А я ведь мог быть «Иванов» Одно, но горькое, воспоминание Порою скрытно тиранит мою душу: Тот детский дом, то детское терзание… Я неприятие его в себе тушу. Когда в сорок втором я маму потерял, Соседка наша отвела меня туда. Я разве толком тогда что-то сознавал, Какие меня ждут там люди, жизнь, среда? Но вскоре очутился я в одной семье. В Москве прошло тогда постановление – Сирот войны брать на усыновление. И был патриотический почин в Москве. И мужа этого семейства я не знал. Мой «новый папа» был славный русский летчик. А вот с его женой я много бед познал… Но в моей жизни включился новый счетчик. Из странствий вдруг приехала моя родня – Сестра родная бати убиенного. Она взяла из дома детского меня: Голодного, раздетого, смиренного. Как больно временами это вспоминать. Прошло так много долгих и счастливых лет. Я был бы может Иванов сейчас, как знать? Но бог есть, это не случилось – к счастью, нет. Когда-то девочка и мальчик были Когда-то девочка и мальчик в семьях были, Своей любовью эти дети дорожили. Их мамы с папами всю жизнь дружили, Они их в жизни горячо любили. А выросли они совсем не пустоцветы, И были вместе, как не разлей вода. И папы с мамой всегда мудрые советы Для них звучали как верные слова. Война разбила их давние мечты: Они мечтали после школы пожениться. Мечты о счастье порвались в лоскуты… Случилась на планете новая страница. Меж их родителями связь не прерывалась, Решили ждать и с письмами встречаться. Нет писем долго вдруг, и связь их все ж прервалась… Кто мог до той причины докопаться? В войну никто не знал, что может вдруг случиться – Иль голова в кустах уж, иль грудь в крестах. Любовь нежданно перед смертью покружится… Уж не вини их: страшно бывает на фронтах. Я возвращаюсь в годы детства Я перестал чему-то удивляться, Но мне все время что-то не хватает… Пытаюсь вспомнить лица домочадцев И приоткрыть тех детских лет все тайны. Кто мои взгляды пестовал когда-то?.. Не помню я детсада аромата… Вход охранял в него грузин усатый, Дымил он папиросами Дуката… Затем песочница на Малой Бронной – Пытался что-то я из песка слепить… Где девочка, одетая с фасоном, Мне объясняла, как бонна, алфавит. Там бабушка ее сидела рядом И взглядом сказанное подтверждала. Она была моим успехам рада: Я чувствовал себя ее вассалом. Так продолжалось может быть три раза. Затем она не появилась больше… А как она произносила фразы! И как на ножках красовались гольфы!.. Мне память сохранила ее профиль Тех детских откровений мальчугана… Хотелось мне тогда быть с нею вровень – Я от ее речей был как в тумане. В Уланском помню часть друзей-мальчишек… A сколько было у них разных кличек! Конечно ж: детские порой интрижки И… частый плач соседской невелички. Где ты, Володя, скромный первоклассник, Интеллигент и старомодный друг мой – Кто все, что было, принимал как праздник… С его папашей с красивой бородой. С математичкой я всегда не ладил, И часто спорил, получая неуд. Была она мой просто истязатель… Район сменил, а то б остался неуч. Как часто хочется вернуться в детство, Чтобы увидеть снова те же лица. И вспомнить хитрости, уловки, жесты… Чтоб снова милым детством восхититься! На катке
– Ну, что ты хочешь от меня, нуда? Спросила мама, – опять, каток? Мне кажется, не крепка корка льда… – Взгляни-ка, мама, на бережок! А там уже на льду – толпа ребят Тут прудик – недалек от дома: И было слышно как по льду скользят. Да, этот довод был весомым. Ну разве может детке отказать… От прелести в такой морозец? Ему в глаза со вздохом смотрит мать, И слышен гул разноголосиц. Как гонг звучит: – Только недолго там… А он уже почти одетый, И, шапку нахлобучив, по кустам Бежит с таким же непоседой. Он друг дворовый, сосед по парте. Они живут в округе рядом. И слышны крики с катка в азарте: Их там встречают все ребята. Юности моей бразды Здесь юности моей бразды остались У ланский милый, славный переулок! Я в детстве пополнял твои дворы, И знал здесь каждый хитрый закоулок, Где было много шумной детворы. Его название было взято Для хронологии – памяти дьячка. В домишке, тут жившего когда-то… Назад три века грешившего царька. Не часто Пушкин здесь радовал родню, Приехав раз в год, к факельному дню. Еще дитем был тут Менделеев, Г улял ребенком в его аллеях. Здесь проживал в тридцатых сам Завадский – Изящный режиссер и острый Чацкий. Вращался тут и Визбор плотью бренной: Бывая в моей школе с пеньем в третью смену. Здесь на троллейбусе, лишь в остановке, Стоит высотка сталинских времен. Был вход в метро с чудесной облицовкой, Где мрамор полукругом приземлен. Немного дальше Садовое кольцо, Г уляешь, встретишь знакомое лицо: Кивок с улыбкой и взмах руки… Такие в жизни были тут штришки. Привычка с детства: любил я наблюдать. Втихую этим я забавлялся. Я для видений даже шел блуждать, Очнувшись как бы, я пробуждался. А уже старше я учился в школе. Малахов был директор на престоле. Он подавлял нас своею мощью. Не дай бог встретить его вдруг ночью. Назвали мою школу в честь Ковшовой: От героини взгляд не оторвать! Кто ж знал – может в детстве была бедовой? Любила Родину она как мать. Я родился и жил здесь много лет. И, несмотря на горести-потери, Здесь же закончил модный факультет. Я помню вас, плехановские двери! |
