Раздача и поедание свинины играли огромную роль во время межобщинных праздников-пиров, которые проводились раз в несколько лет и, как у папуасов, имели полифункциональный характер [928, с. 145–150; 1047, с. 229, 230; 686, с. 160, 161; 619, с. 187, 188; 885, с. 121 и сл.]. Количество розданной на праздниках пищи зависело от богатства общества. Так, если у лезу Новой Ирландии Г. Паудермейкер наблюдала пир с разделом 16 животных [885, с. 129], а у южных массим М. Янг зафиксировал случаи убоя от 10 до 26 свиней[20] [1047, с. 265–267], то на Соломоновых островах и на Новых Гебридах распределялось несравненно большее количество мяса. Я. Хогбин отмечает, что во время пиров дело доходило до обжорства [665, с. 3, 66]. На особенно пышных погребальных пирах в честь богачей на Соломоновых островах умерщвлялось по 30–50 и более животных [686, с. 221; 970, с. 130], а на о-ве Малекула при обряде «маки» количество жертвенных свиней доходило порой до 200 [741, с. 14].

В некоторых районах Меланезии ценились не все свиньи, а лишь животные с особыми качествами. Так, на Банксовых островах, в северной и центральной частях Новых Гебридов и на о-ве Аруе к югу от Новой Британии престижную ценность представляли лишь боровы с завитыми клыками[21]. На о-ве Малекула свиноматок держали только для приплода. В случае их смерти мясо не ели, а выкидывали тушу в море [741, с. 242; 521, с. 17, 193]. Для получения боровов с завитыми клыками им удаляли верхние резцы, которые мешали клыкам расти. Чем длиннее становились клыки, тем больше имелось на них завитков, тем более престижным были их содержание и их убой для той или иной церемонии [741, с. 14, 249; 521, с. 193; 619, с. 155]. Вместе с тем к тому времени, когда клыки достигали желаемой длины, боров становился старым и тощим. Поэтому для обеспечения церемонии свининой на о-ве Малекула одновременно с ним убивали другого, уже холощеного борова [741, с. 241, 242]. На о-ве Пентекост, расположенном рядом, боровов ценили не только за клыки, но и равным образом за размеры туши и качество мяса, считая, что «клыки — это прекрасно, но их нельзя съесть» [732, с. 267]. По лингвистическим данным, подробно проанализированным Дж. Лейардом, выращивание клыкастых боровов возникло относительно поздно [741, с. 245]. О том же говорит и узкая географическая локализация этого обычая. В других районах Меланезии ценность свиней определялась иными критериями. Так, у лезу Новой Ирландии, напротив, свиноматки ценились в два-три раза дороже боровов [885, с. 201].

Во многих местах Меланезии владельцы свиней не смели есть, а часто и убивать своих собственных животных. Как правило, это объяснялось отношением к свиньям как к «любимчикам», в которых видели своих «братьев». Однако такие представления нисколько не мешали использованию свинины в пищу. Не решаясь убивать своих свиней, хозяева широко практиковали обмен свиньями, прекрасно сознавая, что отданные животные попадут на праздничный стол [1048, с. 51; 970, с. 124; 842, с. 349, 350, 365; 741, с. 254; 885, с. 202, 203]. Указанный обычай не противоречил и тому, что свиньи повсюду находились в индивидуальной собственности: каким бы способом ни проводилось отчуждение свиней или свинины, получатель всегда обязан был в будущем вернуть долг [928, с. 229; 1047, c. 205; 741, с. 252; 521, с. 196, 197, 199, 200; 732, с. 267; 885, с. 197, 198]. Иногда островитяне, не чувствуя себя в силах вернуть полученное, отказывались принимать дар [885, с. 199]. На Новых Гебридах такой обмен породил самое настоящее ростовщичество, причем процент начислялся из расчета удлинения клыков проданного борова [521, с. 196, 197; 741, с. 252]. Однако и в этом случае борьба велась не столько за реальную материальную выгоду, сколько за повышение своего престижа. Поэтому на Новых Гебридах и у лезу Новой Ирландии богачи стремились вести обмен с некоторым убытком для себя, ибо, чем больше переплачивал покупатель, тем выше поднимался его престиж [521, с. 196, 197; 885, с. 201].

Одной из важных статей расхода свиней у меланезийцев в отличие от папуасов (служили бесконечные взносы, вносимые в мужской союз для вступления в него и для продвижения по иерархической лестнице внутри него. Первые пиры, связанные со вступлением мальчика в такой союз, как правило, устраивал отец, но впоследствии мужчина уже сам заботился о повышении своего статуса, причем чем дальше, тем обременительнее становилось достижение более высокого ранга, которое требовало убоя множества свиней, обладавших зачастую особыми качествами (иногда приходилось истреблять до 100 животных) [501, с. 106; 842, с. 189; 619, с. 193; 521, с. 272, 348, 353].

Таким образом, в обществе меланезийцев богатство (в особенности свиньи) имело огромное социальное значение, а его приумножение было одной из постоянных забот людей (см., например, [842, с. 337]). Богатство являлось одним из основных путей стать «большим человеком», так как высокого авторитета чаще всего добивались именно те люди, которые более регулярно, чем другие, устраивали пиры, участвовали в обменах, снабжали общинников средствами для разного рода выплат и т. д. Поэтому наличие «больших людей», кредитовавших общинников и организовывавших крупные празднества, повышавшие престиж, общины, в некоторой степени отвечало интересам всей общины. Не довольствуясь престижем, добытым на общинных церемониях, «большие люди» зачастую устраивали престижные пиры-состязания между собой, во время которых побеждал тот из них, кто мог снабдить другого большим количеством пищи, а в некоторых случаях — большим количеством живых свиней [928, с. 142–145, 584, 589 и сл.; 1047, с. 190; 842, с. 365; 686, с. 160; 619, с. 192]. У южных массим такой пир («абуту») организовывали в ответ на кровную обиду, нанесенную противником, заявившим, что у его соперника нет свиней [1048, с. 50].

Меланезийцы начинают заниматься свиноводством с детства. На о-ве Гуадалканал отец доверял восьмилетнему сыну пасти свинью, сохраняя за собой право собственности на нее [665, с. 163]. На Новых Гебридах отец дарил свинью новорожденному [501, с. 112, 114]. Однако по-настоящему к накоплению свиней приступали, лишь обзаведясь семьей. У сиуаи о-ва Бугенвиль молодой муж получал свиноматку от отца или же покупал сам. Изредка свиней приводила е собой невеста [842, с. 163]. Свиньи могли переходить по наследству, хотя порядок наследования у меланезийцев, как и у папуасов, отличался разнообразием. В некоторых районах личные вещи умершего полностью или частично уничтожали или погребали с ним [928, с. 160, 174, 175; 686, с. 215–219]. У южных массим в начале XX в. в соответствии с этим обычаем всех свиней, принадлежавших умершему, съедали во время погребальных пиров [928, с. 620 и сл.]. Однако у большинства меланезийцев свиньи, равно как и другое личное имущество, переходили по наследству. Традиционный порядок наследования требовал, чтобы имущество покойного оставалось в его материнском роде. Однако уже во второй половине XIX в. наблюдалась тенденция к переходу имущества по отцовской линии, причем в первую очередь это относилось к личным вещам покойного [501, с. 66–68]. Развитие этой тенденции фиксировалось на протяжении XX в. Так, в начале XX в. у койта и южных массим основная масса личных вещей покойного наследовалась, причем наиболее ценные из них переходили к его материнским родичам, тогда как детям оставлялось крайне мало [928, с. 88, 89, 521–523]. В 20-х годах у лезу Новой Ирландии [885, с. 43, 44] и на о-ве Малекула [521, с. 522, 523] основное наследство (в особенности свиньи) еще переходило к материнским родичам покойного, хотя у лезу на него в не меньшей степени претендовали и его дети. В середине XX в. на о-ве Гуадалканал большая часть наследства доставалась племянникам и меньшая — детям [665, с. 10, 11]. Зато у сиуаи о-ва Бугенвиль наследство уже полностью переходило к вдове и детям [842, с. 216].

Обособленная индивидуальная собственность на свиней строго охранялась обычным правом, налагавшим суровое наказание на похитителей животных (см., например, [1048, с. 51 и сл.]). По свидетельству А. Дикона, на о-ве Малекула взять чужую свинью без разрешения считалось воровством, даже если вор принадлежал к тому же роду, что и хозяин, и взял ее на время с намерением вернуть [521, с. 196].