Известьем, что мертва, – убит.
Переживу ли я ее потерю?
Я на погосте среди ракит
Стою и плачу, и глазам не верю.
Приехал я издалека,
В надежде долгой тут ее увидеть.
Теперь в душе лежит тоска.
Не мог я этого никак предвидеть.
Я повторяю вслух сто раз: Марина…
И вспоминаю образ твой.
Наш абажур на Бронной – тот, старинный…
Ты шутишь за столом со мной.
Г лаза свои большие опуская,
Вдруг выдашь сразу несколько идей,
Открыв их, продолжаешь, не мигая…
Чаруешь видом ты своих кудрей.
О, эта незабвенная улыбка!
И блеск зубов, как белый мрамор.
И стан твой рюмкой: такой тонкий, гибкий…
Мне не хватает тут метафор.
И я сижу, и слушаю блаженный –
Какой была ты эрудит.
А стол наш с яствами вдоль широченный,
И продолжаешь ты шутить.
Гулять ходили вместе мы не часто.
Зато как смело строила свои ты планы.
Как я желал побыть с тобой напрасно:
Имела встречи ты, наверное… романы.
И, наконец, я потерял тебя из виду.
Ты жизнь устроила свою.
В тебе я видел удивительную диву!
Хоть ты родня мне, не таю.
И я жену искал тебе подобной,
Всегда я видел в ней одну тебя.
Была ты мне звездою путеводной…
Как не хватает твоего огня.
Марина! Солнышко мое, родная!
Как я хочу тебе одной сейчас поведать,
Как вся моя душа скорбит, страдает…
Как безразличны мне все радости и беды.
Каток растаял – видно время.
И незаметно потеплело.
Как солнце припекает темя, –
Свободу от одежд ждет тело.
И плавают в пруду лишь льдинки.
На глади вод играют блики.
Как хороши весной блондинки!
Весной любви бывают пики.
Она являлась, как снежинка,
На белой глади катка пруда,
Как будто легкая пушинка
Скользила плавно по толще льда.
Ловили каждое движенье,
В ней было что-то от царицы…
Смотрели мы ее свершенья
На льду кружащей баловницы.
Душа не льдина – тепла хочет:
Она ж растаяла как дымка…
Где этот белый ангелочек?
Где эта белая снежинка?
Как быт России им был изучен
И философия его народа.
Жизнь эту тонко он всю озвучил
В деталях: от восхода до захода…
Какой был мир его в то время мрачен…
Читать его всегда сажусь к столу.
«Как много для простых людей он значил», –
Себя на этой мысли я ловлю.
Умел он двумя-тремя мазками
Картину жизни описать блестяще,
Со всеми гнусными замашками –
И это было правдой настоящей.
Как тонко плел он нить своих рассказов,
Как кружевница пряла кружева.
Показывая все без выкрутасов,
Весь ужас быта неуклюжего.
И сколько б не читал, а мне все мало:
Какая пропасть у него идей!
Меня всегда все это занимало,
Смешило, умиляло средь ночей.
В моем стенном шкафу на средней полке
Сияет светлой он голубизной.
Лежит всегда для будущих потомков,
Пленяя мудрой старой новизной.
Да, было то моим большим желанием
С тех пор как, дядя, помню я тебя:
Продлить твое в миру существование
За то, что ты не забывал меня.
Приехал с фронта ты инвалидом.
Имел тогда семью из трех детей с женой.
Ты, по натуре, был деловитым,
Желал увидеть, как живет племянник твой.
Хотел меня в своей семье усыновить,
Но тетя по отцу меня не отпустила:
О брате с мыслями она хотела жить…
Но вспоминать об этом тяжко и уныло.
Затем семью, ты, помню, поменял:
Не по своей мужской – чужой охоте.
Ведь встретил скоро Танечку из гетто,
И полюбил ее и в жены взял.
Вы стали образцовою семьей,
В любви родили двух красивых деток.
Теперь живешь ты с дочерью родной.
Ты понимаешь – как прекрасно это?
Ходить не надо вечером домой,
Не надо думать о еде мирской:
Татьяна крутится вокруг тебя, любя –
Она, как женщина, забыла про себя.
Не забывай, что человеку старость
В семье приносит нам не только радость.
И всякое в любой семье явление
Имеет два различных направления:
Пусть от семьи идет тепло и уважение,
С другой, как правило, болячек хоровод.
Что делать – вот такой у старости заход:
Так вспоминай хорошее и прегрешения.
Жена и дочь, и зять с тобою рядом,
И внуков юных – полная ватага.
Так наслаждайся, милый, и живи
Ты с Таней – с вечера и до зари.
И каждый новый день проси у Бога,
Чтоб продолжалась эта льгота долго.
Ты не спеши в тот невозвратный мир:
Ведь ты для нас давно большой кумир.
Имеешь время ты для многих дум,
Не будь ворчлив, сердит, порой угрюм:
Тогда еще ты долго в мире проживешь,
И нас, родню – на свадьбу к внукам позовешь.
И нас ты тоже одухотворяй,
И от ошибок в жизни вразумляй.
