Александр Кабанов На языке врага Серия «Сафари» основана в 2005 году Художник-оформитель Владимир Хлопенко В оформлении обложки использовано фото Сергея Каревского Выход из котла Язык не виноват. Всегда виноваты люди. «Вдоль насыпи – тепло и сухо…» Вдоль насыпи – тепло и сухо, вдыхая воздух, как пластид — ползет отрезанное ухо, дырявой мочкою свистит. Ползет сквозь шишел через мышел, видать – на исповедь, к врачу: нет, это – нас Луганск услышал, нет, это – нас Донецк почув. «Снилось мне, что я умру…» Снилось мне, что я умру, умер я и мне приснилось: кто-то плачет на ветру, чье-то сердце притомилось. Кто-то спутал берега, как прогнившие мотузки: изучай язык врага — научись молчать по-русски. Взрывов пыльные стога, всходит солнце через силу: изучай язык врага, изучил – копай могилу. Я учил, не возражал, ибо сам из этой хунты, вот чечен – вострит кинжал, вот бурят – сымает унты. Иловайская дуга, память с видом на руину: жил – на языке врага, умирал – за Украину. «Наш президент распят на шоколадном кресте…» Наш президент распят на шоколадном кресте: 82 % какао, спирт, ванилин, орехи, вечность – в дорожной карте, смерть – в путевом листе, только радиоволны любят свои помехи. Будто бы все вокруг – сон, преходящий в спам: ржут карусельные лошади без педалей, вежливые гармошки прячутся по кустам, топчутся по костям – клавишам от роялей. Здесь, на ветру трещат в круглом костре углы, здесь, у квадратной воблы – вся чешуя истерта, и, несмотря на ад, снятся ему котлы, плач и зубовный скрежет аэропорта, голос, рингтон, подобный иерихонской трубе, только один вопрос, снимающий все вопросы: «Петя, сынку, ну что – помогли тебе, ляхи твои, твоя немчура и твои пиндосы?» Наша война еще нагуливает аппетит, мимо креста маршируют преданые комбаты, но, Петр поднимает голову и победно хрипит: «82 % какао, спирт, ванилин, цукаты…» «Война предпочитает гречку…» Война предпочитает гречку, набор изделий макаронных: как сытые собаки в течку — слипаются глаза влюбленных. Предпочитает хруст печенья и порошковый вкус омлета, и веерные отключенья от милосердия и света. И будет ночь в саперной роте, когда, свободные до завтра, как в фильме или в анекдоте — вернутся взрослые внезапно. Они не потревожат спящих, хозяин дома – бывший плотник, Господь похож на черный ящик, а мир – подбитый беспилотник. Нас кто-то отловил и запер, прошла мечта, осталась мрія, и этот плотник нынче – снайпер, и с ним жена его – Мария. «Говорят, что смерть – боится щекотки…»
Говорят, что смерть – боится щекотки, потому и прячет свои костлявые пятки: то в смешные шлепанцы и колготки, то в мои ошибки и опечатки. Нет, не все поэты – пиздострадальцы, — думал я, забираясь к смерти под одеяльце: эх, защекочу, пока не сыграет в ящик, отомщу за всех под луной скорбящих — у меня ведь такие длииинные пальцы, охуенно длинные и нежные пальцы! Но, когда я увидел, что бедра ее – медовы, грудь – подобна мускатным холмам Кордовы, отключил мобильник, поспешно задернул шторы, засадил я смерти – по самые помидоры. …Где-то на Ukraine, у вишневом садочку — понесла она от меня сына и дочку, в колыбельных ведрах, через народы, через фрукты-овощи, через соки-воды… Говорят, что осенью – Лета впадает в Припять, там открыт сельмаг, предлагая поесть и выпить, и торгуют в нем – не жиды, ни хохлы, не йети, не кацапы, не зомби, а светловолосые дети: у девчонки – самые длинные в мире пальцы, у мальчишки – самые крепкие в мире яйцы, вместо сдачи, они повторяют одну и ту же фразу: «Смерти – нет, смерти – нет, наша мама ушла на базу…» 2011 Поминальная Многолетний полдень, тучные берега — не поймешь: где пляжники, где подпаски, по Днепру сплавляют труп моего врага — молодого гнома в шахтерской каске. Пешеходный мост опять нагулял артрит, тянет угольной пылью и вонью схрона, и на черной каске врага моего горит — злой фонарь, багровый глаз Саурона. Середина киевского Днепра, поминальная – ох, тяжела водица, и на тело гнома садится его сестра — очень редкая в нашем районе птица. Донна Луга – так зовут ее в тех краях, где и смерть похожа на детский лепет, вся она, как будто общество на паях: красота и опухоль, рак и лебедь. Вот и мы, когда-нибудь, по маршруту Нах, вслед за ними уйдем на моторных лодках, кто нас встретит там, путаясь в именах: жидо-эльфы в рясах, гоблины в шушунах, орки в ватниках, тролли в косоворотках? |
