Еще он хорошо помнит, как от страха, что это может не получиться, у него холодело внутри. Но он всегда преодолевал и свой страх и страх самой толпы. Он был уверен, что научился манипулировать человеческой массой, поняв главное: масса не способна самоорганизоваться, для этого ей необходим вождь, но если уж ты стал вождем массы, то должен всегда держать ее в напряжении, в сознании того, что без вождя она – ничто. И для этого не обязательно быть оратором. Или полководцем. Не обязательно становиться к массе лицом к лицу. Для этих ролей всегда найдутся подходящие люди. Зато найти таких людей и направить их усилия в нужную сторону – задача настоящего вождя.

И еще: у массы должен быть Бог. При этом совершенно неважно, где этот Бог пребывает – на земле или на небе. В глазах массы он должен быть всемогущим и всезнающим, однако самой массе недоступным, а доступным лишь избранным, которые общаются с этим Богом и получают от него мудрые указания… Моисей для израильтян был пустым местом, пока не придумал Бога и не вложил в его уста свои претензии на верховенство. Поверив в Бога, народ поверил и в Моисея. Вместе с тем тот жестоко карал всякое сомнение в своей правоте, в своей приближенности к Богу, всякое отклонение от им же придуманных правил и законов. И это правильно и даже законно.

Кстати, не из Библии ли черпал Маркс свои рассуждения о вождях и массе? Очень может быть. А сегодня бог – это Ленин. Поддерживая и постоянно возвышая это божество, опираясь на него, находя в противоречивом наследстве Ленина аргументы в пользу текущего исторического момента, вождь поддерживает и возвышает самого себя и держит массу в повиновении.

Троцкий проигнорировал этот закон, он пытался поставить себя рядом с божеством, и даже выше – и проиграл: масса не поверила Троцкому. Та же участь постигла Зиновьева с Каменевым, и по тем же самым причинам. Теперь пришла очередь Бухарину и его последователям.

Сталин усмехнулся, отошел от окна.

Сегодня масса – на его, Сталина, стороне. В этом не может быть ни малейшего сомнения. И лично ему нет надобности становиться с массой лицом к лицу. Новый этап требует новых методов и решений. Сегодня для него, Сталина, масса – это так называемые соратники, каждый из которых требует к себе особого подхода, но принцип остается все тот же: они не должны рассыпаться на индивидуальные частички, они должны и далее оставаться все той же массой, нуждающейся в вожде, как гаранте их безопасности и благополучия. Ну а те, кто не подчиняется этому закону диалектики, должны быть устранены… с помощью самой же массы.

Пока он, Сталин, будет способен поддерживать известное равновесие между вождем и массой, он может быть спокоен за будущее пролетарского государства, партии и за свое собственное… Да-да, и за себя тоже: прочное положение вождя – гарантия всего остального, ибо вождь – носитель идеи…

Сталин вернулся к окну и снова чуть отодвинул тяжелую гардину: курсант торчал на своем месте и смотрел прямо перед собой… Смотреть прямо перед собой – это и есть его прямая и единственная задача… У каждого должна быть прямая и единственная задача, за выполнение которой он должен отвечать всей своей жизнью. Тогда он не позволит никому вмешиваться в решение своей задачи, а это, в свою очередь, будет препятствовать необходимости к объединению исполнителей одного уровня…

Однако это еще не значит, что такое объединение невозможно. Юлий Цезарь наверняка был спокоен за свою жизнь и свою власть. А его убили – и не массы, а близкие ему люди. И Петр Третий, и Павел Первый… Да мало ли их было, кто простодушно верил, что занимаемое им положение обеспечивает ему полную безопасность! Иван Грозный не верил никому – и правильно делал…

Наконец, где гарантия, что вот этого курсанта завтра не вовлечет в заговор кто-то из членов Политбюро? Хотя бы те же Бухарин с Рыковым? Или Ворошилов. И тогда… А у курсанта винтовка заряжена боевыми патронами и заряжена для того, чтобы охранять и защищать своего вождя, но, встав на путь сговора, он превратится из защитника в орудие убийства…

Да, настоящий убийца – это всегда тот, кто рядом, кто слишком расширительно понимает свою задачу, кто считает себя ничуть не глупее самого товарища Сталина, кто полагает, что будь он на его месте, вел бы дела значительно лучше, кто, наконец, ничем товарищу Сталину не обязан: ни своим прошлым, ни своим настоящим, ни своим будущим.

Между тем корабль под названием СССР только набирает скорость, следовательно, все без исключения должны быть заняты тем, чтобы добывать для него уголь, поддерживать в топках огонь и повышать давление пара. При этом команда корабля, то есть народ, должна быть уверена, что на капитанском мостике все спокойно и капитан знает, куда ведет свой корабль.

Вот и эти курсанты под грибками на пронизывающем ветру, и тысячи, миллионы других красноармейцев и рабочих, крестьян и интеллигенции, разбросанных по необъятной стране, – все они на его стороне до тех пор, пока он олицетворяет для них капитана корабля, уверенного в своем курсе, пока он олицетворяет для них тягу к лучшей жизни, надежду на нее и уверенность, что такая жизнь рано или поздно наступит. Пока он будет олицетворять эту тягу – он непобедим. Но если на мостике корабля будут царить разброд и шатание, если вместо одного вождя в сознании народа появится несколько, любой из этих курсантов может выстрелить в окно… И никакое Политбюро, Совнарком и ЦИК, безликие сами по себе, не способны заменить вполне конкретного человека-вождя.

Впрочем, одной тяги к лучшей жизни мало. Израильтяне никогда бы не достигли земли обетованной, если бы Моисей не создал корпуса левитов, истребляющих тех, кто сеял неверие и смуту. У римлян этим целям служила преторианская гвардия, у Ивана Грозного – опричники, а ему, Сталину, должен служить ОГПУ. Должен служить…

Конечно, страх – не лучший двигатель, но пока страна не избавилась от векового варварства, он, Сталин, имеет право на варварские методы принуждения и подчинения. В любом случае за это придется меньше заплатить, чем за отсутствие твердости, разброд в руководстве и смуту в народе. Так считал Ленин. И считал совершенно правильно.

За спиной тихо отворилась дверь, возникла плотная фигура человека с округлым лицом, маленькими глазками и черепом, практически лишенным волос. Человек чуть слышно кашлянул.

Сталин обернулся.

– Бухарин ждет, товарищ Сталин, – прошелестел в устоявшейся тишине, ничуть ее не нарушая, голос секретаря.

Сталин слегка кивнул головой, давая понять, что слышал сказанное, и снова принялся мерить ковровую дорожку скользящими шагами.

Секретарь несколько секунд помедлил в дверях, попятился и так же бесшумно исчез. Не нужно было еще раз смотреть на часы: Сталин был уверен, что они показывают ровно одиннадцать.

Он остановился возле книжного шкафа, открыл стеклянную дверцу, вынул том первого, еще не законченного издания Большой Советской Энциклопедии, полистал: Булгаков… Бунин… Бухарин. Быстро пробежал глазами знакомые строчки: "один из руководящих участников Октябрьской революции", "выдающийся теоретик коммунизма", "первым объявил о возможности социалистической революции в России", "работы Бухарина побудили В. И. Ленина взяться за капитальную разработку марксистской теории о государстве", и далее в том же восторженно-хвалебном духе. И лишь едва-едва о его ошибках и борьбе с Лениным как до, так и после Октября.

Вспомнились слова Джона Рида из его книги "Десять дней, которые потрясли мир": "Бухарин, невысокий рыжебородый человек с глазами фанатика, о котором говорили, что он "более левый, чем сам Ленин".

"Интересно, – подумал Сталин, – что они написали бы на букву "д" – Джугашвили, или на "с" – Сталин, если учесть, что в состав редколлегии энциклопедии входит сам Бухарин и несколько его сторонников? Что бы написали, если бы имели такую возможность? А только кое-кто уже не напишет ничего. Хватит, дописались".