— А я здесь при чем?

— Я подумал, что заместитель директора Центра должен быть об этом проинформирован, — говорит Ральф.

— Разумеется, — краснеет Дугласс. Он поворачивается к сержанту Эгню. — Кого же вы подозреваете?

— Пока мы не можем назвать его имя.

— Это очень деликатная операция, — говорит Ральф, — сержанту Эгню нужна наша поддержка. Первым делом нужно исключить нас с тобой из списка подозреваемых. Он уже проверил мой компьютер, теперь должен проверить твой.

— Если не возражаете, — вставляет Эгню.

— Возражаю. Это просто возмутительно!

— Послушай, Даггерс, это же простая формальность. Мой он уже проверил.

— Поздравляю тебя, Мессенджер, а на моем диске слишком много конфиденциальной информации.

— Вы не могли бы уточнить, какой именно? — спрашивает Эгню.

— Информации о моих исследованиях.

— Не думаю, Даггерс, что сержант Эгню выкрадет твое исследование, — говорит Ральф со слабой улыбкой.

— Прекрати называть меня Даггерсом! — кричит Дугласс. Он весь напрягся, его лицо покраснело, а глаза вытаращились за линзами очков.

В комнате воцаряется напряженная тишина, которую неожиданно прерывает телефонный звонок. Ральф берет трубку.

— Профессор Мессенджер? — говорит женский голос.

— Да, вы не могли бы перезвонить позже?

— Я — секретарь господина Халиба, профессор. Он очень хотел переговорить с вами, перед тем как уйти домой.

— А, хорошо. — Ральф прикрывает рукой трубку. — Срочное сообщение, — говорит он, обращаясь к обоим мужчинам. Дугласс смотрит в пол, Эгню — на Дугласса. Ральф поворачивается в кресле к ним спиной. В трубке раздается голос Халиба — мягкий, слегка шепелявый:

— Профессор Мессенджер? Это Халиб. Как вы?

— Очень занят, господин Халиб, но если у вас есть какие-то новости…

— Есть, и причем хорошие. Анализ крови дал положительный результат.

— Значит, все-таки эхинококковая киста?

— Она самая.

— Ну слава богу. И что теперь?

— Я выслал рецепт вам по почте. Принимайте препарат согласно инструкции. Курс лечения — двадцать восемь дней. В конце следующей недели приходите ко мне на прием, посмотрим, что делать дальше. Как я уже говорил, возможно, удастся обойтись без операции. Но в любом случае вам ничего не угрожает.

— Просто замечательно! Не знаю даже, как вас благодарить!

— Не стоит. Звоните, если возникнут вопросы по поводу рецепта.

Ральф кладет трубку и поворачивается к мужчинам, которые стоят, не шелохнувшись.

— Вы разрешите мне пройти в ваш офис, профессор Дугласс? — вежливо спрашивает Эгню.

Дугласс молча поворачивается на каблуках и выходит из офиса, Эгню следует за ним. У двери полицейский оборачивается к Ральфу:

— Побудьте здесь еще немного, хорошо?

— Я могу остаться до половины седьмого.

Эгню кивает и выходит. Ральф возвращается к телефону и набирает номер:

— Кэрри? Халиб только что звонил. Сказал, что анализы положительные. Да нет, все хорошо! Ну да! — Несколько минут они оживленно беседуют. — Ну пока, увидимся на ужине. Я тоже тебя люблю.

Он кладет трубку, поднимается и начинает беспокойно ходить по комнате. Изо всей силы ударяет кулаком в ладонь. Подходит к окну, но его взгляд ни на чем не останавливается. Он возвращается к столу и снова поднимает трубку. Ожидая ответа, он барабанит пальцами по столу.

— Хелен! Хорошая новость.

Ральф говорит с Хелен, когда в комнату врывается сержант Эгню. Он открывает рот и тотчас закрывает его, заметив, что Ральф говорит по телефону. Ральф прикрывает трубку рукой.

— Что случилось?

— Вам лучше пойти со мной, — говорит сержант Эгню, — профессор Дугласс…

— Что с ним?

— Боюсь, что он мертв, сэр.

— Мне пора, — говорит Ральф и кладет трубку.

Раз, два, три, проверка… Вторник, 3 июня, 5.35 вечера. Первый раз за весь день я остался один. Встреча за встречей. Вице-канцлер, полиция, потом директор по связям с общественностью, другие сотрудники Центра… все в шоке… все, кроме меня. Интересно, почему? Не потому, что я не любил его… я вовсе не радуюсь тому, что он умер. Я даже жалею его, возможно, впервые в жизни. Но я не шокирован, хоть и повторяю за всеми, как попугай: «Я в шоке!» Ведь если я не буду так говорить, люди подумают, что я какой-то бессердечный монстр.

Больше всего шокирован бедняга Эгню. Он винит во всем себя, хоть я не вижу в этом никакого смысла. Кто бы мог подумать, что Даггерс повесится, не раздумывая, после того, как его выведут на чистую воду. Сначала он вспылил, но потом, казалось, взял себя в руки. Провел Эгню в свой кабинет, показал компьютер, вежливо ответил на несколько вопросов о программном обеспечении, а потом вышел в туалет. Эгню ничего не заподозрил… он сказал: «Допрашиваемые часто испытывают желание сходить в туалет». Он сел за компьютер и стал просматривать кэшированные Интернет-файлы. Только минут через десять-пятнадцать забеспокоился и пошел искать Даггерса в мужском туалете на втором этаже. Нагнувшись, увидел под дверью одной из кабинок чьи-то ноги в черных ботинках, пнул ногой дверь и обнаружил мертвого Даггерса. Тот повесился на компьютерном шнуре, прицепив его к вентиляционной решетке. Обвязал шнур вокруг шеи, встал на сиденье унитаза и шагнул в пустоту. В небытие.

У него, наверное, был план. Должно быть, заранее обдумал свои действия при таком повороте событий… Точь-в-точь как я со своей опухолью… Наверное, сказал себе: «Если они узнают и придут за мной, я не буду ждать разоблачения, ареста, суда…» Возможно, даже обдумал план действий, приметил вентиляционную решетку, проверил ее на прочность… и даже измерил длину шнура и спрятал его в выдвижном ящике. Я просто восхищаюсь его смелостью и даже зауважал его. Я ведь и сам хотел так поступить, но, к счастью, все обошлось. Мне даже кажется, что он умер вместо меня. Если бы я был суеверным… если бы верил в судьбу, провидение, звезды… Вчера вечером сложился странный симметричный рисунок… Звонок Халиба принес мне облегчение и избавление, и в эту же секунду Даггерса постигла катастрофа. Словно бы мы с ним стояли на разных чашах весов: звонок Халиба перетянул весы в мою сторону, и я безопасно приземлился на землю, а Даггерс повис воздухе, болтаясь в петле.

Мне показали фотографии, найденные у него в ящиках. Сотни снимков. В основном не достигшие половой зрелости девочки, обнаженные или полуобнаженные, иногда вместе с мальчиками того же возраста, но одних мальчиков не было. Они писали, показывали гениталии, попки и так далее… ничего серьезного… некоторые фотографии с претензией на художественность, в духе Льюиса Кэрролла…. С виду ничего ужасного, пока не представишь себе, в каких условиях это было снято… У полиции нет доказательств, что Даггерс сам фотографировал или имел физический контакт с детьми. Он принадлежал к узкому кругу людей, которые обмениваются подобными фотографиями по сети с помощью каких-то шифровальных программ. Что-то вроде виртуальной библиотеки. Он делал это в офисе, а не дома, возможно, опасаясь, что его застукают мать или сестра… я послал им письмо с соболезнованиями. Непросто было его написать. Конечно, будет следствие… и похороны, скорее всего частные. Панихиды уж точно не будет…

Тогда, на стоянке, я смотрел на его освещенное окно, и внезапно меня озарило, что это и есть тот человек, которого ищет Эгню. Не понимаю, почему я раньше об этом не подумал. Может, потому, что всегда считал его аскетом и равнодушным к сексу трудоголиком… Никогда не знаешь, что происходит в головах других людей. Когда мы стояли вместе с Хелен и я, глядя на его окно, пошутил насчет того, что Даггерс корпит над алгоритмами, мне вспомнилось, как мы столкнулись с ним у входа в Центр воскресным утром. Я вспомнил его взгляд, в котором сквозили удивление и страх, и мне в голову закралось подозрение… То же самое выражение было на его лице, когда он лежал на полу туалета с выпученными глазами, красным, одутловатым лицом и недовольно надутыми губами… вокруг шеи глубокое красное кольцо. Шнур снял Эгню.