– Ну, разве уж и так? – не слишком уверенно, упавшим голосом возразил Шахов.

– Ах, милейший Гаврило Петрович! Да, кстати, – решительно сказал Сергей Леонидович. – Забирайте портреты да и гравюру заодно. У вас вернее она сохранится. Сдаётся мне, что это только начало и не в последний раз приходили они сюда. Пусть хоть что-то уцелеет.

Вдвоём с доктором они сняли карту со стены, бережно укутали в старую шаль и обмотали бечевой. Потом сняли портреты – их было семь – и, призвав на помощь Гапу, пеленали их, как грудных детей, в байковые пелёнки. Еще Сергей Леонидович передал доктору обнаруженную в сундуке поместную грамоту на земельную дачу, жалованную Екатериной его пращуру секунд-майору Алексею Терентьевичу Сойникову за отличие в десанте на остров Метелинос в Архипелаге в 1771 году, и копию плана Генерального межевания, который, надо было думать, в настоящих политических обстоятельствах утерял уже всякое юридическое значение.

Проводив Шахова, Сергей Леонидович вернулся в кабинет, передвинул кресло ближе к окну и продолжил читать:

"Предпринятые мною записки имели планом – обнять всю деятельность флота во время Средиземноморской экспедиции, однако же время, не щадящее нашей памяти, а также и отсутствие под рукою в деревенской глуши многих нужнейших документов, мало-помалу убедили в неисполнимости этой задачи. Поэтому, полагаясь на память, коей свойство есть по прошествии лет затруднять обстоятельность повествования, постараюсь связать в нечто единое тот калейдоскоп мыслей и впечатлений, который находится еще всецело в моей власти. Желая придать описанию похода более живой и интересный характер, я, насколько возможно, старался скрасить сухость описания военных действий бытовыми сценами туземной жизни, историческими очерками и приведением некоторых любопытных сведений касательно нравов и обычаев жителей подлежащих стран.

Не сочтет читатель нескромностью мое желание сказать несколько слов и о себе, ибо такое краткое объяснение облегчит понимание и связь дальнейших изложенных здесь событий. Прибавьте к этому, что я был почти еще юноша, и что все, связанное с юношеством, особенно дорого каждому.

Четырнадцати лет был я отвезен отцом в Морской корпус. В те времена более состоятельныя родители старались определять отпрысков своих в Сухопутный кадетский корпус, открывавший им лучшую карьеру, тогда как беднейшие записывали своих детей в Морской, требовавший менее расходов впоследствии. Во владении родителей моих находилось в Тверской губернии сельцо Корыстино, но никак не оправдывало своего названия, а как с бедных сих поселян, там обретавшихся, по доброй совести взять было нечего, то отец мой жил на собственное свое жалованье, и, таким образом, пути мои определились как бы естественным положением вещей.

Императрицей Екатериной было заведено посылать ежегодно несколько молодых людей в Англию. Одни предназначались для занятий на верфях, другие для службы в военном флоте; таким путем надеялись тогда получать искусных строителей и знающих офицеров. В 1801 году я, будучи уж гардемарином, с разрешения Государя Императора поступил волонтером в англинский флот.

На корабле "Помпей", которым командовал тогда известный впоследствии адмирал Сидней Смит, ходил и даже к Мадагаскару. Поелику англичане стяжали славу первых в свете мореходцев, считаю себя обязанным сказать хотя несколько слов об знаменитом флоте их. Вооружение, как и наружность новейших наших кораблей не много уступает им, но прочностью постройки не можем с ними равняться. У нас строят из сырого леса, чего у них не бывает, оттого корабли их служат двадцать лет, наши же приходят в негодность уже на восьмой год. Сколько я могу судить, как бы ни хороши были корабли их, однако же уступают кораблям шведской работы, особенно же по чертежам Шапмана, а в нашем флоте таких кораблей, взятых в войнах, достигает около трети. Управление парусов в тихое время не хуже их, но в крепкий ветер они искуснее, и причина простая – по составу экипажа. Матросы в Англии набираются с купеческих кораблей, а наши берутся от сохи, и из таких губерний часто попадаются, где нет порядочной реки, не то что моря. Трудно отрицать нерасположение наших соотечественников к морского рода деятельности, однако и впадать в крайности, которыя позволил себе русский посланник в Англии граф Воронцов, сказавший адмиралу Чичагову, будто бы последний мичман англицкого флота знает поболее нашего адмирала, значило бы грешить против истины. Английские моряки, хотя и прекрасныя практики, не обладают вообще теоретическими познаниями и только благодаря одному лишь опыту вырабатывают основные правила. Внешней, доведенной до крайности чистоте на наших кораблях, столь утомляющий служителей, на своих они не придают никакого значения. Граф Чернышев вызвал множество их в нашу службу, без строго разбора об их опыте, полагая, верно, что всякий англичанин есть уже искусный моряк, а ведь многие из них пришли прямо с торговых кораблей. Они наполнили наш флот и какую пользу принесли без сведений, без воспитания, – отняли только дорогу лучшим офицерам. После и увидели ошибку, но поправить ее было уже поздно. Им не давали хороших кораблей, но они с терпением все ж таки оставались во флоте.

Однако же наружный вид американских военных судов, механизм оснастки, прочность и даже чистота много преимуществуют над англинскими. Кажется, недалеко то время, когда повелители морей найдут опасных соперников в американцах.

Исполнив свое волонтёрство, я был произведен в мичмана и переведён сразу на Черноморский флот в 44 морской экипаж, командиром которого состоял тогда капитан первого ранга Развозов. Он же принял в командование и только что спущенный фрегат "Пегас". Вскоре я был назначен ревизором на этот фрегат, который имел назначение – идти к Абхазским берегам. Надо сказать, что это были трудные плавания, но в то же время то была и хорошая школа для нашего Черноморского флота – приходилось крейсировать у открытых Кавказских берегов, что очень скоро сослужило добрую службу в Адриатическом море.

Дабы представить читателю наиполнейшую картину событий, коим был свидетелем, имею в предмете показать связь обстоятельств, к оным приведших.

В 1797 году Бонапарт захватил Ионические острова, полагая их важнейшим для себя приобретением, чем целая Италия, ибо острова эти по своему географическому положению есть ключ ее и врата Греции.

Когда же Суворов выгнал французов из Италии, в недолгом после этого времени адмирал Ушаков, начальствуя над объединенным русским и турецким флотом, вошед с флотом в Архипелаг и прибыв к Корфе, окружил ее кораблями и сильною бомбардировкою принудил французский гарнизон сдаться на власть, изгнал французов из Неаполя и Рима, и в 1801 году на Амьенском конгрессе республика из семи соединенных греческих островов признана под покровительством России и Турции. Последняя имеет один лишь титул, вся же власть в руках России.

Близость же к республике оной народа, нам искони преданнаго, а именно черногорцев, возбуждало некоторыя виды на то, чтобы ещё более упрочить положение наше в этих краях. Ещё Император Павел благоволил писать митрополиту черногорскому Петру Негошу в следующих выражениях: "Впрочем, тем менее можете вы теперь подвержены быть какой-либо опасности и потому еще, что флот наш, обретающийся ныне в Средиземном море для действия против народа, покушающегося истреблять везде законныя правления и, что еще больше, ищущего вредить вере христианской, не оставит в нужде всякую дать вам помощь".

Приняв республику семи соединенных островов под особое благопризрение, Император Александр почел за нужное при тогдашнем положении дел в Европе усугубить средства для обеспечения ея пределов. Поелику же республика сия по приморскому местоположению своему не может надежнее ограждаема быть как единственно, так сказать, под щитом морских сил, оставалось на Корфе морское ополчение наше, вверенное капитан-командорам Грейгу и Сорокину. А как притом знатные приуготовления, чинимыя в разных пунктах Италии, и готовность флота Тулонского к отплытию утверждали доходившие сведения о видах Бонапарта на Ионические острова и области турецкие со стороны Адриатического моря, принято было в подкрепление малого корпуса войск наших и эскадр, там обретавшихся, отправить с Балтийского моря дивизию из пяти кораблей и фрегата, кроме того двенадцать батальонов инфантерии под начальством вице-адмирала Сенявина с назначением онаго Главнокомандующим всеми морскими и сухопутными силами в Средиземном море.