Из воспоминаний игумена Корнилия: «И когда она уже приняла схиму, уже начались ее страдания, однажды она стоит на молитве. И вдруг, как огонь пошел, и явился бес. Он сказал ей: «Я всех от тебя отверну, от мала до велика, за то, что ты встала на этот путь». А она перекрестилась и говорит ему: «А Господь Своих рабов не оставит!». И он ушел, и земля закрылась...
В Почаеве она встречалась со схиигуменом Амфилохием Почаевским (ныне прославленный). Он знал о всей ее жизни, благословлял ее... Схиигумен Амфилохий Почаевский был и духовным врачом и обычным врачом. Однажды матушка Ирина говорит ему: «Батюшка, у меня зуб болит!» - «Пойдем ко мне в келью». Взял щипцы для сахара, над лампадочкой подержал: «Открывай рот!» Раз – и зуб вынул...
Матушка на Кавказе была около двух лет, это было в первой половине 50-х годов. Ее благословил туда поехать схиигумен Кукша (преподобный Кукша). Она ведь была во всесоюзном розыске. Ее родная сестра и жених-военный ее искали, в милицию заявили, что она ушла в монастырь, неизвестно в какой, и по всем монастырям ее милиция искала. Когда она была в монастыре в Кременцах и с другими монахинями работала в поле, к ней бежит матушка игумения с узлом: «Матушка Игнатия, милиция приехала, тебя разыскивают. Вот твои вещи, поезжай к отцу Кукше, иди, куда он теперь тебя благословит». Она взяла этот узел и прямо с поля уехала к отцу Кукше, он ее благословил ехать на Кавказ под начало великого старца схиархимандрита Пимена, который закончил свой путь в Псково-Печерском монастыре и там погребен в пещерах. А в то время он управлял всеми подвижниками, которые жили в Кавказских горах. Матушка жила в горах, несла послушание, молилась. Жили они в пещерах в горах, на листьях спали. Потом отец Пимен благословил ее в затвор. Шесть месяцев она была в затворе, ни разу не выходила, все время молилась. Там не было окон, семь лампадок у нее горело, было очень много икон... Ее на Кавказе арестовали, вывели из затвора и сюда в Самару (тогда Куйбышев) прислали по месту жительства на перевоспитание...
Родные все были против матушки, милиция ее перевоспитывала. А Вера блаженная подошла к матушке и говорит: «Знаешь, где тебе жить? Герцена, 26, у Ляткиной Валентины» (блаженная Вера назвала имя (до пострига) будущей келейницы матушки). Она там раньше жила в Запанском у переезда. Они с матушкой еще не были знакомы...
Она мирскую одежду никогда не надевала. Как ее постриг отец Кукша в схиму и сказал ей: «Чтобы мирской одежды у тебя не было. Голову на плаху клади, а монашескую одежду не снимай. Одежду эту тебе дала Божия Матерь, Она тебя не оставит». А в то время в нее летели и камни, и ножи, и всякие злые слова. Она все, бедненькая, терпела ради Христа. Она всегда ходила в монашеском. Носила рясу, апостольник, скуфью… И, как ей предсказал схиигумен Кукша и схимонах Дамиан, она действительно все это вынесла. И тяжелое испытание было в последний период жизни – до смерти она болела. Она еженедельно приобщалась Святых Христовых Таин, соборовалась. И всегда выполняла свое молитвенное правило».
Из воспоминаний монахини Серафимы: «Это была Божия избранница. У нее был очень тяжелый крест. Один раз она шла из Петропавловской церкви, и за ней трое побежали. Они сзади, а впереди нее – ров, трубы прокладывали. И она через этот ров перепрыгнула. Она нам рассказывала: «Я только скуфейку сняла, успела перекреститься и ров перекрестила. Ну, разобьюсь – разобьюсь, на все воля Божия» И перемахнула через ров. Они даже остановились и остолбенели – как это можно такую яму перепрыгнуть. А матушка надела скуфейку и дальше пошла.
Однажды матушка, когда она была в Почаеве, обращается к схиигумену Кукше: «Батюшка, благословите меня в Киев идти». – «До первого столба. Да разве можно тебе в монашеской одежде идти. Разорвут». Тогда страшное безбожное время было, многих бесила монашеская одежда. «А у меня на билет денег нет». Он говорит ей: «Иди к Божией Матери». Она подошла к иконе, молит: «Мамочка, у меня денег нет до Киева доехать». И не успела отойти, к ней повернулся мужчина и протягивает ей 62 рубля. Ровно столько, сколько надо на билет».
Из воспоминаний схимонахини Варвары (Ляткиной): «Ее в Самаре несколько раз судили и отправляли то в Иркутск, то в Могочу. Она умница, нигде ничего никому не сказала. И всегда исповедовала Господа, говорила тем, кто ее допрашивал, все открыто: «Почему вы нарушили заповеди Господни? Ибо с нами Бог, и без Бога вы ничего не сделаете!» Матушка нигде никогда не расписывалась. И однажды в тюрьме хотели взять у нее отпечатки пальцев. Она вот так сжала руки крест-накрест, и пришли трое сильных мужчин и стали разжимать ей пальцы. И с ней никак не могли сладить. Ей вывернули руку, но все-таки ничего у них не получилось, испачкали только ее мастикой. Они рот ей держали, чтобы она не кричала. А она вырвалась и закричала: «Антихристы!» Заключенные услышали, и как начали кричать: «Мы вас всех перебьем, если не отпустите ее!» Начальник прибежал: «Прекратите, там ужасное что творится». И не сладили с ней, Господь не попустил. Она после этого слегла. Во сне Архиепископ Алексий (он уже был почивший) ее причастил и говорит: «Теперь тебе не будет так больно»».
Позже матушка рассказывала, что когда в тюрьме с неё насильно сорвали апостольник, рясу и подрясник, она объявила голодовку. Десять суток она не пила и не ела. В те дни в тюрьму прибыла комиссия из Москвы. Проверяющий приказал вернуть матушке одежду. Схимонахине всё вернули. Ослабленную матушку перевели в тюремную больницу.
Из воспоминаний игумена Корнилия: «В том городе служил один батюшка-старчик, и после пасхальной службы сказал: «В нашем городе в тюрьме сидит схимонахиня Ирина, за Христа страдает, она в тюремной больнице, идите и похристосуйтесь с ней». И народ пришел похристосоваться с матушкой. Надавали куличей, яичек, вся больница всю Пасхальную неделю ела. Она все раздала.
Был случай – ее везли в машине, и ей плохо стало. И собака-овчарка к ней рвалась, рвалась, вырвалась от милиционера, лапы на нее положила и давай лизать ее лицо. Ее хозяин очень удивился: «Любого из вас бы разорвала!» Все перед ней благоговели, даже в тюрьме. Ее долго нигде не держали, она везде молитвы писала, многих к Богу приводила. И ее перевозили из тюрьмы в тюрьму.
Она всех Глинских старцев знала: схиархимандрита Серафима (Амелина), схиархимандрита Серафима, схиархимандрита Андроника. Тогда Глинскую пустынь закрыли, и они все жили на Кавказе. Они ей предрекли: «Ну, матушка, там, в тюрьме, будешь медсестрой... людей будешь к Богу приводить». Она в рясу крестов зашьет, там выпарывала и людям раздавала кресты. За это страдала, ее сажали и в одиночную камеру, и в карцер».
Кельейница матушки Ирины рассказывала, что схимонахиня Ирина просила Господа, чтобы ей дали одной помолиться на Рождество. По Промыслу Божиему в праздничную ночь она оказалась одна в камере.
Из воспоминаний игумена Корнилия: «Она пела канон Рождеству Христову (службу знала наизусть). Ночью открывается в камеру дверь, входит женщина в длинном платье, в подвернутом платочке, с корзиной. И на стол начинает выкладывать два куска пирога с рыбой, два яйца и другую снедь, целый стол. Поклонилась матушке, и матушка поклонилась ей, и она вышла. Охранник утром приходит, а матушка спрашивает: «А кто ко мне ночью приходил?» - «Да ты что»! Камера закрыта, ключи у меня». - «А это я где взяла?» и показывает на стол. Он пришел в ужас: «Пожалуйста, никому об этом не говори, меня расстреляют, если узнают. А я никому ключи не отдавал». А она даже не знала, кто к ней приходил. А когда уже освободилась и приехала в Самару, Митрополит Мануил (Лемешевский) ее вызвал. Она шла, переживала, это первая ее встреча была с Митрополитом Мануилом. Она входит к нему, а он ей говорит: «Матушка! Я человек маленький. А тобой Сам Всевышний управляет», и на икону Христа Спасителя показывает: «Ну, расскажи мне, матушка, как к тебе в тюрьме на Рождество Христово приходила Анастасия Узорешительница». И она этот случай рассказала нам потом. (Матушку Ирину освободили в 1964 году.)
