Время молчалиных Не все, но большей частью мы – Молчалины Русь старая имела слой Молчалиных: О них писали Грибоедов и C. Щедрин. Они и в сей миг средь нас, – не замечали? Ну, вот прошедший, кстати, в шляпе гражданин… Конечно, Вы не знаете, как он живет – Интеллигентный, между прочим, человек… Одет прилично, но всю жизнь чего-то ждет: Конечно, лучшего его проходит век. Из тех он, что живут всегда в самой тени, На неком уровне благополучия. Нет жалоб в жизни никаких: его хоть гни. И в поведении крамолы случаев. История о нем не вспомнит никогда: Жил человек, быть может, и не рядовой… А ведь прогресс идет же, и он ждал чуда – И так и умер в ожидании, с мечтой. А не о Вас ли эта песня сложена? Мы проживаем эту нашу жизнь с мечтой, Вы ходите по тропкам неухоженным, Не уходите, незнакомец, в тень – друг мой! В России трудно не быть Молчалиным Не должно в нашей жизни быть Молчалиным: Ведь «Г оре от ума» урок мне дал! Хотя я мал был, московский россиянин, Но волю кулакам порой давал. Сидел со слабым товарищем на парте: Я за него с обидчиком дрался. Я в «Пионерской Зорьке», аж где-то в марте, Защитником таких прославился. Ведь папа пацана был крупный инженер – У Туполева шишка на счету. Я для его сынка хороший был пример. Тут вышел за Молчалина черту. А в школе оказался на плохом счету: По поведенью за год – три с вожжами. Я сам-то шкет был, а выдал тому шкету… И выслушал тогда премного брани. Ушел в другую школу, и в пятом классе Решили классом мы сходить в кино И – не поставив кого-то на «атасе», Мы с «бородою» видели его. Директор мучил нас: «Кто это затеял?» Мы были в миг тот не Молчалины. Я вспоминаю ту нашу одиссею: Не думали мы о покаянье. Военных двух училищ я прошел урок, Науку я познал молчания, Казармы – душный, распекательский мирок И «слушаюсь», и «есть» мычание… Я мог в училище партийцем стать, – Партсекретарь мне сделал предложение. Так бы вошел в молчалинскую рать… Не состоялось сверху утверждение. А заикнуться, отказаться мог ли я? Ведь приплели бы черт-те что тогда? Ради карьеры как стремились все туда! Добавилась партийная б узда… Я в Мурманске привык не быть Молчалиным, Хоть офицером в армии служил. Я на «гражданку» рвался так отчаянно! Хоть злые лица видел – не тужил. Желание сбылось: больной вернулся я. Мне командир вслед все равно грозил: – Ах, если б раньше ты, гад, мне б подвернулся – Служил бы ты как миленький, дебил… Служил мой дядя…
Служил мой дядя ракетчиком в пятидесятых, В учениях и на полигонах пропадал. Еще был молод и под присягой… Неженатым У нас он гостем – не постояльцем – пребывал. В умах соседей было мненье: «Тут не чисто! Семьей пропорционально платятся услуги – А за военного-то, хмыри, не платят, с*ки!»… И к участковому явились скандалистки. Отсутствовал мой дядя на полигонах часто, И две соседки с участковым ввалились к нам… И тут… – не надо мыслить идеями фантаста – Уж сколько было высказано нам, шулерам!.. Вернулся дядя: – Как объяснить свой статус бабкам, Как снять нависшие угрозы для семейства?.. Загадки эти не для служивого вояки, В спецчасть он обратился, распутав кружева. Не знаю точно, как поступили наши власти… Наверное, тех бабок припугнули чем-то… Ведь это не впервые мы слышим эти страсти: Нашлись достойные слова и аргументы. Жизнь в отказе А то захочется всем туда сбежать Мечтали мы уехать за границу, Исчезнуть из обзора сталинских владык, Чтобы навек забыть «совка» темницу, Лишь был вопрос: каким же будет наш язык? И говоря тут образно: в те годы В печи горящей заслонка приоткрылась. Хотя пугали новые невзгоды, То, что все ждали долго так, мечта – сбылась. В дыру мы слишком поздно устремились: Пока мы размышляли и рядились, Косыгин вдруг издал смирительный указ. Волна отказов у друзей сплотила нас. Хоть бой мы начали на пике алии, Не праведными власти были судьи: «Волнение на Руси надо унять, А то захочется всем туда сбежать». Через два года получили мы отказ, Который «музыкальным» мы прозвали: То действовал тогда Косыгинский указ – Евреями ведь власти «торговали». И после восемь долгих лет в отказе… Родня уехала, но не забыла нас. Они нам помогали раз от разу: Деньгами, письмами, чтоб пыл наш не угас. Изгоями мы жили в эти годы. Тогда работу мы сразу потеряли. И были разные порой невзгоды… Но мы свой замысел четко претворяли. Как стих В.В. был на известных «Окнах Роста», Достигнуть цели было так не просто. В Москве мы завалили письмами ОВИР, Но власть сосала кровь в те годы как вампир. Мои родные время не теряли: И к президенту, и в Сенат писали. И сделал Рейган наш бизнес с Горбачевым: Машина разрешений крутилась снова. |