Сама я люблю сочетание этого времени года и уголка планеты. Осень для меня воплощает лучшие воспоминания жизни: раннее детство, начало учебного сезона в школе, а затем и в нежно любимом институте… Словом, осенью как-то особенно хочется жить, и дрожащие от тумана улицы кажутся растворенными во времени.

Вот и сейчас, вглядываясь в легкую хмарь за окном, я невольно жалела о том, что уже ноябрь, и скоро неверный питерский снег затушует мою осеннюю сказку.

Отпуск отца обычно приходился на осень, и мы проводили его все вместе. А нынешняя осень была четвертой с тех пор, как я в последний раз видела родителей. Они звали в гости — но разве тут уедешь? Крутишься как белка в колесе…

Постойте! Белка в колесе?.. Я почувствовала какую-то неувязку — и вдруг со всей отчетливостью поняла, что постыдно живу прошлым. К этой мысли я оказалась не готова.

Поначалу, вытаскивая себя и контору из финансовой ямы, «причиняя реальную пользу реальным людям», ежедневно урабатываясь до полусмерти, я ощущала себя нужной, необходимой и незаменимой. Но сейчас, по прошествии почти трех лет, невзирая на сокрушительные успехи в работе я невольно начала казаться самой себе свадебным генералом и зампредседателем в одном лице. Ибо дело наладилось, бывшее трудовым подвигом стало рутиной, и в мое отсутствие работа в конторе шла так же споро, как при моем номинальном участии.

Размышления прервал телефонный звонок.

— Агентство «Шанс».

— Людмила Прокофьевна?

— Здравствуйте, Борис Артемьевич.

— Как прошли переговоры с «Тарой»?

— Превосходно. Думаю, они больше не рискнут к нам обращаться.

Трубка опасливо и недоверчиво произнесла:

— Вы с ума сошли?

— Нет, Борис Артемьевич.

— Вы внимательно ознакомились с их условиями?

— Полагаю, куда более внимательно, нежели вы. Надеюсь, это с вашей стороны была невнимательность, а не диверсия.

— Жду объяснений, — проговорил мой начальник так отрывисто, будто следом должно было прозвучать «считаю до трех, потом стреляю».

— Я отправила вам факсом копию договора, который вы так настойчиво рекомендовали мне подписать — обратите внимание на помеченные пункты. Думаю, вопросы отпадут сами собой.

— На их условиях да при их объеме намеченных работ…

— Вам нужен скандал многомиллионного масштаба? Препятствовать не смею. Но не через «Шанс». Эта, как вы однажды изволили выразиться, рискованная затея риском даже не отдает — здесь вас ждет верный провал. Гарантирую. Если вы любите риск — давайте поспорим. Вы какой суммой готовы пожертвовать?

Левинскис помолчал.

— Полагаю, за вашей беспримерной наглостью, Людмила Прокофьевна, что-то стоит.

— Крайнее удивление. Условия, предлагаемые этой вашей «Тарой», насторожили бы любого. Не понимаю, как вы это просмотрели? Дело даже не в том, что вы подзабыли специфику региона. Если вам не жалко своего филиала — подумайте о людях, которые на этой сделке потеряют все. Если вам кажется, что я позволяю себе лишнее, — можете меня уволить. Хоть сейчас. Но пока я здесь, контора не будет иметь ничего общего с этой строительной компанией.

— Я вам перезвоню.

— Сделайте одолжение.

Бросив трубку, я усилием воли взяла себя в руки. В солдатиков он не наигрался! Телефон на столе снова заурчал:

— Людмила Прокофьевна, тут звонит Анечка, говорит, что задерживается, там что-то с лавальским клиентом напутали. Спрашивает, приезжать ли с отчетом по результатам.

Нет, дорогие, сегодня все без меня — тем более что вы и сами справляетесь великолепно. Я нажала серую кнопку:

— Не нужно. Завтра придет на работу, тогда все и расскажет. Разумеется, если нет ничего серьезного. На всякий случай пусть ознакомит с результатами Анну Федоровну.

— Хорошо, передам. Ничего больше не требуется?

— Спасибо, Мишенька. Принесите отчет за октябрь, пожалуйста.

Мишенька у нас — «секретарша». Так уж вышло, и хотя он работает у нас больше года, должность его до сих пор служит для всех неисчерпаемым источником веселья.

По негласному правилу, царящему в «Шансе», клиентура поделена между агентами по принципу разумности — кто кого сможет обработать наиболее эффективно. Самые дотошные и недоверчивые клиенты, жаждущие, чтобы им показали и объяснили в документах каждую запятую — епархия Родиона Ивановича Козлова. Он юрист по образованию и человек старой закалки — предельно педантичен и полностью лишен чувства юмора.

Селектор снова зашевелился:

— Людмила Прокофьевна, Аня говорит, что отчет за октябрь еще утром на ваш стол положила.

— Хорошо, я посмотрю.

Ну вот, вместо того, чтобы в окна смотреть и ворон считать, лучше поинтересовалась бы, что лежит у меня под носом!

«Так поинтересуйся, — сварливо вклинился внутренний голос. — Вместо того, чтобы монологи разводить на три акта». Какие три акта? Впрочем, с этим товарищем лучше не спорить.

Я начала неспешно листать файлы. Вот они, мои сотрудники. Отчет — вещь безликая: договоры, документы, квитанции, — а между тем каждая сделка имеет свой почерк, свое лицо. Для меня это лицо агента, который ее ведет.

Вот например: сравнительно недорогая продажа, хотя район приличный — не центр, конечно, но и не дыра. Процент, впрочем, неплохой. Бывает и больше, но для Анны Федоровны это, можно сказать, норма. Дело тут не в низком качестве ее работы, а в специфике клиентуры. Анна Федоровна Лаваль у нас в основном «агент для интеллигентов».

В прошлом Анна Федоровна — преподаватель словесности. Не учитель русского языка и литературы, а именно «преподаватель словесности». Человек она мягкий и крайне благожелательный. Подозреваю, что в глубине души считает всех нас детьми — что, впрочем, позволительно, учитывая ее возраст.

Другая сделка. Тут все серьезно — район, этажность, метраж. Соответственно и проценты агентству зашкаливают. Это Мари постаралась. Маша Завадская, которую в конторе никто, кроме Лисянского, не зовет иначе чем Мари, работает преимущественно по клиентам с деньгами и с гонором. Она легко общается с ними, всегда находя варианты, которые устраивают всех.

Если Анна Федоровна олицетворяет собой век минувший, Мари — само воплощение современности.

Еще одна файловая папочка. Размен: двух- и однокомнатную на трехкомнатную с доплатой. Это, конечно, Лисянский Анатоль Эдуардович. «Агент-универсал», тоже юрист, он одинаково ловко справляется с разными требованиями, и его можно смело поставить в работу с любым клиентом.

Он знает свое дело, виртуозно умеет найти подход к клиенту и убедить его; даже оформление бумаг по его сделкам идет обычно почему-то быстрее, чем у остальных. Кроме того, у Лисянского почти всегда если не прекрасное, то по крайней мере хорошее настроение, он вечно готов шутить. В Лисянском гнездится неистребимый врожденный артистизм: он говорит, словно немного работает на публику. Признаться, поначалу меня это чуточку раздражало, но когда человек так вежлив и внимателен к людям, как наш Анатоль, на него невозможно сердиться.

Кроме агентов, по штату нам полагаются бухгалтер, замдиректора, курьер и секретарша. На должность водителя добровольно переквалифицировался бывший некогда агентом Ясенев Глеб Евсеевич. Глядя на него, можно подумать, что всю жизнь он провел за рулем — однако к тридцати шести годам Ясенев успел перепробовать неимоверное количество профессий.

Ясенев знаменит фразой: «Служебная машина — “лада”. Своя — “жигуль”».

Наш бухгалтер — Ольга Николаевна Ильина — редкий пример женщины, у которой все хорошо. Ей нравится работа, она любит мужа и детей (их у нее двое — мальчик и девочка), и в свои тридцать шесть не разучилась жить необыкновенно ясно.

Далее, а с учетом служебной иерархии даже ранее, следовало бы упомянуть моего заместителя, Снегова Рюрика Вениаминовича — как только у его маменьки язык повернулся эдак назвать сыночка!

Это человек средних лет, средней внешности и редкой работоспособности. Числясь моим заместителем, Снегов фактически совмещает это с обязанностями юриста, и в конторе о нем чаще вспоминают во втором качестве. При крайней необходимости он может работать и с клиентами, но не любит этого по причине замкнутости. Прямой до резкости, а порой даже до бестактности, Снегов, как уже говорилось, необщителен, что вкупе с некоторой угрюмостью делает его человеком довольно неприятным.