— Мишенька, а как вы, извините, раздобыли зимой те сведения? Откуда они у вас появились?

— Да как вы и предложили. Подошел к… Ольге Николаевне… И что-то спросил о ее любимом однокашнике. Мол, а всегда ли он был таким как сейчас и сильнее ли похож на человека на воле… Ой, то есть за пределами конторы… Она как будто слегка расстроилась и ответила, что для своих обстоятельств он очень даже неплохо держится и просто поразительно похож на человека. Мало кто так похож на человека. Ну и рассказала все то, что я для вас законспектировал. А что?

— Получается, никаких имен не называлось?

— Н-не помню. Вроде нет… А что?

— А то, Мишенька, что вчера посреди визита к Кассандре Антониновне — матери своего сотрудника, я вдруг внезапно поняла, что нахожусь в доме у Рюрика Вениаминовича.

Миша оторопел.

— Да, Мишенька, именно так. Мне повезло, что я не успела назвать имени человека, по поручению которого явилась. Это помогло мне избежать жуткого конфуза. Но представить себе последствия во всей красе я успела. И это мне, — я свирепо уставилась на Мишеньку, — ничем не помогло. Разве что седых волос прибавило. Если бы седые волосы можно было по выгодному курсу менять на деньги, я бы сегодня сказала вам, Мишенька, большое человеческое спасибо. А так — воздержусь.

Бедный Мишенька выглядел совершенно убитым. Смягчив свой голос насколько смогла, я заговорила вновь:

— Не переживайте так, все обошлось. Хоть могло бы и не обойтись, — не удержалась я от последнего упрека. — Извините, что свалила все на вас… Но я просто не в состоянии и дальше носить это приключение в себе. А с кем еще я могла поделиться?

— Может, вам принести чего-нибудь? Чаю, скажем? — сочувственно спросил Мишенька.

— Нет уж, спасибо! Кто знает, что я получу вместо чая, путаник вы наш! Вдруг действительно принесете «чего-нибудь»? Я уж лучше сама…

Посмотрев в Мишины виноватые глаза, я ободряюще улыбнулась и добавила:

— Я лучше последую вашему совету и попробую пощебетать с Ольгой Николаевной. Думаю, вчерашнее потрясение послужит мне оправданием. Вы ее, кстати, не Оленькой ли зовете?

— Да… Она не протестует и вроде бы не обижается.

— Не обижается или «вроде бы»? Ох, Миша, будьте внимательнее. Внимание — главное в нашем деле.

Таким образом выведя мораль на пустом месте, я отправилась на кухню, по дороге спросив Оленьку, не хочет ли она, часом, составить мне компанию за чаем. Та согласилась, по-моему, несколько заинтригованная. Убедившись, что подслушать нас некому, я рассказала о том, при каких обстоятельствах и с каким сопроводительным текстом попало ко мне ее поручение, и о дальнейших событиях. Разбавив мой нервический смех собственным, куда более веселым, Оленька спросила о впечатлении от Кассандры Антониновны, кивнула и ударилась в воспоминания.

— У нас ее даже в деканате побаивались. Однажды, когда мы были на третьем курсе, Юрика вздумали было то ли на сборы призвать, то ли вовсе в армию забрать. Я не успела всерьез вникнуть, потому что тут же возникла Кассандра в своей коляске. Очень вежливо, холодно, но так, что слышно было на трех этажах, она сообщила декану, что ее сын — единственный кормилец немощной матери. Это вообще-то истинная правда, но в ее устах сразило всех буквально наповал. Так вот, проинформировав о положении вещей, этот божий одуванчик спросила декана, отследит ли он сам разрешение недоразумения или ей следует заехать на военную кафедру и поиграть там в штурмовую танковую бригаду — благо она «на колесах». Было совершенно очевидно, что ей ужасно хочется проверить военную кафедру на профпригодность и что она всерьез рассчитывает разнести там все к чертям. Декан предпочел сделать все, что от него требовалось, без ее участия.

Воспоминания оживили того «сорванца», которым, согласно Кассандре Антониновне, была когда-то наша Оленька. Стало заметно, что к матери «любимого однокорытника» она относится в лучшем случае с уважительной неприязнью.

— Небось Снегову от маминых вмешательств вреда было не меньше, чем пользы? — предположила я. — Не посмеивались над ним добрые однокурсники?

Оленька задумчиво и печально покачала головой.

— А вот знаете — нет! Его не то чтобы очень любили, но… А впрочем, и любили тоже. Кто был в теме — сочувствовали. Впрочем, сам он не рассказывал никогда о своих обстоятельствах…

— Кассандра Антониновна упоминала истфак. Не объясните, что это значит?

Оленька улыбнулась.

— Попробую. На третьем же курсе Юрик подал туда документы, сдал экзамены и начал параллельно учиться на двух факультетах. На втором, конечно, заочно. У нас с историками на начальных курсах были общие предметы, так что он весьма быстро закончил и исторический тоже. Чуть ли не одновременно с юридическим. Сдается мне, Кассандра не ошибается, когда говорит, что два диплома «Рюшика» — исключительно ее заслуга. Только не поясняет, что учился он как бешеный для того, чтобы дома проводить поменьше времени и мамочку видеть пореже. Исключительно властная и беспринципная особа!

— А выглядит достаточно безобидной.

— Ну да. Со стороны. Вы знаете, что Юрик был когда-то женат?

— Теперь знаю…

— Так вот, брак этот просуществовал несколько месяцев и распался под напором его трогательной маменьки. Причем та история оставила у Снегова такой осадок, что, насколько мне известно, он больше никогда не пытался не то что семью создать — даже просто наладить нормальную личную жизнь…

Оленька, кажется, была немного смущена. Еще бы! Разбуженные моим рассказом давние воспоминания ослабили ее бдительность и подвигли на перемывание костей старому другу в компании едва знакомой директрисы. Поэтому она поспешила закончить:

— Эта немощная особа, боюсь, всех нас переживет. И меньше всего шансов у самого Юрика. Как заметил в своем сочинении неизвестный школьник, не будь Герасим так закрепощен, он утопил бы не Муму, а свою барыню. Но он, боюсь, никогда от нее не освободится. Из ложно понятого чувства долга.

Я поняла, что говорит она не о Герасиме.

Не успели мы закончить разговор о Снегове, как он появился собственной персоной и с порога поинтересовался моими делами. Я с удовольствием поделилась новостями из Торонто.

Странно было видеть моего заместителя теперь, когда внезапно выяснилось, что пресловутая «маменька Лисянского», оказывается, не имеет к Лисянскому никакого отношения. И вообще все, что я привыкла в этой связи относить на счет последнего, теперь можно смело переадресовать Снегову. Ой, бедная моя головушка!

Хотя из рассказа Оленьки следовало, что всем, кому «рассудок и жизнь дороги», следует «держаться подальше» от маменьки нашего юриста, я не вняла предупреждению. Видимо, из того же ложно понятого чувства долга. В конце концов, я обещала подбросить ей литературы на астрологическую тему.

На этот раз на улице партизана Германа меня встретили оживленно. Кассандра Антониновна едва не с порога препроводила меня на кухню, усадила за чай и начала делиться успехами. Успехи, что любопытно, и вправду были. То ли преподаватель из меня получился замечательный, то ли у тезки легендарной пророчицы и впрямь была предрасположенность к занятиям астрологией. Она даже сама обнаружила несколько оставшихся неупомянутыми факторов, которые необходимо учитывать при построении гороскопов, и указала мне на них.

— Людочка, вы не задумывались над тем, что, живи мы с вами лет двадцать назад, нас за наши гороскопы вполне могли бы забрать куда следует?

Ага, уже «мы».

— А нас-то за что?

Кассандра Антониновна понимающе усмехнулась, из чего следовало, что анекдот как явление культуры не был ей чужд, как и привычка изъясняться цитатами.

— Ну как же! Для составления гороскопа необходимо знать точное время рождения того, чей гороскоп составляется, так?

— Можно обойтись без часа рождения, но тогда точность совпадения резко снизится.

— Иными словами, для настоящего гороскопа час рождения все-таки нужен!