицца пеклась примерно час, и это время нужно было чем-то занять. «Пицца будет готова тогда, когда папа с Алисой приедут, – подумал Дима, – А пока телевизор посмотрю».

Включив телевизор, по которому показывали программу о здоровье, он сел на диван и стал ждать. На столике рядом с ним в стеклянной тарелочке покоился соленый арахис, и лежали оставшиеся после поездки на автобусе деньги, которые раньше принадлежали Николаю Федоровичу. Дима смотрел на них и размышлял о странности их получения. Николай Федорович неизвестно откуда узнал, что Диму ограбили, и даже предложил ему денег, чтобы проехать на автобусе. «Может, старик управляет подобными представителями течения гоп-стоп и потом собирает с них прибыль? – ошарашено подумал юноша, – Да, конечно, Николай Федорович – криминальный бандит. Но как же он, все-таки, узнал? Может…»

За его спиной раздался неприятный металлический звук. Дима вздрогнул, обернулся и увидел, что кочерга, висящая на стене у печи, непонятным образом соскользнула с гвоздика, на котором мирно покоилась, и отлетела от печи на довольно приличное расстояние. Поежившись от внезапного приступа страха, юноша подошел к ней и повесил обратно на гвоздик, в какой-то степени уже понимая, что это бесполезно. Просто так кочерга не смогла бы отлететь от стены, на которой висела, так далеко.

Мысли о таинственном Николае Федоровиче мгновенно заполнили все его сознание, и Дима испугано вжался в спинку дивана. По телевизору показывали всю ту же программу о здоровье, на кухне в духовке запекалась пицца, приятный аромат которой постепенно распространялся по всему дому, и за окном все так же плавал непроглядный туман. В какой-то момент Дима решил покинуть дом и подождать отца с Алисой на улице, но перспектива оказаться в густом тумане, который может хранить в себе еще больше непостижимых странностей, совсем не прельщала юношу, и он остался дома, а вместе с ним – мысли о призраках, демонах и о Николае Федоровиче.

– Старик, возможно, и не сумасшедший даже, – сказал Дима, чтобы успокоить себя, – Он просто видит то, что простым людям непостижимо. И, ведь, я тоже… Ворота…

Как он и ожидал, кочерга вновь соскользнула с гвоздика и упала в то же самое место, что и раньше. Возвращать обратно Дима ее не стал. Он знал, что она будет падать раз за разом, пока не произойдет что-нибудь еще более странное, поэтому сильнее вжался в спинку дивана и все свое внимание переключил на телевизор, который объяснял, как нужно правильно лечиться при насморке.

– Отче наш, сущий на небесах, – прошептал Дима, – Да святится имя твое…

Он слышал от Алисы, которая всегда интересовалась потусторонним миром, что нечисть не очень любит эту молитву. Из-за этого он и выучил ее, пока пытался проникнуть в коридор с Воротами, за которыми вполне могло скрываться что-нибудь нечистое. Молитва «Отче наш» глубоко въелась в его память и не желала покидать ее пределы, ведь Дима и не старался забыть ее. Он знал, что когда-нибудь эта простенькая молитва может ему пригодиться.

– …да будет воля Твоя…

Нечто, что два раза отшвырнуло кочергу от печи, моментально отреагировало на молитву. Юноша услышал, как кочерга подпрыгнула и ударилась сначала об потолок, а потом – об пол, и чуть не взвизгнул от страха, как вдруг за его спиной прозвучал радостный детский смех. Сопровождаемый глухим стуком ног в кроссовках об пол, он рассеялся в стороне прихожей. Дима как можно сильнее сжал челюсти, чтобы не закричать, и почувствовал, что не может пошевелить ни руками, ни ногами. Первобытный страх сковал его тело, а источник детского топота и смеха открыл дверь, вышел на улицу и, разводя в стороны туман, промчался рядом с окном.

Дима успел отчетливо разглядеть в этом призраке фигуру маленького мальчика, примерно, десяти лет. Его испуганные глаза, казалось, смотрели прямо на Диму, но ничего потустороннего юноша в них увидеть не сумел. Это были обыкновенные голубые глаза обыкновенного десятилетнего мальчика… Только они светились первозданным ужасом, будто мальчик увидел свою собственную смерть.

– Стой, паршивец! – закричал Дима, когда оцепенение прошло, – Стой, говорю! Напугал меня!

Выбежав на улицу и пробежав немного вслед за мальчиком, он остановился. Страх вновь сковал его тело, а до ушей донеся монотонный звук рассечения острой лопатой земли. Его источник Дима определить не сумел: за пеленой понемногу рассеивающегося тумана, обнажающего жуткие очертания ближайших домов и раскидистых крон деревьев, определить, откуда идет звук, было почти невозможно.

Но, преодолев набежавший страх, Дима вскоре двинулся вперед и почти сразу уперся в высокий соседский забор, за которым разглядел мужчину, лопатой раскидывающего в стороны сырые комья земли. У его ног на траве лежала простыня, покрытая красными пятнами и скрывающая под собой мертвое тело крупного домашнего животного. Рядом с лопатой в землю был воткнут небольшой деревянный крест, сколоченный из двух толстых веток.

– Здравствуйте, – осторожно поздоровался Дима, когда мужчина заметил его, – Вы тут мальчика маленького не видели?

– Нет, – грустно ответил мужчина, – Эх, Дима, знал бы ты…

Дима почувствовал каплю стыда за то, что не знает имени своего собеседника, но вежливо поинтересовался:

– А что случилось?

– Волки, – мужчина вздохнул, – Слишком их много в окрестностях развелось, а мой пес всегда любил по лесам погулять.

Он кивком указал на окровавленную простыню.

– Это волки сделали? – удивленно спросил Дима.

– Да. Хороший пес у меня был. Овчарка, немецкая. Не вернулся вчера вечером домой, а утром я его на пороге дома нашел уже мертвым. Весь искусан и изрезан острыми когтями. Похоронить надо, пока дети не увидели…

– Понимаю, – сочувственно сказал Дима, – Соболезную, но мне нужно идти.

– Мальчика я не видел, – повторил мужчина, – Да сейчас все спят еще.

«Да сейчас все спят еще, – подумал юноша, – В таком тумане я никого не найду. Нужно возвращаться».

Выразив соболезнование соседу еще раз, Дима пошел обратно к дому. Страшные мысли тревожили рассудок, и хотя он и был уверен, что ни с чем сверхъестественным мальчик, напугавший его, не связан, возвращаться внутрь дома ему было страшно. Ни с чем подобным он раньше еще не сталкивался, и не знал, что нужно делать, как нужно себя вести. Лишь коротенькая молитва «Отче наш» спасала его от окончательной паники. Ее он и нашептывал себе под нос, подходя к дому.

Туман, с тех пор, как Дима вышел на улицу, стал еще более прозрачным, и основная его бледность лежала ближе к земле: солнце, выглянувшие из-за верхушек высоких деревьев леса, громоздко стоящего вплотную к деревне, безжалостно высушивало его. Утренние птицы уже около часа поливали округу своими веселыми песенками, а туман все рассеивался и рассеивался, оставаясь плотным только рядом с прудом, на котором уже рыбачили три рыбака. Дима, не желая видеть отцовский дом, смотрел, как они ритмично вытаскивают из воды рыбу и пытался ввести счет. Побеждал рыбак, стоящий на мосту, который соединял два берега пруда, а на втором месте расположился паренек, спрятавшийся в колючих зарослях можжевельника, растущего вдоль всего правого берега.