Оша вышел на улицу, но замер, оказавшись в тупике. Он сейчас мог сделать меньше, чем Винн — помочь Тени. Эта досада и беспомощность привели к спору с ее не-мёртвым товарищем. Что в свою очередь лишь усилило ее отчаяние.

Так он и стоял в темноте у входных дверей, пока не услышал шаги и не заметил идущего к нему Чейна.

— Нашёл что-нибудь? — спросил не-мёртвый.

— Нет, — ответил он. — А ты?

Чейн покачал головой и посмотрел на дверь трактира:

— Ты заходил к ним? Как Тень? Есть изменения?

Оша перевёл взгляд на Чейна, но тот старательно не смотрел на него.

— Нет. Не заходил. И Винн не выходила.

— Так значит… у нас перемирие… ради нее?

Этот внезапный вопрос почти заставил Ошу с пылом возразить, но он прикусил язык. Это был странный мир; может быть, и ему самому следует стать странным.

— Да, — медленно проговорил он. — Наше перемирие ради ее цели, но не ради…

Дверь распахнулась, на пороге стояла она. Увидев их обоих, Винн слегка вздрогнула. У Оши не было никаких шансов закончить свою мысль. Благодаря его ломаному нуманскому, возможно, выйдет менее понятно… но не для Винн. Поэтому он шагнул к ней и, прежде чем Чейн смог заговорить, быстро спросил:

— Тень?

Винн сглотнула.

— Ей лучше, как мне кажется. Она… она пришла в себя и немного поговорила со мной. Я еще не знаю, плохо это или нет… И сколько потребуется времени и заботы.

Странно, но Оша услышал, как высокий не-мёртвый вздохнул вроде бы от облегчения.

— Хорошо, — сказал Чейн. — Получится ли перенести ее на корабль, возможно, завтра? Мы должны уйти отсюда как можно скорее, прямо на север…

— Нет, мы не собираемся к Красной Руде в Дред-Ситт, — отрезала Винн. — Мы отправимся на юг.

На мгновение воцарилась тишина, а затем Оша заметил кое-что в руке Винн. Она держала странный, немного обесцвеченный кусок металла, который использовала для отслеживания шара и герцога с ним.

— О чем ты? — потребовал Чейн.

Винн мгновенно повернулась к нему. В последовавшем споре у Оши не получалось успевать за их словами. Все, что он уловил, было похоже на имя, которое он, кажется, слышал раньше, хотя не был уверен.

— Это безумие! — наконец так резко прохрипел Чейн, что его горло должно было заболеть. — Ты не можешь доверять ему. Даже произнося правду, он искал выгоду для себя.

— Я знаю, — парировала Винн. — Но сейчас он единственный, к кому я могу пойти, чтобы активировать это снова, — она сунула кусок ключа Чейну в лицо. — Поэтому мы должны идти на юг, даже с другим шаром на руках.

— К Магьер, Лисилу и Мальцу? — раздражённо спросил Чейн.

Винн отвернулась и ничего не сказала. Оша мог видеть, каким был ответ.

— Я должен проведать Тень, — прохрипел Чейн, обрывая спор.

Он рывком открыл дверь и с грохотом захлопнул её за собой.

А еще странно было то, что сейчас, вникнув в суть, Оша оказался согласен с нежитью — по крайней мере, в том, что касалось шара.

Наконец оставшись с Винн наедине, Оша сдерживал сотню вопросов, касающихся того, что так сильно изменило ее. Но все, что он смог спросить, было:

— Кто это… Иль-Шан-кей?

Домина Гассана Иль’Шанка впихнули через двери большой куполообразной залы на вершине императорского замка в центре Иль'Дхааб Наджуум. В настоящее время это широкое круглое пространство было пустым.

Четыре императорских стража в золотых одеждах вышли, и, когда за ними плотно закрылись огромные двойные двери, эхо разнеслось вокруг.

Гассан посмотрел на мозаичный пол. Его полированные плитки из цветного мрамора образовывали петлеобразный рисунок, центрирующийся на пьедестале диаметром в три ярда. Всё пространство залы было залито рассеянным солнечным светом, пробивающимся сквозь мозаику стеклянного купола наверху. Помимо пути, которым его сюда привели, выход был только один — дальние двери, планки из чистейшей слоновой кости с золотыми ручками шириной с его предплечье. Но за ними окажется еще больше императорской стражи.

Это место вряд ли кто-то желал бы посетить.

Помимо переговоров сановников с императором, здесь проходил суд под небесами. И сейчас император будет судить его — возможно, за измену или за что похуже.

Он больше не носил темно-синюю мантию ордена метаологов, ибо был в бегах. Его короткие, темно-каштановые, чуть тронутые сединой волосы были в беспорядке, пряди свисали перед густыми бровями над проницательными глазами, прямым, но выдающимся носом. Одежду пришлось позаимствовать, и теперь она состояла из простого шарфа на голове, серой льняной рубашки, темных брюк и мягких кожаных сапог. Они были слегка велики ему — словно он был бродягой, не имеющим собственной одежды.

Когда его нашли — когда о нём пронюхали — он не стал сопротивляться или бежать, хотя мог. Его жизнь может окончиться здесь, в этой высокой зале, но именно здесь он должен находиться. Среди тех, кто может прийти сюда, был один, на кого он надеялся… и надежда не угасла, когда дальние двери начали открываться.

Гассан Иль'Шанк упал на одно колено и склонил голову, но не так низко, чтобы не видеть входящих. Первыми шли стражи, с десяток, а затем «независимые» советники — только трое из семи имели право одновременно находиться в резиденции императора. Все они были либо первыми дочерьми, либо вторыми и третьими сыновьями семи королей Империи. Называть их советниками было правильно, поскольку они являлись эмиссарами своих отцов. Но также они были заложниками, призванными к императорскому трону, чтобы держать королевские дома в послушании.

Гассан не обратил на них внимания, пока не вошла еще одна троица под защитой четырех имперских стражей.

Высокий Премин суманской миссии Гильдии Авели-Джама был одет в серый, как любой премин каталогистов. Его сопровождали премин Волья и домин Иль`Банаш, оба в темно-синем. То, что руководитель миссии Гассана выбрал в спутники двух метаологов, подтверждало его опасения.

Суманские метаологи отдавали предпочтение магии, в отличие от нуманской миссии, где учили в основном тавматургии. И Волья, и Иль`Банаш были высококвалифицированными специалистами.

Гассан тоже был сведущ в магии, а также в запрещенном третьем разделе чародейства — колдовстве, тайно воскрешенном его братством более двухсот лет назад. Колдовства боялись, на колдунов шли гонения во всем известном мире.

Подозрение в колдовстве было, конечно же, одной из причин, почему его доставили сюда. А присутствие метаологов говорило Гассану, что решение может быть уже принято.

Следующий вошедший заставил его настороженно напрячься.

Личному советнику императора Вахиду аль а`Ямину было ближе к восьмидесяти, но его глаза и разум были остры, как у ястреба. В отличие от многих, кто украшал королевский двор, он всегда был одет просто, в коричневые брюки и кремовую рубашку под тёмным халатом. Его волосы должны были быть белыми от седины, но он всегда покрывал их красной чалмой, вторя цветам, которые носили стражники — будто воображал себя воином или желал создать такое впечатление, хотя никогда не служил. Его лицо было испещрено морщинами, с возрастом он ссутулился, стал выглядеть хрупче, но Гассан не дал себя этим обмануть. Советник а`Ямин был одним из самых влиятельных людей в Империи.

Гассан тщательно сохранял спокойствие и не показывал своего состояния остальной части свиты, но последний вошедший поразил его. Это не был император Каналам.

Принц Оунялам, первенец и наследник императорского престола, смотрел только на Гассана Иль'Шанка, когда шагнул на пьедестал и встал в центре.

Для своего народа он был мал ростом и имел более тёмные волосы и кожу; в свои тридцать восемь он еще не взял даже первую жену. Это было поводом для сплетен в Империи, ведь бывали случаи, когда за престол с наследником боролись его внуки и правнуки. Сам император не произвел на свет своего первого «законного» наследника, Оунялама, пока ему не исполнилось пятьдесят семь, и в настоящее время Каналам был старше, чем большинство его предшественников из летописей.