— Конечно, Родион Иванович.

Козлов рассыпался в благодарностях и исчез. Господи… Спасибо и на том.

Спустя несколько минут меня по дороге в кабинет перехватил Мишенька. Сообщил, что положил на мой стол конверт, оставленный Снеговым. Я ускорила шаг.

Конверт был из серой плотной почтовой бумаги. Почему-то стало страшно. Подержав его в руках, я решительно извлекла на свет сложенный вдвое лист и развернула его.

Заявление об уходе. Сверху канцелярской скрепкой пришпилен зеленоватый бланк, долговое обязательство, выданное агентством «Шанс» Снегову Р. В.

Вернув бумаги в конверт, я ринулась к Мишеньке.

— Когда? — Я взмахнула конвертом.

— Ч-что «когда»? — ошалело переспросил Мишенька.

— Когда он это оставил?

— Да еще вчера вечером зашел.

— Ключи!

Он, не глядя, нашарил в ящике связку и протянул мне.

Открыв дверь, я ворвалась в кабинет. Он оставался вроде бы прежним, но при этом казался пустоватым. Исчезли мелочи, придающие помещению индивидуальность, делающие его «норой» Снегова. Со стены исчез небольшой зимний пейзаж — я так и не разглядела его как следует. Опустела книжная полка — раньше там стояли личные справочники. Не было ни его темной глиняной кружки, ни обуви на подставке.

На краю стола примостилась невысокая стопочка — должно быть, последние личные вещи Рюрика в конторе. Я растерянно постояла, потом торопливо перерыла ящики стола. Там лежало несколько рабочих папок.

Сев за его стол, я оживила селектор:

— Мишенька, вы не в курсе, Снегов никому дела не передавал?

— Н-не знаю… Вроде они с Козловым на днях сидели над документацией… — припомнил Мишенька.

— Козлов там далеко? Отправьте его ко мне, я у Снегова в кабинете.

— Да, я знаю, сейчас.

Родион Иванович подтвердил худшие мои опасения: в среду Снегов, ничего мне не объясняя, сдал ему дела.

— Так он же вроде уехать хотел, разве он вам не сказал?

— И надолго?

— Ну… — протянул Козлов. — Не знаю… Но мне показалось, что да.

Снова оставшись одна, я села в кресло. Его кресло.

Все…

В голове было пусто. Перебрала стопку: папки, книги… В самом низу — тетрадь в зеленых корочках. Машинально начала листать перекидные страницы. Я не вникала в смысл, просто всматривалась в строки, написанные его рукой. Не знала, что для меня настолько важно ощущать себя сопричастной ему — хотя бы так.

А ведь все было в моих руках! Господи, что я натворила!

Вспомнилось, что первые полгода, а то и больше, Снегов был, образно говоря, главным гвоздем в моем ботинке. Весь его облик выражал уверенность, компетентность и спокойствие, которых так не хватало мне. Как и остальные, Снегов прекрасно понимал всю иронию ситуации: директором конторы оказался человек, абсолютно не разбирающийся в специфике ее работы — единственный из сотрудников! Правда, продолжалось это недолго — но ведь было же, было…

Внезапно я отчетливо осознала: Снегов с самого начала нравился мне. Не образующие его характер отдельные черты (какими я их себе видела), а сам он, в целом. Что-то подсказывало мне: за внешними проявлениями было другое, составляющее его истинную сущность. Вот только я не слышала подсказок.

Слишком сильно меня уязвляло его невнимание. Да! Похоже, казенная вежливость Снегова и была тем, что настроило меня против него.

Что же это за сволочная особенность у нас Овнов!.. Среди множества бедолаг, предпочитающих на нас плевать, все-то мы норовим выбрать того, кто предпочитает на нас вместо этого не плевать и глаз отвести не можем! Вот только я нетипичный Овен, оказывается. Вместо того, чтобы кинуться завоевывать объект внимания, я предпочла выстроить защитную стеночку.

Перевернув очередную страницу, я ощутила смутное беспокойство: что-то там, две-три страницы назад, зацепило мое внимание. Я отлистала и увидела текст, разбитый на строфы.

Сердце превратилось в горячий комок и, подпрыгнув, застряло в горле. Я задохнулась.

«Профессор, мне плохо». Однажды я позвала — и он пришел. Сейчас плохо ему. Он — не позовет.

Я пошла к себе, намотала шарф, накинула плащ, вернулась к столу, негнущимися пальцами затолкала конверт в тесноватую для него сумочку. Спохватившись, вернулась, попыталась разомкнуть на тетради тугие кольца. Они не поддавались. Черт с ними! Выдрала испещренный строфами лист, спрятала в тот же конверт.

Бросив на бегу: «Миша, меня нет!», покинула контору.

До угла проспекта Ветеранов и партизана Германа я добралась на одном дыхании. Взбежала на второй этаж, позвонила. Кнопка звонка показалась мне раскаленной — все чувства были перепутаны.

С каждой секундой становилось все очевиднее, что дома его нет. Когда его матушка наконец открыла, я уже знала, что она скажет. Плохо было другое: я не сразу сообразила, что и она захочет узнать, что скажу я.

— Людочка! — заулыбалась было Кассандра Антониновна, но осеклась. — Что-то случилось?

— Здравствуйте. Мне срочно нужен ваш сын.

— Рюшик? А его нет дома. Я думала, он на работе.

Кассандра Антониновна требовательно и выжидательно уставилась на меня, но я решительно выпалила:

— Как только появится — пусть немедленно позвонит мне. Очень вас прошу, проследите за этим. Извините, мне пора.

На лице моей собеседницы медленно проступало подозрение. Но я, не отвечая на него, кивнула, развернулась и кинулась вниз по лестнице.

Выбежав из дома, я остановилась. Достала мобильник, выбрала номер Снегова. «Аппарат абонента выключен или находится вне зоны действия сети».

Идти было некуда и незачем. «А отчет?» напомнил внутренний голос. «Отчет? — тупо переспросила я. — Ах да». И поплелась на работу.

Когда проклятый отчет был наконец закончен и отправлен, часы показывали без двенадцати шесть. Я выключила компьютер, погасила настольную лампу и, сняв очки, потерла уставшие глаза. Сотрудники уже разбежались, в запертом офисе я была одна. Самое время подумать о том, что делать дальше.