— Это его выбор, — сказал Бротандуиве. — Залезай.

Все еще не веря, что его просили именно об этом, разум Оши зафиксировался на словах: «Его выбор». С трудом сглотнув, он взял камешек. Отводя глаза, он осторожно шагнул к священному и протянул руку.

Когда его пальцы зарылись в гриву на широкой шее Слышащего, он замешкался.

Это было кощунством.

И всё же Оша оперся на шею, перекинул ногу через его широкую спину и как можно скорее отдёрнул руки.

Бротандуиве шагнул ближе:

— Во тьме и безмолвии.

Оша не повторил присягу своей касты и не посмотрел на греймазгу. Клуассас без предупреждения сделал шаг, и Оша был вынужден снова схватиться за его шею. Он помчался прочь через деревья, и Бротандуиве быстро скрылся из вида.

Последующие дни и ночи стали единым смазанным пятном.

По прикидкам Оши, от того места, где он оставил греймазгу, Слышащий должен был нести его до побережья примерно семьдесят пять или восемьдесят лиг. Он не знал, сколько это существо может преодолеть за сутки, особенно в таких дебрях. Поначалу шок и отвращение так подействовали на его разум и сердце, что он не обращал внимания на окружающее. Только отмечал ветви деревьев, с огромной скоростью проплывающие мимо его головы, пока он, вцепившись в шерсть на холке существа, ехал на восток.

Но уже к вечеру голод, жажда и усталость взяли верх над потрясением и разбудили разум. Он не знал, как следует должным образом обратиться к тому, кто нес его.

Наконец отчаяние заставило его прошептать:

— Остановись… пожалуйста.

Священный перешёл на рысь и встал как вкопанный.

Оша соскользнул на землю, и его ноги тут же подкосились. Он никогда не ездил верхом, уже не говоря о том, чтобы на другом разумном существе. Когда он рухнул на землю, серебристо-серый клуассас отступил в заросли и завертел головой… а затем обернулся, и огромные кристально-голубые глаза взглянули на него.

Священный медленно выдохнул, фыркнул и топнул копытом.

Оша с усилием встал, но его ноги все еще дрожали.

Там, у копыт клуассаса был ягодный куст, усыпанный зрелыми фиолетовыми ягодами биссельники. Он упал на колени и начал жадно есть, одновременно утоляя и голод, и жажду. Он заглатывал их целиком, вместе с горчащей кожицей, но чуть насытившись, замер и уставился на ягоды в своих испачканных соком ладонях.

Оша слышал дыхание клуассаса позади. Когда он медленно обернулся, то наткнулся на пристальный взгляд священного и словно оцепенел внутри. Он нес его — его, даже не считавшегося полноценным анмаглаком теперь, когда он потерял своего учителя, своего йоина. А он набивает желудок прямо на его глазах.

Какой позор!

Оша отвел взгляд и медленно поднял сложенные чашечкой ладони. Когда почувствовал, как огромная, длиной с его руку морда коснулась кончиков его пальцев, он вздрогнул. А затем язык существа потянулся к ягодам. Наконец, Оша осмелился поднять на него глаза.

Он никогда не сможет это забыть, поскольку, когда клуассас остановился и поднял голову, он опустил руки и обнаружил на ладонях три ягоды биссельники. Слышащий фыркнул снова.

Сколько времени он не мог понять этого?

Даже когда он съел эти три ягоды, немного влажные от слюны, он все еще не был уверен. Он набрал ещё горсть, и ещё, каждый раз предлагая ему, но священный всегда оставлял три для него. Наконец он отвернулся, закрыл глаза и склонил голову, замерев в неподвижности.

Оша не знал, что и делать. Поэтому просто уселся там, где стоял, и нечаянно заснул.

Проснулся он на рассвете, почувствовав гул в земле под собой.

Священный стоял над ним и ждал.

Именно так прошли следующие дни и ночи: Оша ехал, цепляясь за загривок клуассаса, прерываясь лишь на короткие остановки для отдыха, когда священный находил для них еду или источник с питьевой водой.

Однажды ночью, прямо перед рассветом, Оша почувствовал, что его спутник начал уставать. Но Слышащий не сбавил темпа и не стал останавливаться для более длительного отдыха. Даже когда Оша достаточно осмелел, чтобы умолять и просить его об этом, тот продолжал бежать. Когда они приблизились к побережью, и заросли стали реже, находить воду стало труднее.

Утром третьего дня Оша проснулся от дикой жажды, его рот слишком пересох, чтобы он мог заговорить. Клуассас стоял рядом и ждал. Когда он взобрался на его спину, существо к его удивлению повернуло на север. Оша знал, что они должны были направляться на юго-восток.

Он попытался сказать ему остановиться, но растрескавшиеся губы не послушались.

Тот действительно остановился, но спустя некоторое время. Оша посмотрел вниз и увидел весело журчащий родник. В облегчении он соскользнул на землю и от души напился. На сей раз его совсем не смутил гул в земле, когда клуассас встал рядом с ним, чтобы сделать то же самое.

Никакая вода никогда не была так вкусна, и никакой момент его жизни никогда не был так безмятежен. Хотя это не уменьшало его горя от потери наставника, его стыда из-за того, что пришлось покинуть Леанальхам и Глеаннеохкатву, а также его подозрений к греймазге.

Ту тихую минуту рядом со священным, нарушаемую лишь мягким журчанием воды по камням, он запомнил навсегда. Мир вокруг казался таким стабильным и призрачным одновременно…

Когда они продолжили путь, священный снова повернул на юго-восток. В сумерках того же дня, после долгого и сложного перехода он остановился. Оша спешился, теперь твёрдо зная, что где-то рядом есть еда или вода. И обнаружил поросль странных диких ягод, красных, словно кровь, и покрытых крошечными семенами. Прежде он никогда не видел таких. Они были намного слаще, чем биссельника.

Они разделили очередную трапезу, и Оша устроился у ствола тщедушной сосны. Он собирался закрыть глаза и заснуть, но тут клуассас шагнул ближе и опустил голову к нему — он мог почувствовать его дыхание на своем лице.

Оша не знал, что делать на сей раз. Он не просил об этой поездке, но священное существо его народа ради его безопасности зашло так далеко, выдержав долгий и трудный путь.

— Благодарю, — прошептал он.

Оша замер, когда священный прижал свой мягкий серый нос к его лбу. Чувство покоя охватило его, как в тот момент у ручья, и он заснул.

Когда он открыл глаза, уже наступил рассвет, а он был один.

Ему потребовалось время, чтобы осознать, что Слышащего нет поблизости. Он поднялся и заозирался по сторонам, пытаясь прикинуть своё местоположение. Звук разбивающихся о камни волн достиг его ушей, и он пошёл на этот отдалённый рёв. Вскоре он продрался сквозь редкий подлесок и посмотрел вниз на прибрежную деревушку.

Маленькие лодки сновали вдоль нескольких узких причалов, а два судна побольше дрейфовали в крошечном заливе. Когда он увидел деревушку, весь покой, оставшийся с прошлой ночи со священным, исчез.

Оша направился вниз по склону, чтобы найти дорогу дальше на юг.

Винн не осознавала, что затаила дыхание, пока Оша не прекратил рассказ и не посмотрел в пол. Она судорожно вдохнула, и любой вопрос относительно того, что произошло потом, застрял в ее горле. Все, о чем она могла думать, так это о духорождённом существе, которое…

— Греймазга и я… и ты, — прошептал Оша, — единственные из тех, кого я знаю, кто когда-либо стоял так близко к одному из них.

Винн не сразу поняла, что он имеет в виду.

Однажды на его земле, когда Лисил искал свою мать, Малец в одиночку ушёл в лес. Винн последовала за ним, даже несмотря на то, что лес Ан’Кроан затуманивал её разум, что он делал с любым не Ан’Кроан. Она почти сразу же потерялась, но Малец нашел ее, а с ним — стая диких маджай-хи, среди которых была и будущая возлюбленная Мальца Лилия.

Винн не могла поспевать за мчащейся на поиски матери Лисила стаей, так что единственным выходом было…

— Ты и я, — добавил Оша, — единственные из тех, кого я знаю, кто когда-либо ехал на их спине.

Да, в том поиске Мальца и стаи Слышащий нес ее.

Оша склонил голову. Какими бы напряженными и резкими ни были теперь черты его лица, сейчас, впервые с тех пор, как она увидела его в Колм-Ситте, они стали смягчаться.