Мелкие снежинки тихо разбивались о лобовое стекло. Когда снега налипало слишком много, Глеб Евсеевич включал дворники, и они плавно ходили — вправо-влево. Чем не метроном, неумолимо отсчитывающий назад прошедшие годы? Страшно подумать, как давно все это было! Хорошо ехать по бесконечной дороге, не всматриваясь в очертания, проносящиеся мимо, наслаждаясь их смутной, нечеткой красотой. Хорошо, когда за рулем при этом сидит человек, надежный до мозга костей; хорошо, когда дома тебя любят и ждут… Как он сейчас, как там моя маленькая?

Господи! Прошло почти полтора года, но и сейчас я иногда с трудом могу поверить, что человек, которого я называю мужем, наша дочь и все, что нас объединяет — на самом деле. Я не люблю уезжать, особенно надолго — сразу начинаю скучать, но эта поездка нужна мне как встреча с прошлым, которое я слишком долго гнала и прятала от самой себя. Так долго, что до сих пор не могу привыкнуть к собственному счастью. Порой мне кажется, что я сплю. Зазвонил телефон.

— Здравствуй, родная.

Он что, слышит мои мысли?

— Здравствуй. Как вы там?

— Мы? Просто отлично. Тебя ждем.

Я уловила смешинки в его голосе, тем сильней захотелось обратно.

— Я приеду совсем скоро!

— Даже не думай! Лучше отдохни как следует. Обещаю — у нас все будет хорошо.

— Ладно. Целуй котенка. Я тебя люблю. И уже скучаю.

— Я тоже. Отзвонись, как доедешь.

— Обязательно.

Я отключила мобильник и умиротворенно вздохнула.

— Подъезжаем уже, — сообщил Ясенев.

— Замечательно. Только, Глеб Евсеевич, получается, сдернула я вас с места… Я бы отлично доехала на такси — а обратно с кем-нибудь из девчонок.

— Угу! Это вроде тех, что мы недалеко от Ольгино встретили? — невозмутимо отозвался наш бессменный водитель. — Обижаете, Людмила Прокофьевна! Нет уж, доставлю вас в целости и сохранности. Хоть на душе спокойно будет… Опять же, — он оторвал взгляд от дороги, быстро и лукаво глянув в мою сторону, — если с вами что случится — начальство же с меня голову снимет.

— Ох! — засмеялась я. — Уж прямо так и снимет!

Ясенев недоверчиво покосился на меня:

— А то вы не знаете!

— Спасибо вам, Глеб Евсеевич, спасибо за все.

Он слегка удивился:

— Да не за что, Людмила Прокофьевна.

Я улыбаюсь про себя: есть, Глеб Евсеевич, ох как, есть! Кто знает, что было бы тогда, в памятном сентябре, если б вы не оказались вовремя рядом? Я вспомнила, как он появился на пороге полутемного офиса: «Домой-то едем или как?» Но вот и «Вилла Евы». Оглядев двухэтажный домик (ничего себе «домик»!) в обрамлении елочек, я покачала головой. От Евы я ничего другого и не ожидала. Глеб Евсеевич уехал, пожелав мне хорошо провести время и взяв обещание вызвать его, когда соберусь уезжать. Я не торопилась. Хотелось глотнуть еще тишины — тем более, что засыпанный снегом дом казался стоящим на краю земли…

— Мила!

Вздрогнув, я обернулась. Незнакомая женщина — но удивительно знакомая походка…

— Марианна!

Смеясь, мы обнялись и вместе побежали к дому. Как легко оказалось вернуться в далекую, казалось бы, юность!

Оказывается, собрались уже все, кроме Белки и Василисы, которые умудрились «поцеловаться» вблизи Ольгина — оставалось лишь надеяться, что они появятся позже. Ева принесла камеру — записывать наши откровения «для истории». Гомон и гвалт стояли невообразимые. Десяти лет как не бывало — кажется, сейчас войдет наша строгая Эльга Карловна и приструнит расшумевшихся учениц.

Слегка ошалев от гама, я уютно устроилась в углу дивана. На душе было спокойно и ясно. От того, что мы собрались через столько лет, от того, что и теперь так же остро, как в детстве, пахнет новогодняя елка, от того, что ошибки и страхи прошлого больше не властны надо мной — а если они и пытаются снова поднять голову, рядом есть человек, который поможет мне преодолеть их.

Между тем решался важный вопрос — как определять очередность повествований.

— Вот! Просто и со вкусом, — объявила Чернова, гусарским жестом вливая в себя остатки шампанского и укладывая бутылку на стол. — Русская народная игра «бутылочка»!

Ох, любит Светка на пустом месте делать красивые жесты!

Бутылка двигалась неохотно, словно заржавленный турникет, одну за другой впуская наши истории. Блики звездочками плавали в озаренной свечами полутьме и отражались в затуманенных воспоминаниями глазах недавних девчонок. Как бы ни бежало время, а друг для друга мы, похоже, так девчонками и останемся…

…Когда очередная история была закончена и бутылочка вновь начала свое кривобокое вращение, я уже знала: сейчас она укажет на меня. Я грустно улыбнулась.

Даже не знаю, как смогу рассказывать с моей-то замкнутостью. Но слово, пусть и давнее, надо держать. Что ж, поведаю все, что смогу. Моя история, в отличие от большинства, совсем недавняя. Я мысленно возвратилась на два с лишним года назад, в промозглый декабрь две тысячи второго…

«Заснеженные деревья медленно уплывали назад, исчезая за окном, словно за рамой картины, пропадая из виду, навсегда пропадая из жизни Людмилы Прокофьевны — бесследно, как все, что осталось за спиной. Дом, переставший быть домом, мужчина, переставший быть мужем, и пять лет жизни, пустившие глубокие корни в память, в душу, в планы на будущее — и сейчас, сию секунду нещадно, с кровью выдираемые. Прочь, прочь из отныне и навсегда ненавистного города».

М-да… Эк меня занесло… Как знать, умей я закрывать глаза на очевидные вещи, сколько лет своей единственной жизни убила бы на бесплодные попытки сделаться прекрасной женой, отличной хозяйкой, бледной тенью надутого ничтожества с помпезным именем Игорь Феликсович.

И ведь почти, можно сказать, получилось! «Кто там, в малиновом берете?.. — А, это жена Родионова…» Ни имени-отчества, ни биографии.

Фамилия — и та не своя.

Нет уж! Слава богу, теперь я опять Кулагина. Пусть не самая звучная фамилия, зато своя. Теперь уж никто не посмеет обвинить меня в том, что я сижу на чужой шее, пиявицей присосавшись к «великому человеку». Люди и впрямь ленивы и нелюбопытны — иначе заметили бы, кто на чьей шее сидел предыдущие пять лет. Удивительно, до какой степени может испортить человека первая же ступенька вверх. Но я и сама хороша — за пять лет не заметить, кого на груди пригрела!.. Целого словаря рептилий не хватит, чтобы в самых общих чертах обрисовать вчерашнего «бедного, но честного» правдоборца, а ныне «надежду отечественной политики» — то есть бывшего благоверного супруга. Кто бы мог подумать, что так разожраться и обнаглеть можно буквально в одночасье, ну чем не удав, заглотивший слона!

Хватит! — Судорожно нашарив платок, я вытерла лицо и с чувством высморкалась. — Пусть это нытье станет последним упоминанием И.Ф. Родионова. Так сказать, надгробным словом.

И точка.

Точка, я сказала!!!

Родной город встречал мокрым унылым снегом и слякотью — как всегда в декабре. Семейный, как известно, праздник Новый год предстояло встречать одной. Родители, похоже, прочно осели в окрестностях Торонто. Те немногие из друзей, кто вроде бы обрадовался, услышав мой голос, звали в гости, угрожая познакомить с женами, мужьями, детьми и престарелыми родственниками…

Мне же, хотя семейной жизнью я сыта по горло, не слишком улыбалось любоваться чужой идиллией, чувствуя себя явно лишней на этом празднике жизни.