Координаты команде были предоставлены заранее, поэтому крейсер завернул на посадку через самый короткий путь, пролетевмежду двух сорокакилометровых сухогрузов, гигантских порождений промышленной мощи Хальских заводов, одними из тех, что курсировали по многим мирам Цитадели с грузами руды и слитков металла. Это были настоящие подвижные города, где жили и умирали целые поколения матросов и офицеров, практически ничего не видевших, кроме переходов и переборок этих кораблей. Отключив форсированный режим, рулевой практически на одной только силе гравитации и посадочных двигателях медленно подвел корабль к причалу. Огромная стена из сталепласта и керамита,с выдававшимися наружу ребрами жесткости и отсеками шлюзов. Практически каждое место стыковки уже было занято грузовыми и военными кораблями, закрепленными и соединенными с причалом выдвижными переходами. Крейсер двигался вдоль их ряда, покак не добрался до указанного места, где его тут же подхватили магнитные зажимы, задержав на одном месте и взяв на себя все остальные проблемы, связанные со стыковкой, аккуратно подведя к самому шлюзовому переходу.
Сработали автоматические крепления, намертво вцепившись в корабль, и переходная камера с тихим шипением соединилась с причалом. Метровой толщины защитные стальные двери медленно разошлись в стороны, чуть слышно шурша сервоприводами, пока автоматика компенсировала разницу в давлении, открыв лишь короткий переход длинной в пятнадцать метров, сразу за которым начинались коридоры и переходы причального сектора.
Эдвард, как полагается в таких случаях, вышел в сопровождении целой свиты, состоявшей из тристанских гвардейцев в парадных мундирах и с давно устаревшими церемониальными винтовками на плечах, пары адъютантов и нескольких вассалов, составлявших его ближайшее окружение в эти дни. Сам он был в пышном гражданском камзоле в цветах Тристанского дома, украшенном золотом и серебром, и только корабельные керамитовые ботинки, с доходившими до колен голенищами, звучно цокали магнитными подковками по металлическому трапу.
Встречала их делегация королевского дома, а так же множество зевак из придворных, собравшихся в настоящую толпу, перегораживавшую несколько поточных линий, где уже образовались заторы, но начальство верфей, предупрежденное о появлении короля, уже организовало новую схему движения для транспортов и грузовых дронов. За те несколько секунд, пока спускался по эскалатору, Эдвард успел заметить в этой яркой и сияющей толпе цвета Карийского бароната, Камского герцогства, остезейских феодалов и, к его удивлению, даже красно-золотые полосы цветов Гористарского дома, тоже зачем-то прибывших сюда. Этот факт все же подпортил ему настроение, но хотя бы оставалась надежда, что старый Гористар не привез с собой Респира, чтобы окончательно не испортить всю праздничную встречу. Эдварду сейчас большего всего хотелось хотя бы немного такого веселого и безмятежного настроения, где пусть и фальшивые, но все же улыбки, где его рады видеть и можно хотя бы заставить себя поверить, что в этой жизни порой бывает даже что-то хорошее.
Заиграл парадный оркестр королевского дома, отыграв сначала гимн Рейнсвальда, и только потом гимн Тристанского бароната, но эти звуки уже столько раз оглушали воздух над Эдвардом, что уже привык не обращать на них никакого внимания. Тристанский барон уверенно прошел по проложенной красной дорожке к центру встречающей его толпы, где на украшенном золотом и драгоценными камнями кресле сидел умирающий монарх, сейчас все равно одетый во все принадлежащие к этому статусу королевские регалии и белоснежное с золотой вышивкой одеяние. Часть его лица закрывала полупрозрачная кислородная маска, но Эдвард был уверен, что сейчас Иинан улыбается, в последнее время такое с ним и вовсе случалось нечасто. Старый король действительно рад видеть молодого барона, с таким триумфом возвращавшегося из новой колонии, первой за многие годы, еще и связанной со столь грандиозным проектом.
- Ваше Величество, - Тристанский барон опустился на одно колено перед королем, и за ним точно так же опустилась вся его свита. - Позвольте принести вам мои искренние заверения в верности принесенным клятвам и честной службе престолу. Мы вернулись с Аверии, ныне новой колонии Рейнсвальда, и просим принять ее под вашу протекцию и признать новым вашим владением и частью Рейнсвальдской короны.
Официальные слова, которые уже никто не слышал более века, но здесь они все равно звучали лишь как дань традиции, какую не следовало нарушать ни при каких условиях. Король в ответ с трудом поднялся, опираясь на помощь своих помощников, и медленными шажками подошел к Эдварду, положив дрожащие ладони на его ничем сейчас не покрытую голову.
- Вассал мой, верный словом и делом, - Иинан даже говорил с трудом, порой почти срываясь на кашель, а из-за кислородной маски его слова и вовсе были почти неразличимы, - признавший мое право властвовать и передавший в мои руки свою судьбу и свою жизнь. Отвечаю тебе за преданность наградой и за верность признанием. Твои дела послужили на благо королевству, и имя свое ты носишь по праву. Я признаю Аверию частью Рейнсвальда и частью моей короны, отдавая ее в твое управление как суверенные земли королевского протектората, признавая права всех тех, кто помогал тебе и направлял тебя... - Здесь слова уже выбивались из принятых правил, но, вероятно, речь редактировали из-за того, что колония была не самостоятельным проектом Тристанского бароната, а совместной экспедицией, где участвовали, напрямую или косвенно, многие другие феоды, чьи права так же необходимо было узаконить. - Отныне и вовек, пока стоит Рейнсвальд, пока дует ветер и пока есть жизнь в этом мире, Аверия принадлежит Рейнсвальду, любые посягательства на нее есть посягательства на корону и не останутся безнаказанными. А теперь встань, барон Тристанский, сын и внук баронов Тристанских, наследник по делу и крови, правитель суверенных земель и колоний Тристанских, опора престолу и надежда королевству. Отныне и вовек, пока стоит Рейнсвальд, пока дует ветер и пока есть жизнь в этом мире, в твоем титуле будут слова герцог Аверийский!
Он все-таки не выдержал и перешел на кашель, слишком сильно и долго напрягая свои связки, но из-за получившейся паузы Эдвард услышал сквозь кашель короля удивленный шепот и тихий гул сразу же появившихся разговоров во встречавшей его толпе, но это было ожидаемо. Даже он сам с трудом удерживал спокойное выражение лица, осознавая, что только что услышал.
Герцог Аверийский - именно так и сказал король, но слышать такие слова было одновременно радостно и удивительно, поскольку ни о каком титуле прежде не могло быть и речи. Колония должна стать корпоративным проектом, а не новым феодом. И все же король, так назвав Эдварда, фактически отдавал ему все права на Аверию, за исключением нескольких чисто материальных вопросов, связанных с вложениями и выплатами процентов. Крутой и неожиданный поворот, сразу рушивший многие планы его соперников, ведь теперь никто не сможет заявлять каких-либо прав на новую колонию, а с выплатами никаких проблем не предвиделось. С теми возможностями, что станут доступны после завершения «Сакрала», Аверия начнет рассчитываться по кредитам даже быстрее, чем было запланировано с самого начала.
Эдварду оставалось понять только одну вещь - для чего король сейчас сделал все это. Все настолько заигрались в политику, что просто списали самого Иинана со счетов, но теперь он одним коротким росчерком пера всем напомнил, кто действительно является законом и единственным верным словом в этих землях. Эдвард, почти потерявший нить происходящего из-за моментально заклубившихся в голове мыслей и догадок, все же решился и поднял взгляд на короля, уже справившегося с приступом кашля.
- Поднимись сынок, я хочу посмотреть на тебя в полный рост, - улыбнувшись, тихо сказал Иинан, обращаясь только к нему своим уставшим голосом, - ничего не бойся, все-таки я еще король.
Только что провозглашенный герцог Аверийский и все еще барон Тристанский неуверенно поднялся на ноги, и Иинан Третий тут же оперся на его руку, не в силах больше стоять без посторонней помощи. На этого некогда великого человека жалко смотреть, особенно на фоне прошедших лет, когда он был в расцвете сил, полный энергией и желания творить. Эдвард помнил его прежнего, тогда сам он еще совсем мальчишкой, неуверенным, наивным и свято верящим в чистоту идеалов Рейнсвальда, не подозревая, что кроится под ними на самом деле. Тогда он впервые с отцом прибыл в королевский замок, где был представлен Иинану как наследник титула барона. В тот раз король ему показался настолько великой и могущественной фигурой, что мелкий мальчуган, стоявшим перед ним, так и не смог найти в себе смелости выйти ему навстречу, так и оставшись стоять, спрятавшись за плащом отца, только оттуда, округлив от удивления глаза, наблюдая, как король Рейнсвальда и барон Тристанский приветствуют друг друга словно старые друзья.
