Наконец, малоимущие тоже просят его о пожертвованиях на медицинское обслуживание. И здесь Распутин проявляет свою щедрость.
Он может себе это позволить. Деньги текут к нему рекой. Нет почти никого, кто испрашивая у Распутина помощи, не протянул бы ему узелок с деньгами. К этому добавляются щедрые пожертвования со стороны его почитательниц, чаще всего обеспеченных женщин из зажиточных кругов, или ему лично, или для передачи нуждающимся, или на церковь. Все знают, что секретарь митрополита ходит к Распутину и возвращается от него с пожертвованиями. Однако никто не знает, достигают ли они своей цели.
Распутин не имеет понятия о размерах своего состояния. Это зависит не только от типичного для русских философского отношения к деньгам, которые они не хранят, а необдуманно распоряжаются, но и оттого, что он почти не умеет считать. Для этого у него есть «советники» — банкир Дмитрий Рубинштейн, а также ювелир и спекулянт Арон Симанович. Они управляют финансами Распутина и становятся, как искренне призналась его дочь Мария, «при этом все богаче», поскольку «отец ни разу не потребовал никаких документов или отчетов».
Среди прочего, состояние Распутина вложено в каучуковые акции, но оба коммерсанта используют дружбу с влиятельным клиентом также для собственных сделок. Во всяком случае, позже, когда дети в день смерти Распутина напрасно искали наличные деньги на расходы и позвонили двум «лучшим друзьям», то узнали, что имущество Распутина таинственным образом исчезло, и не осталось ни копейки.
Но Распутину не нужно было беспокоиться о деньгах на жизнь. Не проходит и дня, чтобы ему не приносили коробки с подарками. Они наполнены вкусными продуктами, вином, мадерой (которую Распутин особенно любит). Распутину дарят цветы, фарфор, хрусталь и даже мебель и ковры, чтобы соответствующим образом расположить его к себе, отблагодарить за оказанную помощь или просто за назидательные речи. Дамы, предпочитающие оставаться анонимными, нередко посылают ему с любовью самолично вышитые цветами шелковые рубашки и хорошее сукно на брюки и кафтаны.
Роскошную шубу, отороченную мехом бобра, и бобровую шапку Распутин получил в подарок от еврейских друзей. Это привело к тому, что вместо обычных антисемитских выпадов он вдруг становится защитником ограниченного в то время в своих правах еврейского населения. Такому повороту событий способствует и его «секретарь» Симанович, который в своих (до сих пор публикуемых) записках прославляет Распутина как адвоката российских евреев. Картина, однако, имеет с действительностью также мало общего, как и другие сообщения Симановича (который никогда не переступал порога царского дворца), будто он по ночам в пижаме играл с царем в карты и продавал ему в военные годы бриллианты.
Факт, что Распутин своими ходатайствами действительно помог многим евреям, не придерживаясь определенной концепции и не преследуя какую-то цель. Он помогает по коммерческим и дружеским причинам, потому что он действительно готов прийти им на помощь, и потому что это дает ему и другие преимущества — расширение власти и знакомство с девушками или женщинами, из просьб которых он извлекает выгоду для себя.
Для ведения домашнего хозяйства Распутин привез из Покровского Катю и Дуню (которая является и его любовницей). Последняя отвечает на телефонные звонки и зачитывает Распутину письма или телеграммы с просьбами. Кроме того, монашка Акулина Лаптинская тоже находится на службе у Распутина. Она ведет запись ежедневных событий. Вероятно, именно она с благоговением увековечила на бумаге цитаты Распутина из его назидательных, часто непонятных и отрывочных речей. Из них впоследствии возникнут те рукописи, которые в считанных экземплярах будут циркулировать как послания Святого человека.
Ответы на прошения Распутин подготавливает сам. Появляется ли проситель лично перед ним или передает о своем деле в письме или телеграмме, — Распутин берег один из своих бланков и пишет ставшие вскоре крылатыми слова «Милой, дарагой, помоги…». Так он направляет просящего о помощи к соответствующему министру или доставляет ему с посыльным записку, содержащую просьбу о вмешательстве в дело. Иногда он звонит по телефону. Те. кому звонят, реагируют по-разному: некоторые игнорируют вмешательство Распутина, кто-то подчиняется, вздыхая, поскольку не хочет навлекать на себя гнев Распутина, другие оставляют их без внимания, пока проситель не начнет поторапливать, а Распутин не направит страшные угрозы или ругательства в адрес нерадивых чиновников, чье пренебрежительное отношение к этому может повлечь за собой их дискредитацию и потерю поста. Нередко Распутин сам появляется у какого-нибудь министра, чтобы ускорить продвижение по службе важного для нею чиновника. При этом он нагло пускает в ход свои гипнотические способности. Вот как это происходит со слов Макарова: «…Я должен был его принять, хотя мне этого очень не хотелось. Он сел напротив. Я попросил доставить мне документы человека, за повышение в должности которого пришел просить Распутин. Когда принесли документы, я ненадолго углубился в чтение бумаг, после чего пришел к выводу, что никакая квалификация не оправдывает продвижение этой личности. Еще во время чтения я громко дал понять, что у него мало поводов для надежды. Когда я, наконец, взглянул на него, то увидел то, что неосознанно ощущал все это время: Распутин словно пожирал меня своими водянистыми глазами, как гипнотизер. У меня чуть не закружилась голова.
Вне себя от злости, я стукнул кулаком по столу и закричал на него: „В эти игры Вы можете играть с кем-нибудь другим, а не со мной! Выйдите вон!“ — Больше не возвращаясь к делу, я вышвырнул Распутина. И вздохнул с облегчением. Но вскоре после этого я был лишен своего поста».
Министр внутренних дел А. А. Макаров, и без того давно попавший в немилость к царице, из-за своих попыток убрать Распутина, был заменен «более нейтральным» министром — Н. А. Маклаковым.
Общество разделилось на тех, у кого столкновение с подобными действиями вызывало возмущение, и тех, кто почитал Распутина, даже нуждался в его конкретной помощи. Кроме фаворитов обоих полов, которые, на всякий случай, заручились дружбой с Распутиным, к стану почитателей, в основном, относились дамы средних и высших слоев общества, воспринимающие присутствие Распутина как источник религиозного благоговения и жизненной мудрости.
Во-первых, это соответствует духу русских традиций, когда надежное положение в обществе занимают именно люди необычные. С другой стороны, русская склонность к созданию мифов — а Распутин еще при жизни стал мифом — способствует укреплению веры в то, что от него действительно исходит особое излучение, которое признают даже его противники. И, наконец, духовный кризис, характерный для русского общества того времени, привел к тому, что многие верующие отвернулись от традиционного учения церкви и увлеклись модными направлениями мистицизма, спиритизма и сектантства. В большей степени духовную пустоту ощущают скучающие салонные дамы, нежели выходцы из низших слоев общества, которые хотя бы потому, что постоянно заняты борьбой за выживание, остаются на почве реальности, и им не свойственен религиозно-эротический фанатизм.
Отсутствие ориентиров в определенных кругах, стремящихся найти «истинную» веру, которая для русских традиционно имеет более важное значение, чем, например, для западных европейцев, создает соответствующую нишу для деятельности самозваных «старцев», особенно, если они наделены такой мощной силой внушения, как Распутин.
Вместе с новым упрочением положения Распутина, расширяется и круг его друзей. Сибиряк опять становится вхож в известнейшие салоны Петербурга, его принимают баронесса Икскюль, княгиня Шаховская, баронесса Розен. Его балуют вниманием на званых вечерах и обедах. В глазах общества он уже не только проповедник и старец, как во время вхождения в петербургские высшие круги, а «политическая» личность. Его приглашают, чтобы им похвастаться. Он — своего рода аттракцион. Вряд ли кто забудет зрелище, как Распутин, во власти музыки цыганского оркестра, подпрыгивает и, как наэлектризованный, танцует.
