С момента последнего, угрожающего жизни ее сына, приступа царица стала особенно проявлять свою благодарность по отношению к Распутину. Впервые Распутина приглашают на ужин во дворец, а вместе с ним и его пятнадцатилетнюю дочь Марию, которую он взял с собой в Петербург, чтобы отдать учиться в гимназию. Для девочки это большое событие, она описала его в воспоминаниях: «Тысяча вопросов пронеслось в моей голове. Что мне надеть? Что говорить? Как себя вести? Дуня[51] причесывала меня, я держалась спокойно, как лошадь, когда ее чистят скребницей. Потом пришел слуга в ливрее. Карета ждала перед домом, и мы поехали в Царское Село. Только мы прибыли на место, кучер и слуга, до того сидевшие чинно, сразу спрыгнули вниз и помогли нам выйти из кареты. Ворота главного портала дворца открылись, нас провели внутрь и помогли снять пальто. Затем паж в ливрее повел нас по коридору, покрытому паркетом из красного дерева, в гостиную.
Тут появился царь всея Руси, царица и их пятеро детей. Папа поцеловал сначала царя, потом царицу, которая для меня была самой красивой женщиной из всех, кого я когда-либо встречала. Конечно, я была потрясена присутствием таких — как мне казалось — божественных созданий. Однако позже, когда я немного освоилась и попыталась держать себя соответственно, эти люди излучали такое тепло, что я перестала напрягаться и почувствовала себя хорошо. Во время первой беседы царица притянула меня к себе и по-матерински поцеловала.
Затем меня представили Великим княжнам и царевичу, который потом танцевал вокруг папы и тянулся к нему. Вскоре у меня было такое впечатление, будто я отношусь к этой семье. Девочки потянули меня к маленькому столу с закусками, на котором громоздились красная и черная икра, крабы, анчоусы, селедка, шарики из мяса и рыбы, а также водка и вино. Великие княжны стояли по одну сторону, вежливо ожидая, пока не начнут есть их родители и гости, но Алексей с хитрой улыбкой наколол зубочисткой один мясной шарик и направил его в рот. Царь неодобрительно покачал головой и вздохнул: „Когда меня не станет, Россией будет править царь, который войдет в историю как Александр Грозный…“
Дети засыпали меня вопросами, что я делаю в свободное время, и каково мне иметь такого папу… У меня была возможность осмотреть комнату. Стены обитые розовой камчатной тканью, мебель из светлого дерева (клена, как я узнала позже), везде висят картины и фотографии, стоит маленький секретер с большим крестом на нем. Но много времени для рассматривания у меня не было. Вскоре я подружилась с наиболее близкой мне по возрасту Великой княжной, которую звали, как и меня, Мария.
Нашу беседу прервали, когда церемониймейстер объявил, что кушать подано. Мы направились в большую столовую с громадными окнами, окаймленными красными бархатными шторами с золотой каймой. Ковер был такой мягкий, что я чуть не споткнулась, когда моя нога погрузилась в него. На столе лежала красивая камчатная скатерть, сверху стояло много золотых фарфоровых тарелок с царским гербом. Приборы состояли из трех бокалов с золотыми гербами — как и все, от льняных салфеток, ножей и вилок до серебряных подносов было украшено гербом. Позади каждого из красных бархатных стульев стоял лакей в голубой бархатной ливрее и в белых перчатках. С каждой стороны прибора была хрустальная подставка, на которой располагались ножи, вилки и ложки.
Попробован немного салата, я положила вилку на тарелку, и тут же лакей, стоящий позади меня, убрал его. Царица заметила это и спросила: „Он тебе не понравился?“ — „О, нет, Ваше Величество, он очень вкусный, но официант его забрал“. — „Понимаю. Ты положила вилку на тарелку, что означает, что ты закончила есть“.
Потом она объяснила мне, как пользоваться приборами, и я смогла насладиться остальной частью прекрасною обеда. Я также узнала, что стоящий за моей спиной мужчина не официант, а слуга. Трапеза завершилась прекрасным домашним мороженым, рецепт которого я позже узнала. Речь шла об известном „мороженом а ля Романов“, которое готовилось с сахаром, яичным желтком, легким кремом, ванилью и взбитыми сливками.
Под конец мы вернулись в салон на чаи. Громадный серебряный самовар, также украшенный царским гербом, был подвезен на тележке. Заварку наливали из маленькою чайничка, стоявшего сверху — в каждую чашку несколько капель — и доливали кипяток из самовара. Так началось почитаемое всеми русскими чаепитие.
Когда мы уходили, нас поцеловал каждый член семьи. Мария обняла меня за талию и шла со мной до выхода. Слуги помогли нам подняться в экипаж, и мы поехали домой…»
Весной 1913 года праздновали трехсотлетие Дома Романовых. Первый Романов по имени Кобыла, немецко-литовского происхождения, был приглашен уже в конце XIII века на службу при Дворе Великого князя. Однако выходец из этой семьи был избран царем лишь в 1613 году.
Теперь семья с семнадцатым по счету государем этой династии совершает путешествие из Петербурга и Москвы по всем городам, сыгравшим важную роль в истории династии и России. Царица, давно воспринимавшая Распутина гораздо серьезнее, чем одаренного оратора по вопросам религии и чудотворного исцелителя, к удивлению придворного министра, распоряжается, чтобы Распутин тоже принял участие в предстоящих торжествах в Петербурге. Она считает, что это обеспечит ей защиту Бога и убережет от покушений.
Поскольку о присутствии Распутина правительству ничего не известно (здесь царица, вероятно, натолкнулась бы на сопротивление), происходит непредвиденный инцидент. Во время праздничной благодарственной молитвы в петербургском Казанском соборе приданный Думе полицейский сообщает ее председателю, Родзянко, что в первом ряду (оставленном для депутатов Думы) находится «неизвестный в крестьянской одежде, но с крестом на груди»[52]. Родзянко сразу понял, о ком идет речь. Он приближается к Распутину и спрашивает его:
— Что ты здесь делаешь?
— А тебе-то что? — самоуверенно задает Распутин встречный вопрос.
— Если будешь разговаривать со мной на «ты», я выкину тебя за бороду из церкви, — отвечает Родзянко, сверкнув глазами.
Распутин тихо опускается на колени и делает вид, что углубился в молитву. Не обращая на это внимания, Родзянко говорит:
— Если ты немедленно отсюда не исчезнешь, мои полицейские тебя выведут.
Распутин великолепно доигрывает свою роль. Глубоко вздыхая, он поднимается и на ходу бормочет:
— Господи, прости ему его грехи…
Когда императорская чета прибывает в Москву, девятилетнего царевича на руках несет коренастый казак лейб-гвардии. Алексей до сих пор не оправился от последствий полученных прошлой осенью травм и кровотечений. Народ, издавна склонный к суевериям, считает это плохим предзнаменованием.
Когда царская семья по окончании официальных праздничных мероприятий приезжает в Крым и празднует эту дату в узком семейном кругу, Алексей вновь ранится — у него открывается кровотечение, которого все так боялись. Распутина вызывают в Ялту. Между тем Алексей находится под присмотром врачей, хотя его выздоровление приписывается царицей исключительно близости Распутина и его молитвам. Не стесняясь, Распутин совершает поездки из своей гостиницы в близлежащие места, где принимает участие в попойках, а утром сотрудник безопасности, чтобы избежать скандалов, доставляет его абсолютно пьяным в гостиничный номер.
То, что Распутин заставил по-новому взглянуть на себя при Дворе и тем самым укрепил свою позицию в обществе, никак не повлияло на его личную жизнь. Напротив, будучи уверенным в высочайшем покровительстве, он беспокоится о репутации значительно меньше, чем раньше. О нем вновь стали распространяться слухи, которые находят свое отражение в заголовках зарубежных средств массовой информации и доходят до Англии и Франции, где он уже снискал себе сомнительную славу «великой машины любви».
Как же Распутин находит время для подобного рода развлечений? Ведь он очень занят… Ежедневно в его «приемной», как он называет свою прихожую, полно просителей. Дом № 64 по Гороховой улице стал известен далеко за пределами Петербурга. Каждый знает номер телефона 646-46. Из Москвы и Киева также приезжают люди по своим делам — военные, служащие и священники хотят более быстрого продвижения по службе. Купцам нужны особые разрешения, привилегии или установление контактов на высшем уровне. Женщины, опять-таки, если они приезжают как просители, ратуют за продвижение по службе мужей или просят о смягчении наказания осужденным. Евреи хотят приостановки судебного процесса, который привел некоторых из них в тюрьму, потому что они по поддельным дипломам врачей обманным путем получили право на жительство в столице. Интересно, что рабочие и крестьяне не приходят к Распутину. Они ему не верят и не разделяют мнения о его всемогуществе. Один крестьянин из охтинского уезда в Сибири сформулировал это так: «Лучше совсем умереть, чем просить Распутина о помощи!»
