Благополучно приведя эскадру свою в Корфу и сообразив обстоятельства, для исполнения видов наших в тех странах, адмирал получил счастливое наитие занять Боко ди Катарро, которая область, можно сказать, есть преддверие черногорское, и тем отклонить близкое соседство французов от Корфы.
По тесном моем сношении с некоторыми лицами, мне сии обстоятельства более известны, и вот как это содеялось.
В 1797 году по Кампо-Формийскому трактату, коим уничтожена Венецианская республика и разделена между Францией и Австрий, Бока ди Катарро достался последней. В 1804 году Наполеон вздумал занять Черногорию, для чего был назначен осьмнадцатитысячный корпус, который должен был выйти на берег в Будуа. Французские агенты уверяли жителей, что на то есть воля Императора Всероссийскаго, но когда славяне узнали от посланного к ним в звании доверенной особы генерал-лейтенанта Ивелича, ризанского уроженца, что такового согласия Государь Император отнюдь не давал, немедленно вооружились, что и отвратило до времени Бонапартовы замыслы. После Пресбургского мира открылся истинный характер и политика Наполеона. Удача и необыкновенная дерзость поставили его выше всех прав. Очарованный победами, более не знал он меры своему честолюбию. Возмущая спокойствие Европы, уже не искал благовидных причин к притеснению какой-либо державы, и особенно находил удовольствие самыми наглыми требованиями унижать достоинство империи Австрийской. Срок передачи области от австрийцев к французам был определен до 29 января. Уже шебека "Азард" под французским флагом вошла в залив под самую крепость Кастель-Нуово.
Бокезцы пребывали в мрачном унынии и послали к соседям своим черногорцам. Черногорский Митрополит Петр Петрович Негош созвал в Цетинье скупштину, где и решено было отправить в помощь бокезцам две тысячи ратников во главе с самим владыкой. Не одна преданность России, а польза общая и частная были причиной сего удивительного единодушия, ибо французское господство значило для бокезцев прекращение морской торговли, коей по бесплодию земли только они и живут. Австрийское правительство, по одному сомнению в приверженности к России, притесняло знатнейших граждан. В одной России видели граждане избавление от бед. Многие бокезцы, служившие в нашей службе, более других желали сей перемены. Особенно коммунитатов Ризанского граф Савва Ивелич и Кастель-Нуовскаго граф Георгий Воинович. Не родственник ли того Марко Ивановича, который в царствование Екатерины командовал первым черноморским кораблем, а затем и всем Черноморским флотом? Они-то и призвали народ к оружию.
Майор Милетич с письмом от нашей поверенной особы в Черногории статского советника Санковского на корабле бокезского капитана Йоко Црногорчевича вышел на Корфу. В прежнее служение свое на Средиземном море, адмирал знал о преданности Славянских народов бокезцев и в особенности черногорцев, которыя находились под покровительством России и вот уже 97 лет почитали себя подданными Российскаго престола, и потому, не имея никаких наставлений, а руководствуясь одной лишь выгодой минуты, решился занятием Катарро утвердить за собою господство на Адриатическом море. Получив известие сие от Санковскаго, адмирал не медля повелел капитану Белли с фрегатом "Михаил", показаться на высоте Боко ди Катарро и, в случае готовности бокезцев не признавать французской власти, обещать покровительство. Это был тот самый Григорий Григорьевич Белли, который при взятии Неаполя в 1799 году с пятьюстами матросами устрашил десятитысячный французский гарнизон. Узнав об этом, император Павел заметил: "Белли меня удивил. Ну да и я его удивлю", и пожаловал Анну 1-й степени, а ведь Григорий Григорьевич был тогда в чине капитан-лейтенанта.
Ненастною ночью лейтенант Сытин с пятью гребными судами взял французскую шебеку абордажем, да так нечаянно, что французы, коих было шестьдесят человек, не успели сделать даже хотя и единого выстрела ни из одной из шестнадцати своих пушек. В Кастель-Нуово и Эспаньоле подняли российское знамя. Не только купеческие суда, но и шлюпки украсились белыми с голубым Андреевским крестом флагами. Все восемь крепостей без пролития крови были оставлены цесарскими гарнизонами, у монастыря Савино Митрополит благословил знамена, предназначенныя для крепостей и вручил их капитанам коммунитатов под восклицания десяти тысяч собравшегося народа: да здравствует царь наш белый Александр! Да веки поживет наш Александр!
Шагом этим Сенявин переносил театр войны с Корфу в самое сердце Далмации, приобретя область, которая представляла для войск наших превосходную военную позицию и заручившись помощью двенадцати тысяч храбрых приморских и черногорских оруженосцев. Вот что может сделать умный патриот-начальник, каков был наш Дмитрий Николаевич.
Вице-адмирал 15 марта прибыл лично в Катарро и удостоверился в преданности жителей и в готовности их с оружием в руках защищать свои вольности. Как утверждали лица, бывшие при сем, в трое суток Дмитрий Николаевич, можно сказать, очаровал народ. Доступность и ласковость его сделались притчей, и черногорцы нарочно приходили с гор, чтобы своими глазами увидать своего освободителя; прихожая его дома всегда была полна ими. За неимением патентов адмирал выдавал шхиперам за подписью своею и печатью виды, кои были бы достаточны для беспрепятственного плавания при встрече с нашими или английскими вооруженными судами. Немедленно по получении их тридцать бокезских судов, вооруженных от восьми до двадцати пушек, под российским военным флагом вышли из залива в Адриатическое море для блокады неприятельских портов, что по недостатку при флоте малых судов служило нам большим подспорьем.
Как уже имел я случай предуведомить читателя, во время всех этих событий я находился на Черном море, которое еще только предстояло сделаться Русским озером, а до той поры у нас, моряков, попросту именовалось "морской Сибирью". Служить здесь за честь принимали весьма немногие, большинство же службой если и не тяготилось, то во всяком случае не оставляло мыслей о Балтике, как о колыбели нашего флота, ставшей роскошной его резиденцией.
В мае Наполеон, дабы вознаградить себя за потерю Катарро и удержав Браунау, принудил австрийцев закрыть порты Триест и Фиуме для российских и английских кораблей. Узнав об этом, адмирал с кораблями "Селафаилом", "Св. Петром", "Москвою" и фрегатом "Венусом" ушел к Триесту выручить купеческие наши суда и провесть их мимо Истрии, где французы, как донесли бокезские корсеры, усилили свою гребную флотилию.
Понеже ранее железо, парусину и такелаж закупали в Триесте, Неаполе и Венеции, то оснащаться флоту нашему оказалось негде. Однако же, предвидя таковую возможность, еще ранее того вызвали из Черного моря фрегат, два брига и десять наемных судов, а в августе – еще одиннадцать. В середине марта прибыл в Николаев фрегат "Кильдюин", отряженный адмиралом для сообщения с Черноморскими нашими портами и маркизом де Траверзе.
Отряд наш составился из нового фрегата "Пегас", бригов "Орфей" и "Орест" и нескольких транспортов, названий которых уже не упомню. Линейные корабли на случай осложнений с турками оставались в местах приписки, но много офицеров с них, перейдя на транспорты, выразили желание принять участие в нашей экспедиции. Эскадра сия должна была доставить в Катарро много разных припасов такелажа, парусины, и людей на место выбылых разных чинов. Помню, как Развозов на походе сделал мне замечание, что моя "десятка" плохо выкрашена.
У Лемноса положили якорь, чтобы свезти на берег коллежскаго асессора Козена. Лемнос известен тем, что во время Пелопонесской войны служил предметом раздора между афинянами и спартиотами. Съехав на берег, принимаемы были и обедали у нашего консула Ласкари. В Архипелаге консулы российские поголовно почти подданныя иностранцы, но жена у него природная русская. Оригинально было видеть в экзотической обстановке типическую журфиксную даму, тип которой являла наша консульша, и слушать от нея жалобы на то, что Солоны, Периклы и Демосфены, изумлявшие свет, перевелись, и нынешние обитатели Греции в уничижении рабства не являют даже тени былого величия. И вправду здешние греки, столь долго жившия с турками, приняли их обыкновения и едва ли не самый образ мыслей.
