В семье жены дед матери был обходителен и уникален.
Он был прекрасный семьянин, хоть не имел образования.
Читал сидур, имел в религии глубокие познания
И был по молодости лет, со слов семьи,
довольно музыкален.
Он каждую субботу за большим столом на кидуше для всех
Молитвы, стоя, главные произносил красиво нараспев.
Он классику читал однажды,
увлекшись романом Льва Толстого,
Он от куска свечи, упавшей вдруг на скатерть,
сжег ее немного.
Но оторваться быстро от страниц «Войны и мира»
не сразу смог.
Жена пришла – уж было поздно, а он со смехом
скатерть снять помог.
Он в своей трудной жизни прежней
от власти имел премного зла,
Но никогда, нигде не унывал, хоть жизнь была и тяжела.
Он даже побывал в тюрьме и тяжело физически работал.
Костюм, как правило, один имея, он никогда не горевал
Порой он делал на одолженное свадьбы всей своей родне.
Подарки покупал своим он те же: что жене, то и сестре.
Из синагоги, где молился, бедным он старался помогать.
За стол субботний каждый раз
других людей привык он звать.
И если денег не хватало, он шел, таясь,
их где-то занимать.
И за столами любил шутить
и анекдотец новый рассказать.
А в позднем детстве
он сынков богатых днями на себе таскал.
От них, порою, он тумаков и синяков достаточно имел.
Никто из них у рэбэ строгого,
корежась, учиться не хотел,
А он там в хэдэре в дверях тех детских школ
науку постигал.
Мы жили вместе, впятером в одной квартире,
себя им вверив.
Я никогда, придя с работы,
не видел и не слышал разных ссор.
А он всегда с улыбкой нас с женой встречал,
лишь сидя у двери.
Он был весьма умен, даже подвижен,
этот семейный режиссер.
Порою он меня, смеясь, о скромном одолжении просил.
И с удовольствием его пушок на лысой голове я брил.
А он тогда шутил, что два рубля
от новой стрижки сэкономил:
– Пойду на Горького, купить на эти деньги
мяса к этим гоям.
А за покупками немолодой он ездить в город не боялся.
А ездя в город, при плохой погоде с пассажирами шутил:
– Я от моей снохи однажды барометр хороший получил,
Когда локтем я от ее удара сковородкой защищался.
Ходил он быстро, хотя уже тогда был он
весьма преклонных лет.
Но в праздники всегда он неизменно в синагоге появлялся.
Он изучал талмуд: садясь,
вооружал нас множеством легенд…
На праздник Шменацэрэс
[2], – идя туда,
в метро он с жизнью и расстался.
Его искали долго мы,
найдя лишь в морге Боткинской больницы.
И взяли в дом: родня наша и все, кто знали,
попрощались с ним.
Ведь он в нашей большой семье
и в нашем доме всеми был любим.
Он не был никому чужим: веселый жизнелюб –
таким нам снится.
Дорогая, милая бабуся!
Ты всегда в моем воображении.
Я к тебе приду, к тебе вернусь я:
Будем вместе скоро без движения.
Жизнь твоя была всегда нелегкой:
Было много горя, мучила нужда.
Шла по жизни твердой ты походкой,
Ведь тогда была еще ты молода.
Ты потеряла лучших двух мужей,
Сын старший был николаевский солдат,
Одна растила троих ты малышей…
В стране безликой вился безумный чад.
Я так молюсь тебе и днем и ночью,
Чтоб продолжался наш отцовский род:
Я один из всех живой воочию,
Может сын мой будет новый Лот.
Вспоминаю я твои колени:
Когда меня кто-то дома прижимал,
Уткнувшись в них,
я от руки твоей и тени,
ласкаемый тобой, я засыпал.
Почему же, когда мы были дети,
Не ценили мы вполне той ласки?
Нету бабушек милее на свете!
Как всегда любил я твои сказки…
Знакомый с детства переулок,
Как веха юношеских лет.
В душе моей тот закоулок,
Где так теплом я был согрет.
Года бегут так безвозвратно.
Но память мне не стерла дом,
Куда пешком я аккуратно
Ходил с надеждой вечерком.
Она была роднею мне,
Но тешил я себя мыслишкой,
Что ей скажу наедине –
Какой счастливый я братишка.
Чернов олосою голубкой
Тогда она казалась мне:
Была на вид такою хрупкой…
Сжималось сердце в тишине.
А, выйдя замуж, изменилась:
Ушел из дома звуков шум.
В моем сознаньи воцарилось –
Муж был ее властитель дум.
Когда порою мы встречались,
Она играла часто на рояле,
И все мы дружно отключались:
Ее глаза на нем сияли.
Не долгим было ее счастье:
Муж на работе подорвал здоровье.
Была любовь и вдруг несчастье…
Теперь обоих их стоит надгробье.
В семействе было Любовей две:
Мы «маленькой» ее любовно звали.
Храню я память о божестве,
На ее фото я порою пялюсь.
Теперь племянницы семейство
Там по соседству где-то обитает,
Поддерживая дух еврейства,
Мою былую память воскрешая.
