Нужно найти какой-нибудь текст, от которого я могла бы оттолкнуться, чтобы не нести всякий вздор. Возьму что-нибудь из Генри Джеймса и проанализирую художественное описание сознания. Стрезер у реки, например… Нет, это уже было. Тогда Кейт Крой в начале «Крыльев»… Ну, это слишком просто, особо не разгуляешься. Нет, как можно после трех дней научных дискуссий на высшем уровне заставлять людей слушать простой критический разбор текста! Текст должен быть посвящен сознанию, а не просто служить примером того, как оно работает.

Странно, как мы беспокоимся об этих вещах, как хотим произвести благоприятное впечатление, как боимся попасть впросак! В нас говорит элементарное тщеславие. Или — если быть чуточку снисходительнее к себе — профессиональная гордость. В моей жизни масса гораздо более важных вещей, но все мои мысли направлены сейчас на то, чтобы сказать что-нибудь умное на закрытии конференции. Мессенджер тоже целиком поглощен конференцией, уделяет внимание каждому выступающему, следит за ходом заседаний, лебезит перед именитыми докладчиками и ублажает телевидение. По нему не скажешь, что он ждет результатов анализа крови, который имеет для него жизненно важное значение. Как хорошо, что мы оба можем отвлечься!

Я вернулась домой в обеденный перерыв и пропустила вечерние семинары, чтобы успеть подготовиться к речи. Если я собираюсь взять за основу какой-нибудь текст, мне нужно будет скопировать его завтра утром. Или, лучше, сделать слайды. Все выступающие на этой конференции пользуются видеопроектором. Для ученых это — обычная практика, а для меня — новинка. За все годы учебы в Оксфорде ни один преподаватель английской литературы не пользовался проектором или каким-нибудь другим визуальным приспособлением, чтобы показать иллюстрированную диаграмму, даты или какие-нибудь цитаты из обсуждаемого автора. В лучшем случае выдавали плохо напечатанные конспекты лекций. Но на этой конференции все докладчики использовали слайды, которые они ловко меняли по ходу дела, продолжая непринужденно говорить и даже импровизировать. Слайды были разные: от качественно воспроизведенных страниц книги до неразборчиво написанных от руки цветными фломастерами. Последние производили впечатление полета мысли и внезапного озарения, посетившего автора посреди ночи. В окружении телекамер мне тоже придется читать по бумажке, и неплохо бы еще сделать слайды, чтобы время от времени отвлекать внимание слушателей от собственной персоны.

— Некоторые из вас, очевидно, недоумевают, что я делаю на этой трибуне и как я осмелилась обращаться к вам по теме данной конференции. Поверьте, что я удивлена не меньше вашего. В этом виновата не я, а профессор Мессенджер — идея принадлежала ему.

До приезда в Глостерский университет и до встречи с профессором Мессенджером, который показал мне этот Центр, я даже не подозревала о том, что ученые сейчас занимаются проблемой сознания. В каком-то смысле это самый увлекательный предмет исследования — ведь мы пытаемся постичь то, что делает человека человеком, понять, как работает наше сознание, как мы преобразуем и обрабатываем информацию, которую получаем и осознаем. Или думаем, что осознаем. Кто мы: животные или механизмы? Возможно, соединение того и другого? Или ни то, ни другое? В эти выходные мне пришла в голову следующая мысль: понимание сознания играет такую же роль для современной науки, какую играл философский камень для алхимиков. Это главная награда в захватывающей погоне за знаниями.

Поиск вещества, способного превращать основные металлы в золото, оказался тщетным, потому что такого соединения не существует и его невозможно изготовить, но в ходе экспериментов были сделаны замечательные открытия. Например, изобрели фарфор и порох. Некоторые исследователи полагают, что мы, возможно, никогда не поймем, что такое сознание, и я разделяю их точку зрения, но сама попытка исследовать этот феномен уже сейчас принесла немало важных открытий, касающихся головного мозга и разума, о которых много говорилось на этой конференции.

Однако докладчики почти не обращались к художественной литературе, и это стало для меня подлинной неожиданностью, ведь художественная литература всегда служила записью (возможно даже, самой полной записью) человеческого сознания. Я хотела бы подтвердить свои наблюдения коротким литературным текстом, точнее, тремя строфами из стихотворения английского поэта семнадцатого века Эндрю Марвелла. Стихотворение называется «Сад». В первой из выбранных мною строф автор описывает ощущения человека, попавшего в идеальный сад. Если техника не подведет, сейчас она появится на экране… Ой, извините. Я еще не научилась пользоваться этими аппаратами. Вот:

На этой конференции мы много раз слышали о qualia. Насколько я могу судить, мнения разделились; одни считают их результатом работы мозга, а другие — сознания. Либо это индивидуальный феномен, который никогда не постичь другому человеку, либо — простые соединения нейронов, сложность изучения которых заключается лишь в необходимости их перевода на вербальный язык. Я недостаточно компетентна в данном вопросе. Но позвольте мне обратить ваше внимание на один парадокс в стихотворении Марвелла, который имеет отношение к поэзии в целом. Несмотря на то что Марвелл говорит от первого лица, он ведет речь не только о себе самом. Читая эту строфу, мы и сами ощущаем qualia различных плодов. Мы видим их, чувствуем их аромат и вкус, испытывая «трепет узнавания». Но этот сад — виртуальный, возникший благодаря qualia самого стихотворения — особому сочетанию слов и их значений, звуков и ритма, которое я могла бы проанализировать, если бы у меня было достаточно времени.

В следующей строфе Марвелл обращается к субъективной, личностной сфере сознания. Надеюсь, что сейчас у меня все получится. Не может быть! Вот она:

В четвертой строчке есть метафора, связанная со странным, но широко распространенным в то время поверьем, согласно которому все наземные существа имеют своих морских двойников. Мы видим, что стихотворение было написано еще в донаучную эпоху. Но это всего лишь троп, который, как мне кажется, не влияет на основную идею строфы, где говорится об уникальной способности человеческого сознания воображать себе то, что находится вне досягаемости наших физических ощущений, чего не существует в реальности, о его способности создавать вымышленные миры (например, в романах) и мыслить абстрактно. К примеру, мы отличаем абстрактное понятие цвета («молодо-зелено») от реального ощущения цвета («зеленый сад»).

Можно ли назвать это явление дуализмом? Да, можно, если считать дуализмом любое различение ума и тела, но дуализм так глубоко укоренился в нашем языке и мышлении, что его крайне трудно избежать. Даже самые ярые противники теории «духа в машине» не смогут запретить нам пользоваться словами «разум» и «тело», считая первый функцией и неотъемлемой частью второго.

Но Марвелл, подобно всем своим современникам, был гораздо более последовательным дуалистом, и это становится ясно из следующей строфы…