Чейн находил, что эта ситуация выглядит всё более странно. Они были гостями, заключенными или просто кем-то вроде слуг? Опша застыла возле арки, а девушка поспешила убрать со стола.

Чейн посмотрел на Винн:

— Похоже, наш провожатый ждет.

Пока Опша вела их на третий этаж к комнатам, Винн размышляла. Ей очень хотелось поговорить с Чейном и Ошей, но без Николаса. Поэтому на подходе к своей двери, она притворно зевнула.

— Как же я устала. Спокойной ночи всем.

Николас с облегчением кивнул и поспешил к своей двери. Винн потянула Чейна за рукав и, глянув на дверь своей комнаты, одними губами произнесла: «Встретимся позже».

Чейн проследил, как Николас входит к себе, а затем кивнул и направился ко второй двери. Под взглядом Винн Оша пошел за ним, хотя и не так быстро. Она скользнула внутрь своей комнаты.

Она собиралась вместе с Тенью подождать, пока не будет уверена, что Николас спит, но вдруг передумала. Для охранников будет менее заметно, если в другую комнату пойдёт она, а не Чейн с Ошей, поэтому приоткрыла дверь.

Охранники все еще были на своих постах в конце каждого прохода. И оба тут же посмотрели в ее сторону. Она вышла, проигнорировав их, шагнула ко второй двери и постучала.

— Я забыла дать вам инструкции на завтра, — сказала она.

Дверь приоткрылась, и девушка, увидев за ней Ошу, поспешно вошла. Прежде, чем он сказал хоть слово, она приложила палец к губам.

Винн внимательно слушала, пока скользнувший вдоль стены Чейн закрывал за ней дверь. Она не уловила снаружи шагов — охранники остались на своих местах. Очевидно, их не заботили перемещения гостей, пока никто из них не покидал верхний этаж без сопровождения. Вздохнув, она повернулась к Чейну и Оше, и отметила, что их небольшая комната была идентична ее собственной.

— Как прошла… встреча со старым Хранителем? — спросил Оша.

— Ужасно, — честно призналась она. — Юсифф задавал вопросы, на которые я не могла ответить. Всё закончилось тем, что он разоблачил меня, назвав мошенницей в мантии.

Чейн нахмурился:

— Ты ничего не узнала?

— Как сказать… он не болен и не так стар. Я думаю, в действительности его беспокоит состояние Карла. Его преданность благородной семье не подлежит сомнению, так как иначе он бы бросил это место давным-давно. Но что-то еще происходит здесь, — она обдумала остальную часть встречи. — Похоже, Юсифф вызвал Николаса, чтобы тот помог герцогу. Но даже это не всё. Поговорив с Николасом наедине, я предложила, чтобы он побеседовал с герцогиней… и выяснил, знает ли Шери о том, как были отправлены письма.

Чейн подошел ближе:

— Станет ли он… или, скорее, сможет ли?

Очевидно, Винн не единственная сомневалась в полезности Николаса.

— Думаю, что он сделает что-нибудь, чтобы остаться. Он сказал мне, что хочет попробовать завтра.

— Хорошая работа, — кивнул Оша.

Она, провалив дело с Юсиффом, не заслуживала этой похвалы.

— Я ненавижу то, что приходится использовать Николаса, — проговорила она, — но не вижу другого пути. Герцогиня вряд ли будет разговаривать со мной, не говоря уже о ком-то из вас. А она может даже не знать ничего полезного. Мы должны выяснить, был ли посыльный отправлен отсюда. Это наша единственная надежда определить, один и тот же человек он и вор или нет. А также как Юсифф связан со всем этим.

— Теперь у нас больше, чем было по приезду, — ответил Чейн. Он прошелся к двери, и Оша отпрянул, когда он схватился за щеколду. — Мы больше ничего не можем сделать сегодня, так что давайте спать.

Его резкое поведение, как если бы он хотел, чтобы она ушла, почти застало ее врасплох. Возможно, он был прав. Выбитая из колеи и разочарованная неудачами, она направилась к открытой им двери.

— Хорошо, — согласилась Винн, еще озадаченная поведением Чейна: он практически выпроваживал ее. — Увидимся утром, Оша.

Неужели Чейн действительно хотел провести ночь в одиночестве, наблюдая, как Оша спит?

Как только на землю опустились сумерки, в небольшом помещении одной из камер крепости материализовалась фигура, одетая в черную мантию и плащ. Внутри объемного капюшона, там, где должно было находиться лицо, зиял мрак. Хотя воздух в камере был неподвижен, мантия и плащ незаметно колебались.

Сау`илахк пробудился от сна — один и с совершенно чистым сознанием — ради человека, который, как правило, ждал его поздним вечером.

Но сейчас это мало что значило.

Он поднял руку, и рукав соскользнул вниз. Мгновение он смотрел на свои тонкие запястья, на полностью завернутые в полоски черной ткани пальцы. Даже ему самому рука казалась такой реальной, такой плотной, но это было не так. Что угодно могло пройти сквозь неё, будто он был миражом в великих пустынях его родины. Конечно, сосредоточившись, он мог сделать руку материальной, но вместо этого просто беззвучно поплыл по камере. Он остановился у небольшого стола, потертого и выгоревшего от времени, и посмотрел вниз на предмет, лежащий там — незамкнутый обруч из красного металла.

Он был толстым и тяжелым, немного больше шлема в диаметре, и около четверти его длины отсутствовало. В этом промежутке с открытых концов выступали ручки, направленные прямо друг на друга.

Некоторые назвали бы его торком, шейным украшением, какие носят почитаемые гномы, но правильнее было называть его ключом.

Сау’илахк поднял его ставшей материальной рукой и медленно отвернулся от стола. Эта вырезанная в твердой скале камера была маленькой, но уединённой, безопасной и подходила для его нужд. Возможно, когда-то это помещение использовали для хранения чего-либо или для содержания заключенных. Старая, но прочная но деревянная дверь позади него вела в главную подземную камеру, где были такие же двери, возможно, запертые.

Справа от двери стояла железная тренога. Ножки её поддерживали железное кольцо, на котором лежал другой объект — больше в этой запертой комнате не было ничего.

На чуть большей по диаметру подставке покоился шар, но не из красного металла. Он был из какого-то неизвестного материала, ни металла, ни камня, темным, как уголь, со слегка шероховатой поверхностью, будто равномерно обточенный базальт. Шип из такого же материала проходил сверху вниз через центр шара, его коническая вершина была такой ширины, что удобно легла бы в кулак. Заостренный кончик шипа выступал из дна шара между ножек подставки. И шип, и шар были словно выточены из единого куска породы.

Один вид его вызывал у Сау`илахка восторженную дрожь после тысячи лет бесплотной тоски. О, как же давно он начал искать…

Шар — «якорь» — Духа.

Его нетерпение росло, Сау`илахк посмотрел на дверь, а затем поднял торк на уровень провала его темного капюшона. Этот предмет был его спасением — как только он, наконец, понял, для чего может служить этот шар… нет, якорь.

Ранее в этом году он следил за поисками, что возглавляла Винн Хигеорт, приведшими в Балаал-Ситт — огромную, забытую и давно павшую горную цитадель гномов. Он надеялся найти там этот шар, но в его глубинах горы, куда он стремился почти тысячу лет, оказался не он.

Отчаяние почти сломило его тогда, почти толкнуло в пучину вечной скорби и безумия. Тот шар, что он обнаружил под забытым ситтом, был не способен вернуть ему плоть, физическую форму — его бог обманул его, пообещав вечную молодость.

Бессмертие, вечная жизнь, не то же самое, что вечная молодость.

В одном случае служишь духом, в другом — телом, хотя разум мог остаться при любом варианте. Если бы он только знал тогда…

Его дух, сама сущность и тень жизни, ушли, когда его дряхлое от старости тело умерло и ссохлось. Но когда его мертвая плоть распалась прахом, он смог подняться из своей могилы в горах как не-мёртвый дух.

В первую ночь он кричал от ужаса, а затем бушевал от ярости.

Почти тысячу лет спустя, в Балаале, в тупике тоннеля глубоко под гномским ситтом, все, что осталось, — это злоба и необходимость бежать от преследователей. Прежде, чем они нашли неправильный шар, который ничего не значил для него, он взял торк-ключ, что нашел там же, и спрятал в каменной стене пещеры. Он бежал оттуда с тоской и ощущением предательства, какое чувствовал в первую ночь своей смерти. А также с растущей ненавистью к своему богу.