г) С особой позицией выступят объективно-нейтральные авторы, которые отметят, что Путин не идеал (и понаехало при нем много, и джигиты слишком вкусно живут, а надо бы русским поболее, и на Олимпиаде всякие Билаловы слишком нагрелись), но его оппоненты просто опасные идиоты.

Сторонникам концепции помимо прочего можно рекомендовать:

– Активное использование мемуаров участников войн, где есть соответствующие фрагменты, как, например, у Вересаева: "За что мы деремся, за что льем кровь? Ни я не понимаю, ни вы, ни тем более солдат. Как же при этом можно переносить все то, что солдат переносит?.. Объявите, что армия обращается в казачество маньчжурской области, что каждый получит здесь надел, – и солдаты обратятся в львов".

– Сравнить с Александром (миротворческий курс), с Екатериной (постепенный возврат в российскую сферу влияния Белоруссии и Украины и стремление заставить врагов бить друг друга), Сталиным (то же самое, плюс стремление максимально отбить деньги, вложенные в союзников).

Завершение кампании планировалось приурочить к годовщине начала Первой мировой войны и ее первых сражений на Восточном фронте летом-осенью 1914 года, используя открытие памятника ее участникам. Наиболее предпочтительным местом для установки памятника автору концепции виделся город Гусев Калиниградской области (до 1946 года Гумбиннен), в районе которого 20 августа 1914 года 1-я русская армия генерала Ренненкампфа нанесла поражение 8-й армии немцев и задвинула ее за Вислу. В заключении автор концепции рекомендовал открыть памятник с участием президентов России, Белоруссии и Украины как символ общей победы.

Наконец Борис вернулся, бросил хмурый взгляд на листы, которые увидел в руках у Жанны.

– Ну и как тебе? – с усмешкой поинтересовался он.

Жанна пожала обнажёнными плечами.

– Да ничего, – не очень уверенно сказала она. – Толково.

Среди массы исторических иллюстраций, которыми автор концепции подкреплял свои мысли, почему-то ей запомнилась та, где император Николай, спасший Австрию в 1849 году, по глупости сравнил себя с Яном Собесским, который тоже имел несчастье её спасти на горе своей Польше.

– Толково-то толково, – озадаченно сказал Борис, забрав у неё листы и засунув их под стопки других, – только уже не актуально.

Утром этого дня Совет Федерации поддержал предложение президента об использовании российских вооруженных сил за пределами страны. Борис взглянул на часы и нажал кнопку телевизионного дистанционного пульта. Дикторы новостной передачи, ёрзая на стульях и перебивая друг друга, взахлёб проклинали украинских фашистов, совершивших государственный переворот. Последствия его прилагались: пожилой дядька, пересыпая свою гневную речь матерной бранью, таскал за галстук прокурора какого-то западноукраинского города. Отряд русофилов вторгся в украинскую цивилизацию и требовал официальных подкреплений…

Борис снова щёлкнул пультом, присел на край кровати рядом с Жанной и задумчиво обвёл кончиком указательного пальца нежную припухлость её левой груди.

– А кто такой Ян Собеcский? – спросила Жанна.

– Да бес его знает, – ответил Борис, погружённый в свои мысли.

Когда тело его в последний раз содрогнулось, и он обмяк, издав какой-то детский, телячий всхлип, так не вязавшийся с его брутальным обличьем, она с отчаянной ясностью поняла, что жизнь её так дальше продолжаться не может и надо в ней что-то менять. "Миротворцы", – подумала она раздражённо и внезапно расхохоталась так ядовито, что Борис посмотрел на неё растерянно.

– Право как судьба? – с неподдельным интересом переспросил Александр Павлович. – Занятно.

– Пуля виноватого найдет, – сказал Сергей Леонидович. – Так, кажется, солдаты говорят. Да сам язык наш, – продолжил он, – свидетельствует за это лучше всяких книг. Он удержал еще в некоторых случаях смутное воспоминание о том, что на одной из древнейших ступеней развития судьба переживалась как справедливость. – Сергей Леонидович достал и раскрыл тетрадку, с которой не расставался уже очень давно и куда, словно в писаную торбу Владимира Даля, не уставал вносить то лепты, то перлы словесных сокровищ. "Ни судьбиной дождик пошел, на покос нельзя идтить" (Ряз.) – очень сильно, чрезмерно, выше обычной меры. "А тут уж начал матацца ни судом божиим", "У ней все не судом горело" и т. д. Вера в предопределение настолько сильна ещё в наших деревнях, что если фельдшер советует для здоровья в летние посты питаться молоком и яйцами, крестьяне протестуют, ссылаясь на долгожительство постившихся святых, а также на отца Иоанна Кронштадского, не велевшего какому-то больному съесть в пост скоромное, рекомендованное доктором. Все это обычно сопровождается присказкой: "Если Бог век не пресекёт, так завсегда оживёшь, а коли Бог велит умереть, так ничего не поделаешь, супротив Бога ничего не поделаешь". Так что, господа, жизнь и смерть человека, имеющего дело непосредственно с природой, слиты почти воедино.

Екатерина Васильевна, не беря участия в разговоре, молча раскладывала пасьянсы, но и её терпению подошел конец.

– Так вот для чего вы целые дни проводите с мужиками, – заметила она. – А мы-то думали, что вы ищете удовольствий.

– Удовольствий? – повторил за ней Сергей Леонидович и в изумлении тронул себя за очки.

– Услад, – уточнила Екатерина Васильевна и пронзила его своим колючим взглядом. – Среди пейзанок.

От смущения и даже некоторой обиды лицо Сергея Леонидовича пошло красными пятнами.

– Моё удовольствие одно, – недовольно возразил он, – послужить науке.

Александр Павлович прикрыл веки, как бы давая знать жене, что она переступает границы.

– Отчего вы не женитесь? – уже более серьёзно поинтересовалась она.

– Право, я и не думал об этом, – отвечал Сергей Леонидович так простодушно, что это не оставляло никаких сомнений в его искренности.

Александр Павлович решил положить конец такому двусмысленному разговору и взглянул на жену с некоторой укоризной.

– Ну, что же, господа, – предложил он, – еще один робер?

– Пожалуй, – задумчиво согласился Сергей Леонидович, хотя больше всего на свете в эту минуту ему хотелось немедленно сесть за своё письмо. Неожиданный допрос внёс в его сознание некоторое смятение, потому что он действительно и сам не знал, как отвечать на такие вопросы, которые и вправду ещё не возникали перед ним. За игрой поэтому он следил рассеянно и проиграл немного больше, чем обычно.

– В одном из своих сочинений Мэн даже говорит, что вообще не представляет себе, как могло бы развиваться человеческое общество, в котором люди были исключительно родичами и рабами, не допусти они в свои установления юридических фикций, – сказал Сергей Леонидович своим партнёрам. – В первобытные времена, говорит он, человек был всегда родственником, рабом или врагом другого человека, и та дружба, та привязанность, сами по себе, не могли создать никакой связи между людьми. Если подобные чувства и существовали, они должны были привести к такому положению, которые были известны при тогдашнем состоянии мысли. В этом случае между равными устанавливалось бы предполагаемое или фиктивное родство. – Видите ли, – отбросил карты Сергей Леонидович, – Мэн – это, бесспорно, ум выдающийся, это провидец. Но мне кажется, что он недостаточно значения придавал развитию человеческих чувств. Его анализы блестящи, но в силу указанного мной обстоятельства суховаты. Однако мотивы этих фикций в его представлении всегда носят утилитарные причины. Вот он говорит о результатах той умственной бедности в эпоху, когда общество находится на той стадии развития, которую мы рассматриваем. В то время отношения между людьми слагались под влиянием родства. Основным принципом являлось мнение, что все люди, не соединенные с известным лицом узами крови, должны быть или его неприятелями, или его рабами. Мало-помалу сама жизнь доказала неверность такого мнения, так как люди, не связанные между собою кровным родством, становились в близкие отношения друг с другом ради обоюдного спокойствия, взаимных уступок или взаимных выгод. Однако же вслед затем не возникали никакие новые идеи, которые могли бы вполне соответствовать таким новым отношениям, и для выражения этих отношений не было придумано никаких новых терминов. Но дело же не в том, придуманы или не придуманы новые термины, а в том, что меняется их значение. При той неодолимой патриархальной власти, о которой нам столь убедительно рассказывает г-н Ефименко, слова нашего древнейшего летописца, дающего характеристику славянским племенам, представляются совершенно в ином виде, чем их толковали до настоящего времени. Игрища "межу селы", на которых " умыкаху жены собе, с неюже кто свещашеся", – это и была, если угодно, юридическая фикция, где свободные взгляды и душевные и физические симпатии людей только и могли найти свое воплощение в непререкаемых условиях родового патриархального быта.