Разумеется, Гистеллуса с почестями проводили с его прежнего места работы, а Элизана даже наградила его почётным орденом королевства. Но моему мужу было нужно не это. Всю жизнь он был деятельным, весёлым и сильным, полагаясь на ноги и зрение. А теперь, когда они оставили его, он уже не мог ни работать, ни оставаться таким же жизнерадостным. Целыми днями он просто сидел на лавочке перед домом и ждал, когда же я вернусь домой.

И ладно бы! Я видела людей, доживавших в таком состоянии до сотни лет, просто соблюдая некоторые правила и ограничения. Хуже всего было то, что не старилась я. Мне по-прежнему не дали бы и сорока. Я проклинала свою долгую жизнь, проклинала, что на свою беду встретила человека, которого полюбила. У Гиста началась глубокая депрессия, а однажды он шокировал меня разговором:

- Лафф, - обратился он ко мне, сидя вечером дома в кресле, - ты знаешь, я на следующей неделе покину королевство Вэйрест. Навсегда.

- Что?! - опешила я. - Ты чего это выдал, а? Куда ты в таком состоянии пойдёшь-то?

- Вот именно, Лафф! - всплеснул он руками. - Посмотри на меня: развалина, а ведь ещё даже не глубокая старость! Во мне не то, что мужской, вообще силы скоро не останется.

- Ну и что?! - с жаром ответила я. - Поверь, ты мне нужен не за здоровье, дорогой. Я же люблю тебя. Мы доживём до старости и...

- Не обманывай себя... у нашей сказки не будет счастливого конца. Нам изначально не было суждено умереть в один день, Лафф. Не хочу, чтобы я остался в твоей памяти дряхлым стариком, который ходит под себя! Пусть лучше я останусь сильным и смелым, которым я когда-то был, чем буду и дальше бессмысленно просиживать задницу без дела, время от времени изображая, что всё ещё живу.

- Да что же ты... говоришь... - заплакала я, уронив голову ему на колени. - Зачем хоронить себя раньше срока?! Никто не должен умирать в одиночестве, никто, слышишь?! И ты не умрёшь, я тебе не позволю! Потому что я люблю, люблю тебя, и мне всё равно, сколько тебе лет или сколько у тебя морщин!

Я немедленно написала письмо в Вэйрест, и на зов тут же приехали Арания и чета Фраури: Леон, Лантейя и Аэрон. Побыв некоторое время с близкими и друзьями, Гистеллус повеселел, успокоился, и депрессия немного отступила. А уж когда Лантейя попросила отца присмотреть за Аэроном на время их с Леоном отъезда в Даггерфолл, радости дедушки не было предела. Гистеллус обожал маленького мальчика, всегда находил силы поиграть с ним, а долгие прогулки давали ему возможность с пользой проводить то время, которое он просто просиживал.

Маленький Аэрон уже научился бегать, и бешено носился по окрестностям вместе с еле поспевающим за ним дедом. Гист привязал к нему верёвку, чтобы сорванец, да милуют Боги, не убежал. Когда я брала на ручки внука, то словно бы вновь становилась молодой, ну, то есть ещё моложе. Я чувствовала, будто опять нянчу маленькую Лантейю, читаю сказки на ночь, хоть он их ещё и не понимает. Я во второй раз нашла близкого человека, которому могла подарить всю свою любовь. Мне снова довелось побыть мамой, как я того мечтала!

И это непередаваемое чувство, как он цепляется своими маленькими ручками за мои острые уши, как пытается на своём языке рассказать, чего он хочет, вызывало у меня и у мужа непрекращающуюся радость.

Я помню, как закончилась эта часть моей долгой жизни, и началась другая. Был Турдас, 18-е число месяца Второго зерна 31-го года Четвёртой эры, когда в деревню "Счастливое взгорье" пришёл странствующий пророк-проповедник, скорее всего сектант. Закутанный в плащ с головы до ног, он взошёл на крыльцо ратуши и провозгласил:

- Люди, услышьте мои слова и поднимите ваши головы! Разве вы не видите, что ваше существование бессмысленно? Вы живёте только чтобы плодиться, боитесь умереть только потому, что страшитесь неизвестного!

- Ай, чего ты балаболишь! - закричала на него какая-то бабка. - Вали с крыльца, сектант. Мы твоему богу не молимся!

- Глупая бабка! Бессмысленно молиться моему господину! Очищение скоро придёт в этот мир, чтобы уровнять нас всех! Нирн болеет людской расой, я не понимал этого раньше. Скоро всё будет очищено, попомните мои слова!

Затем проповедник посерел лицом, согнулся пополам и изверг содержимое желудка на землю, куда потом и упал. Как мне потом рассказали, бедняге было совсем плохо, потому что после этого он не прожил и минуты. Если бы только я увидела его тело раньше, но крестьяне просто похоронили его, даже не показав мне и не обратив внимание на странные пятна на теле проповедника.

Чумные пятна. Боги мои, за что мне выпало всё это на моём веку?! Спустя четыре дня болезнь охватила всю деревню. Сразу же прибыла армия. Они пришли так быстро только потому, что две деревни к северу уже полностью вымерли. Ожидая продолжения эпидемии, солдаты решили обогнать болезнь. Они окружили нашу деревню вместе с академией и убивали, расстреливая из арбалетов, каждого, кто пытался выбраться.

Я немедленно приказала всем учащимся закрыться в общежитии, а Гистеллус с Аэроном перебрались в мой кабинет, где и забаррикадировались. Также я велела учащимся постоянно применять заклинания восстановления на себе и товарищах, чтобы противостоять недугу.

Болезнь развивалась стремительно: сперва появлялись чёрные пятна, свидетельствовавшие о том, кровь испортилась. Затем возникала тошнота и рвота зелёными гнойными массами. Спустя шесть дней умерли первые жертвы, а затем количество трупов стало расти просто с невероятной быстротой. Однако вскоре стало понятно, что болезнь поражала только людей. Зверолюди меры и животные не страдали от неё и не заражались.

Я проводила всё время, стараясь найти лекарство от чумы, хотя бы немного замедляющее развитие болезни. Вместе с несколькими добровольцами-эльфами я исследовала проявления чумы у людей.

Несколько раз случались вспышки насилия и анархии, однако вскоре задыхались и они, во многом из-за смерти зачинщиков. Потребности в еде не было, потому что количество людей сокращалось куда быстрее, чем запасы продуктов. Деревню охватила апатия и безысходность. Люди просто лежали и дожидались смерти или избавления.

Самое главное, что я поняла - болезнь имела нестандартные для обычной чумы способы передачи. Эта передавалась не через блох или крыс, а воздушно-капельным путём, при этом поражая только организмы людей. Я, будучи не сильно религиозной эльфийкой, молила всех, кого можно, чтобы эта катастрофа миновала мужа и внука, которые так некстати оказались в деревне.

Но мои молитвы не услышали... Спустя неделю ко мне пришёл Гист. Одного взгляда на его покрытые пятнами руки было достаточно, чтобы понять: болезнь проникла в академию, миновав карантин и магические меры предосторожности. Ужас, нет, истерика поселилась в моей душе. Всё оборачивалось именно так, как я и боялась...

- Я проснулся утром и обнаружил их на себе, - сообщил мне Гистеллус. - Сразу же побежал к тебе.

- А Аэрон, скажи, что с ним? - надтреснутым голосом спросила я. - Ну не молчи же, Гист, прошу, скажи хоть что-нибудь... Скажи мне, что с мои внуком...

- Он тоже болен, Лафф, - на глазах мужа навернулись слёзы. - Но ты справишься, я в тебя верю, мы все в тебя верим! Прошу, спаси его.

И я боролась, боролась до последнего, сидя в истекающей гноем академии. Слёз у меня больше не осталось: я выплакала их вместе с Аэроном, который мучился от каждого вздоха больной грудью. Вскоре у меня закончились стерильные чистые куски ткани, чтобы промывать вскрывавшиеся пятна и смывать зелёный гной. Но как бы я ни пыталась, мне не удалось даже отсрочить конец.

Первым умер Аэрон, спустя три дня после появления первых признаков. Я... я не могу описать то, что я почувствовала, когда его маленькие, до боли знакомые, глазки остекленели и потеряли осознанность. Сказать, что я рыдала - ничего не сказать, но я надеюсь, что его душа обрела покой, перестав мучиться.

На следующий день я поняла, что Гист больше не выдержит. Он лежал вверх лицом, серый и безучастный. Видимо, болезнь вызывала сильные боли желудка, потому что у моего мужа даже не было сил говорить. Однако его рука всегда крепко держала мою, переживая вместе со мной смерть Аэрона. Внезапно ясность вернулась в его сознание, и он сказал: