– И что должно произойти?

– Если у тебя получится, то мы все ее увидим. А куда блюдечко нам укажет, вот в том направлении мы и поскачем.

– А далеко ли скакать?

– То даже боги не ведают: расстояние оно не показывает. Ты ведь все равно с нами собирался ехать, вот и будешь каждое утро смотреть и направление уточнять.

– Да я бы все равно за вами бы увязался. Конь у меня добрый, могу скакать за кем угодно, никто уйти от меня не сможет.

– Ваня, ты опять за старое, – урезонил его я, – уж поверь на слово, что наших скакунов тебе не догнать. А твоего, без сомнения, отличного коня придется дома оставить. С ним одни хлопоты будут.

– Вы оба интересные люди. И я верю, что ты меня не разыгрываешь, мессир Сани-Су, но хочу биться об заклад на десять золотых, что обскачу вокруг Единбурга быстрее, чем ты на своем скакуне, кем бы он ни был.

– Может, хватит одного золотого?

– Моя честь царевича не позволяет мне меньше десяти золотых заклад ставить!

– Ну, раз честь, тогда по рукам. Завтра устроим скачки, и друзей позовем, если ваше царское высочество не против.

– С чего бы мне быть против?

Судьей себя назначил Коляда. Впрочем, все знали его репутацию правдолюбца и миролюбца, так что никто и не возражал.

– И так, мессиры! Сегодня три круга, вокруг Единбурга скачут мессир Сани-Су на Сивке и царевич Иван на Соколе. Соперники побились об заклад на десять золотых. Тот, кто проскачет три круга и первым станет передо мной, тот получит оба заклада, которые сейчас находятся у меня, а его конь будет признан более быстрым. Скакать следует по дороге вдоль моря и вокруг стен Единбурга. Если всем все понятно, то на счет три можно скакать.

Он оглядел сотни три болельщиков. Они тихо жужжали, перешептываясь между собой. Должно быть, обсуждали достоинства лошадей и тоже бились об заклады. И хотя большинство не могло себе позволить рисковать десятью золотыми, они ставили достойные ставки, для своих кошельков, разумеется. Коляда понимал все правильно, он выждал небольшую паузу и дал им закончить.

– Приготовились! Один, два, Три!

Царевич тронул повод, и черный жеребец рванул с места в карьер. Он тронул поводья еще раз, и его Сокол прибавил крестик. Я смотрел, как удаляется мой соперник.

– Что же, мессир, ты не скачешь? – спросил Коляда. – Так и проиграть недолго.

– Ваша божественность, пусть из виду скроется, а там и мы с Сивкой тронемся. Скакать долго: Единбург город большой, круг километров двенадцать будет. Вот теперь пора.

Сивка, прекрасно понимавший, о чем мы говорим, тронулся шагом, потом рысью и так не спеша поскакал к тому месту, где на мелководье, прямо из воды, начиналась стена. Мы с Сивкой заранее договорились, что как только мы завернем за стену, где нас не увидят зрители, тогда-то он и рванет во всю прыть.

Не хочу хвастать, но первый круг мы пришли рядом. Не потому, что не могли обогнать царевича, а ради спортивного духа. Если сразу обогнать его на круг, то охота состязаться тот час пройдет. Под крики и молодецкие посвисты мы понеслись к краю стены, перед поворотом поднимая брызги, летевшие выше нас.

Я дал ему проскакать первым, а после добавил крестик, и Сивка стал явно обходить Сокола. Царевич уже не шевелил поводьями, он впервые подмазал коня плеткой, и жеребец вытянулся в струнку. Через минуту он поравнялся с нами. Но мы тоже добавили крестик. Так проскакали по всей дороге вокруг города: мы впереди, а царевич на корпус позади нас.

Вот показались зрители и Коляда. Когда осталась сотня метров, Сокол резко прибавил и перешел в галоп.

– Эге, друг мой, и как ты собираешься целый круг скакать? – подумал я. – Давай дружок прибавим немного, но пусть он первым придет на этом круге.

Где-то слева мелькнул Коляда и полуразмазанная толпа болельщиков. Мы снова проскакали по морю, завернули за угол, и тут Сивка прибавил. Мы, все еще шли аллюром, но я затрудняюсь, как можно измерить такой бег в привычных крестиках! Обычно после четырех лошадь переходит в галоп. Наша скорость составляла крестов шесть, и мы медленно удалялись от Ивана-царевича. Я не сомневался, что Сокол еще не раз отведал плетки, но расстояние росло все стремительнее.

– Боюсь, царевич коня загонит, – подумал я. – надо добавить еще, чтобы он смысла гнаться не видел, – пришла спасительная для его Сокола мысль.

В общем, оторвались мы далеко, а когда вывернули на финишную дорогу вдоль моря – сбавили до аллюра четыре креста. Незачем всем в Единбурге знать, что Сивка только с виду конь, а по сути – робот. Конечно, они про роботов ни сном, ни духом, зато навоображают всякого про нечистую силу да происки навьих.

Так что закончили мы скачку, как и положено: я попросил воды, а Сивка долго отдышаться не мог: бока так и ходили: отличную имитацию усталости придумали дверги. Минут через пятнадцать после этого появился Иван, ехал он аллюром три креста. Он приехал, слез не торопясь и сказал:

– Ну и конек у тебя, мессир Сани! Любо-дорого посмотреть. Как стоячего нас обошел. Наверное, ты мог бы нас на полкруга обогнать, если бы захотел.

– Может и смог бы, да я коня загнать побоялся.

Так все и закончилось: мы руки пожали, а Коляда нам с Сивкой победу присудил, да деньги отдал. А вот многие зрители недовольны остались, те, что на царевича ставили. Думали они, что в царской конюшне лошади много лучше, чем у какого-то мессира, пусть даже и известного.

И вот наступил день, когда Дверги обещали Ивану меч вернуть, заново перекованный. Отправились мы к ним втроем, посмотреть на чудо, которое Альфрик сотворил.

Встретили нас вежливо. Вынес Альфрик меч, а там ни одного драгоценного камня нет, кроме самого крупного рубина в навершии рукояти.

– Держи и владей с честью, – сказал Альфрик. – Это меч справедливости: невинных не рубит, проходит насквозь как дым. А вот виновных никакой доспех не спасет.

Чуть было не брякнул царевич насчет камешков, но вовремя наши наставления вспомнил.

– Благодарю тебя кузнец, – такой меч должен принадлежать царю или императору. – Он нужен властелину в час сомнения. Иной раз приходится довериться человеку, и хорошо бы знать бы заранее, что он верен и добр.

– Невинную голову этот меч не сечет. А проверить царедворца легко: спроси его, о чем важном, а как ответит, так пусть пальцем по лезвию проведет. Если появится кровь, значит это не тот человек, которому довериться можно.

– Благодарю тебя Альфрик и братьев твоих тоже. Скажи мне, сколько я вам должен.

– Ничего, – ответил Двалин. Все, что стоила наша работа, мы взяли камнями, да ты кошель золота давал. Самый лучший рубин, достойный этого меча, мы оставили. Есть одна особенность: в битве он поразит только того, кто желает тебя убить. Того, кто бьется с твоим соседом, но не испытывает желания тебе навредить, он не убьет. В этих случаях он может работать только как защита. То есть, удары он отобьет, даже если они не на тебя направлены.

– Никаким золотом не оплатить такой меч. Буду звать его «Справедливым».

– Золото – это мираж, Иван-царевич, – ответил Торальд. – не зря наши предки его так и назвали: злато или «зло то», то есть золото. Так оно со временем звучать стало.

– А меч, Иван, из рук не выпускай, после наследнику передай, – добавил Двалин.

***

Мы снова сидели в таверне и угощались тем, что самобранка послала. Завтра мы собирались отправиться на задание. Самое время выяснить, в какой стороне Василису искать.

Попробовал Иван сосредоточиться на блюдечке: три раза по блюдечку рябь прошла, а картинка так и не показалась. Зато, под конец, на третий раз удалось направление отследить: мигнули светодиоды, и понял я, что нам в ту сторону.

– Но почему нет картинки? – подумал я.

– Бесталанный я совсем, – сказал царевич, – вот вижу ее как живую перед собой, а волшебное блюдце ее не показывает.