— Всё же обдумайте. Если это действительно неизвестный вид, и я его изобразил, тогда вы будете учёным, который сможет распределить по категориям совершенно новый вид хищника.

Де Буффон прищурил глаза, но Томас подумал, что увидел в них искру уважения, что могло быть хорошо или плохо.

— Пожалуйста! – запыхавшись, выпалил юноша. — Не для меня, а для естествознания. По крайней мере, вы подумаете над этим?

Долго, слишком долго исследователь рассматривал Томаса, как будто обдумывал, не прогнать ли его к чёрту, к своему удовольствию.

— Возможно, — наконец, прорычал он и дал кучеру знак возобновить движение. — Но я не стану вам ничего твёрдо обещать.

***

Изабелла нащупала один вздутый корень, затем свои запутанные волосы и, наконец, в затылке болезненную шишку. Её щека вжималась во что-то мокрое, что пахло гнилью. Она осторожно подвигала левой ногой и ощутила, что та онемела от холода. Как через ледяной слой мерцала только отдалённая пульсирующая боль. Когда девушка подвигала пальцами ноги, казалось, что они опустились в мягкую тину. «Я босиком?» — она со стоном приподнялась. Листва шелестела в её волосах. Картина за картиной возвращалась память. Она зацепилась за ветку, осталась висеть и оказалась вырванной из седла.

Лошадь протащила её в стремени, и тогда она ударилась головой обо что-то твёрдое, корень или камень. И пока лошадь бессознательно тащила девушку дальше, нога освободилась из стремени. Несмотря на темноту, она смогла обнаружить, что потеряла левый ботинок. По-видимому, шнуровка развязалась и таким образом нога освободилась от стремени. Изабелла осторожно подвигала правой ногой и своими руками. Всё-таки её пальто с капюшоном избежало повреждений.

— Андре? — возглас Изабеллы был не больше, чем хрипение. Ответа не было, только ветер бродил сквозь ветви, как будто ей предостерегающе шептали лесные приведения.

Она ошеломлённо посмотрела наверх. Между кронами, которые поднимались над ней как зазубренные силуэты, расцветало тёмно-синее небо, облака задевали серебристый край луны.

Это был очередной страх. «Как долго я была без сознания?»

Ночь приходила быстро, но должно было пройти, по меньшей мере, полчаса, как она упала с лошади, потому что тогда ещё был закат. Её кобыла пропала.

Пальто тяжело висело на плечах, когда девушка болезненно выпрямлялась.

Изабелла едва могла ступать левой ногой, поэтому схватилась за сук и опёрлась на ствол дерева, чтобы продвинуться вперёд. Так девушка хромала дальше, пока внезапно ей не стало смертельно дурно, и она почувствовала головокружение.

Тяжело дыша, Изабелла прислонилась к стволу дерева, только сейчас она ощутила панику.

Казалось, у леса были глаза, которые подсматривали за ней. Каждый хруст под ногами, каждый порыв ветра холодил лёгким дыханием её затылок.

«Думай!» — отчаянно приказала она себе. — «Лошадь убежала без меня дальше и, конечно, Андре последовал за стуком копыт. Но как только он увидит, что Бланш без всадника, то поедет обратно и позовёт меня!» Но слуга уже давно бы её разыскивал, разве он не должен был кричать?

Сейчас, когда шок медленно ослабевал, она сильнее чувствовала вывихнутую лодыжку. Дрожащими руками девушка схватилась за ближайшие ветви и передвигалась дальше. Тина пробивалась между пальцами её ноги, и трещащие ветки ощущались так, как будто она двигала костями. «Святая Мария, защити меня! Сирона, хранительница леса, только не оставляй меня!»

Задыхаясь, и со слезами на глазах, девушка достигла крохотной поляны, едва ли больше, чем круглое свободное пятно между девятью каштанами. Её глаза привыкли к темноте, она видела листву на земле и шершавую кору деревьев. Дыры от сучков на стволах, как искажённые рты, пятипалые листья, которые висели в ветвях, как застывшие руки. Ветер утих, будто лес переводил дух, и теперь молча чего-то ждал. Рядом с деревом выделялось что-то тёмное, наверняка, камень матрон, который кто-то уложил из гранитных глыб (прим.пер.: каменная глыба с изображением материнского божества, матрон. Культ матрон распространялся римскими легионерами).

Она судорожно пыталась высмотреть больше, внимательно слушала каждый шум, но всё, что различила, был вой волка вдалеке. Звук немедленно вызвал воспоминание, которое неделями преследовало её в сновидениях. И на этот раз это была не бедная крестьянская девушка, которая лежала там, на поле, а другое видение, с медно-рыжими волосами и нежными чертами феи.

«Прекрати!» — ругала она себя. — «Дикий зверь убит».

Вой волка внезапно стих.

Изабелла знала, что была не одна, ещё раньше она слышала шелест в зарослях. Все волоски на её руках встали дыбом.

Девушка осторожно отступала назад, пока не упёрлась спиной в ствол дерева. Она вжалась в кору и вытащила маленький охотничий нож, принадлежавший раньше её отцу, и который после его смерти всегда носила с собой. Колени Изабеллы подкосились, она не могла помешать тому, чтобы соскользнуть вниз по дереву. Сидя на корточках, Изабелла ждала, схватившись обеими руками за нож. «А что, если бестия ещё жива?»

Вся уверенность была изношенной как паутина, которую окончательно разорвёт следующий порыв ветра. Звук заставлял её вздрагивать, струясь по телу как искрящаяся дрожь. Скрежет. Это слышится как... когти, которые царапают по корню. «Святая Богоматерь, помоги мне!»

Слева позади неё что-то дышало. Однако Изабелла едва это различала. Она закричала.

Часть 2

МЕСЬЕ АНТУАН

«Месье де Ботерн и его люди, принцы по происхождению и охотники, прибывают по нашему приказу, чтобы убить жестокое чудовище, которое бесчинствует в провинциях Auvergne и Gévaudan (прим.пер.: Овернье и Жеводан). Они должны поймать так много волков, как только возможно. Каждый, кто участвует в охоте или карауле, получит по двенадцать фунтов от месье Лафонта, синдика Жеводана. Тот, кто убьёт взрослого волка, получит от месье Антуана шесть ливр. И за щенка половину этой суммы».

Приказ короля Луиса XV.

Версаль, май 1765

Глава 7

ЧЁРНЫЙ ГОРОД

Везде, где они появлялись, месье Антуана принимали с наивысшими почестями как представителя короля. С ним путешествовали сын и четырнадцать лучших охотников Франции, кроме того, двое проводников служебно-розыскных собак. Принцы по происхождению, которые сопровождали его, ехали в собственных каретах. Они имели своих камердинеров и несколько ящиков, полных оружия.

Только в последний день перед отъездом месье де Буффон дал Томасу разрешение на поездку. С тех пор он проживал дни как в бреду, и рисовал как одержимый. У него было достаточно бумаги для рисунков, Жанна подарила ему для поездки не только новый этюдник с красным переплётом, но также полную упаковку тонких листов.

Пока он только писал портреты охотников и собак, которые только изредка пробегали рядом с каретами, так как они должны были беречься для предстоящей охоты. Томас делал наброски круглых выдолбленных из камня придорожных крестов и старых мужчин, которые хлебали своё пиво в трактирах из причудливых кружек в форме свиных голов. Ночью юноша лежал, бодрствуя от страха, что может проснуться из прекрасных сновидений, и впервые в своей жизни идти собственной дорогой.

— Если вы и без того страдаете бессонницей, нарисуйте любимых собак короля, — высказал своё мнение месье Антуан. — Это может быть вам только полезным.

Этого нельзя было говорить Томасу дважды. Он расположился теперь вместе с проводниками собак при конюшнях. Псы были на вес золота, пять лучших животных из королевской своры охотничьих собак, пять догов и сильная сука борзая. Томас удивлялся тому, что молодой проводник собак Лестанс говорил с ними как с людьми.

— Ты должен также разбудить в собаках дружбу, — объяснял Лестанс. — Собака, которая повинуется тебе только из страха, никогда не броситься за тебя в драку, когда речь идёт о жизни и смерти. Тут животные не такие как люди, — потом он снова склонился над лапой борзой, которую только что рассматривал. — Ты видел уже такие длинные когти, Томас? Это всегда так, когда собаки слишком долго берегутся. Пришло время, когда у моей красавицы получится здесь что-то сделать, прежде чем она снова отточит свои тигриные когти.