Новорожденных девочек всех оставляли, а мальчиков собирали вместе, клали в ряд, оставляли только одного живого со ста, а остальных вниз сбрасывали волкам, тиграм, львам и птицам хищным на растерзание.

А выбирала того мальчика счастливого, одного из ста, кому жить-вырастать можно было, слепая старуха. Затем слепая, чтобы сама судьба, без ее воли, руками ее правила.

Вот пришло время родить самому хану-женщине Занаю...

Когда осенью небо снимет с себя свои синие одежды и наденет серые, оно начинает плакать над землей, и много слез-воды падает сверху...

Вздуваются тогда сильно глубокие и широкие реки, наполняются до краев озера, а все на небе слез-воды не убывает.

Так начала плакать слепая старуха, когда пришло время родить хану Занаю.

Собрался народ вокруг плачущей; стали спрашивать:

— Что вызвало у тебя, вещая, эти обильные, горькие слезы?

— Горе великое собирается над нашими головами, — отвечала старуха, — и это горе сидит теперь во чреве нашего хана Заная. Родит хан не девочку, а мальчика и погубит этот новорожденный наше женское царство!

Только сказала эти слова старуха, пуще заплакала, слезами разошлась, растаяла, и на солнце место сырое без следа и знака высохло.

Задумалась хан Занай, и народ весь женский задумался еще того более.

Собрали великий совет из самых старых... Думал этот совет тридцать семь дней, тридцать семь ночей и ничего не выдумал.

Тогда собрали молодых — думали эти тридцать семь дней, тридцать семь ночей и ничего не выдумали.

Собрали тогда одних малолеток, детей только, и самая из них маленькая девочка, от земли две ладони, говорит хану Занаю и всему народу самирамскому:

— О чем вы грустите и задумались так? Когда хан Занай родит мальчика, возьмите его и сбросьте вниз — волкам, львам, тиграм и птицам хищным на растерзание, а не кладите в ряд, чтобы судьба его в живых, на горе наше, не оставила.

Сказала это девочка, и во всем Самираме вдруг стало совсем весело.

Узнали тогда, догадались, как легко от злой беды-погибели отделаться.

Только хан Занай, мать злополучная, еще больше прежнего задумалась, сидит на ковре золотом и глаз на народ поднять не хочет.

Догадались тогда, какой змей грызет ханское сердце, отобрали двух приставниц самых злых, хитрых, да зорких и к хану Занаю сторожить роды приставили.

Заперли хана Заная в его женском дворе вместе со злыми, зоркими приставницами, наказали этим приставницам глядеть в оба, — как бы хан Занай, ради сердца своего материнского, погибели ханству своему не утаил, не сберег бы.

Долго мучилась, крепилась Занай, а пришло время, до родов только два раза солнце должно было подняться, два раза за горы спрятаться...

Заговорила тогда хан Занай — мать злополучная, со своими слугами, злыми, зоркими приставницами.

Говорит им она:

— Дам вам золота столько, сколько с собой унести сможете, халатов цветных столько, сколько до ваших домов по земле уложится... Спасите, сберегите мое детище!

— Нет! — отвечали злые, зоркие приставницы.

— Позволю вам мужей выбирать по себе, не по жребию, позволю даже от других жен мужей отбирать... Спасите, сберегите мне мое детище!

— Нет! — отвечали злые, зоркие приставницы.

Поникла головой хан Занай.

Задумались, однако, и обе злые, зоркие приставницы. Только три часа хану до родов осталось, подошли те сами, заговаривают.

Заиграло у Занай сердце радостью, стали меж собой злые стражи перешептываться.

— Не хотим мы себе мужей из здешних, а дай нам из тех, что внизу ездят, кому в город наш дорога запретная, кому к постелям нашим законом тропа не проложена!

Долго крепилась Занай, не давала этого позволения, а в последних муках, когда голос новорожденного услыхала, говорит злым, зорким приставницам:

— Берите себе мужей из тех, что внизу ездят, только скорее спасайте, укройте вы мое детище!

Тогда взяли новорожденного злые, зоркие приставницы, спрятали, а хану Занаю девочку подкинули.

Трубы громко трубят, мелкую дробь литавры выбивают. Радостный гул и говор волной над Самирамом носится... И колокол гулкий светлую весть несет по всему ханству женскому.

Вышли к народу злые, зоркие приставницы и говорят:

— Обманула вас слепая старуха, от того и умерла, слезами растаяла, что позволила языку своему на старости лет неправдой ворочаться... Родила хан Занай девочку, а не мальчика. Вот она, эта новорожденная... Идите теперь все поздравлять хана, несите подарки родильные!

И пошли радость и веселье по всему городу, понесли со всех сторон хану подарки родильные: адрассы, ниали индийские, золото, сахар и нан...

Погнали на ханский двор лошадей, овец и верблюдов, каждого скота по тысячи...

А сами злые, зоркие приставницы давно себе мужей по сердцу высмотрели.

Два туркмена там внизу ездили...

Шапки на них были черные, глаза из-под шапок их горели как звезды из-за туч ночных, халаты красные, золотом шитые, а кони все с головы до копыт дорогими камнями обвешаны.

Спустили им лестницы злые, зоркие приставницы и подняли потайно их в город Самирам, вместе с конями их, на диво разукрашенными.

Каждый день солнце поднималось на небо, каждый день спускалось оно за землю...

Шло чередом время, за днями недели, за неделями месяцы, за месяцами годы...

Растет и вырастает ханский сын у чужой матери, подрастает и ханская дочь-подкидыш...

Всласть утешается хан Занай, издали на своего сына глядючи, всласть утешаются злые, зоркие приставницы со своими мужьями, снизу взятыми...

Десять лет прошло... никакой беды не было над ханством, ниоткуда ее и не чуяли...

Стали тогда хан Занай и злые приставницы меж собой пересмеиваться, над старухой вещей подшучивать.

Вырос ханский сын, краше всех мужчин в Самираме стал и назвали его Искандер; только он один и носил это имя во всем городе.

А на небе скопились тучи черные, грозные, и нависли эти тучи как раз над дворцом и площадью Самирамскими.

И недобрым духом от этих туч веяло... Большие беды, великое горе в степном ветре чуялись...

Стали мужчины меж собой переглядываться, стали они меж собой перешептываться, стали на женщин косо посматривать.

А после собрались все посредине города, на большой площади, стали в тесный круг и посреди того круга сына ханского, утаенного, Искандера-красавца поставили.

И заговорили тогда мужчины...

Все говорили, а только один голос слышался, все головы думали, а будто одна изо всех, голова Искандера этими думами правила.

Говорят мужчины:

— Не хотим мы больше вашего порядка старого бабьего, не хотим больше вашего хана-женщины!.. Выбрали мы себе хана нового, Искандера, а с новым ханом и время для нас пришло новое! Сами мы будем и народом править, и на войну ходить, и на охоту, сами будем жен себе выбирать, а вы, бабье, на наши места, во дворы да сакли ступайте, ребят нянчить, варить нам плов, шить да чинить халаты и шубы наши! Не позволим больше сыновей наших, детей малых вниз бросать, волкам, львам, тиграм и птицам хищным на растерзание... Отдайте нам шлемы и броню вашу железную, себе возьмите котлы и кунганы медные, чугунные... Отдайте нам сабли острые, пики длинные, арканы тягучие, луки крепкие и стрелы, волосом оперенные, а сами берите метлы да лопаты, кочерги и ложки, утварь всю кухонную... Не хотите волей отдать все — возьмем силой. Выходите вы, женщины, все на бой с нами, чья сила возьмет, того и верх будет!

Собралось на призыв все войско женское, сама хан Занай мечом опоясалась...

Бились тогда они с мужчинами тридцать семь дней и тридцать семь ночей, залили кровью все улицы, все площади Самирамские...

И взяли верх над мужчинами женщины, потому взяли, что мужчин был по одному на сто, и бились они кулаками, да руками голыми, а женщины мечами, пиками и стрелами острыми, калеными...

Окружили мужчин тройной железной цепью, а хана их самозванного, Искандера, с головы до ног волосяными арканами опутали...