Аккуратно подстриженные усы зашевелились, Падди Кьоу с улыбкой отозвался:

— Спасибо, сэр. И не только за подарок, но и за то, что не проткнули меня той здоровенной иглой насквозь, а поставили на ноги.

— Ну, это просто моя работа, — смутился Фингал.

— И она вам по плечу, сэр. С Рождеством! — Падди указал в глубину палаты. — Видали, что вон там? — Он изумленно таращил глаза.

Работники больничной кухни расставляли на столе тарелки с дымящимся угощением. Блюда с жареными фаршированными индейками, обложенными картофелем, соседствовали с супницами, полными супа с морковью и брюссельской капустой, и соусниками с густой подливой и клюквенным соусом.

— В жизни такого роскошества не видывал! — признался Падди. — Вот что я вам скажу, мистер О’Рейли: нам с двумя сестрами и братом в нашей каморке такая роскошь и не снится, разве что хлеб макаем в жир на праздники.

Трое людей в одной тесной комнате, на праздничном столе — только хлеб растопленным свиным салом… У Фингала защипало глаза от подступивших слез.

— Сказать по правде, места у нас теперь побольше, чем пару лет назад. Наши старики и младший братишка уже отдали концы. От лихорадки.

Фингал содрогнулся. «Лихорадкой», унесшей жизни матери, отца и брата Падди, был, по всей вероятности, брюшной тиф.

Из-за антисанитарии эпидемии тифа постоянно вспыхивали в дублинских трущобах.

— Вы с родными не можете куда-нибудь переехать?

— А куда? Сестры работают поденщицами, Барри — посыльным. А я вот обиваю пороги, может, и получу британскую пенсию.

Падди и вправду полагалась крохотная пенсия.

— Поселиться в Дублинском замке нам не светит, сэр, даже если мы сложим все, что заработали. Мы бы и не прочь, но знаете, как говорится, где родился — там и пригодился, если только ты не девчонка и тебя не увез к себе на родину какой-нибудь парень.

Фингал смотрел на Падди и мысленно ругал себя: «Черт побери, Фингал, ты же еще неделю назад обещал Китти, что подыщешь этому человеку жилье. И что сделал? Ровным счетом ничего».

В компании студентов и медсестер Фингал дождался, когда придет его очередь наполнить тарелку. Он воздал должное угощению и отошел попрощаться с Кевином Доэрти и Падди Кьоу. Его взгляд поймала Китти. На этот раз она кивнула в сторону шлюза.

Фингал в ответ показал ей растопыренную пятерню, надеясь, что она поймет условный знак. Ему требовалось пять минут, чтобы освободиться. Подойдя к Кевину, он присел на койку:

— Как дела, Кевин?

«Мистер К. Д.» заулыбался:

— Очень даже ничего, сэр. Хинидин мне уже не дают.

— Рад слышать. Будем надеяться, что больше вы сюда не вернетесь. — Фингал понимал, что Кевину вскоре снова придется лечиться, но не стал заводить разговор об этом, только поздравил пациента с Новым годом.

— И вас с праздником, док. — Кевин поднял бровь. — Можно спросить, сэр? Как ваши дела с сестричкой — идут на лад?

— Угу. — Фингал бросил беглый взгляд в сторону двери, куда удалялась Китти. — Мы с ней встречаемся на Новый год.

— Ну, тогда удачи вам, сэр. Большой удачи.

— Спасибо, — кивнул Фингал. — Берегите себя, Кевин, а мне пора бежать. Родители ждут меня к рождественскому ужину.

Убедившись, что сестра Дэли увлечена беседой с доктором Микксом, Фингал ускользнул в шлюз, где уже ждала Китти. Остановившись перед ней, он поднял руку с веточкой омелы, обнял Китти другой рукой и крепко поцеловал ее.

— Счастливого Рождества, Китти О’Хэллоран! — пожелал он.

— Все сыты? — спросила мама. — Никто не хочет добавки?

Отец, восседавший на своем месте во главе длинного стола из красного дерева, ответил:

— Ужин был великолепный, Мэри.

Желтый шелковый галстук, подаренный ему Ларсом, внес праздничную нотку в темные тона костюма.

Ларс вытер губы и свернул салфетку.

— Да, чудесный ужин, мама. Спасибо. — Его слова прозвучали невесело. Ларс выглядел подавленным.

— Угощение будь здоров, — добавил Фингал, отдавая матери свою пустую тарелку. Он знал, что его слова обязательно передадут кухарке. Правда, для него в этот день ужин был уже вторым, и он осилил его с трудом.

Отец озадаченно нахмурил лоб.

— Как ты сказал?

— «Будь здоров», — повторил Фингал. — Почти то же самое, что и «по высшему разряду».

Наградой ему стал сдержанный смешок Ларса.

Отец покачал головой.

— Прискорбно. Полагаю, это американское выражение? — Поджав губы, он сокрушенно поцокал языком. — Наши американские родственники станут причиной упадка английского языка.

Ну вот, начинается, мысленно отозвался Фингал.

— «Будь здоров» — ну надо же! — продолжал отец. — Как сказал твой тезка еще в 1882 году, «между нами и Америкой удивительно много общего — практически все, кроме, разумеется, языка». — И отец с широкой улыбкой добавил: — Кто узнал цитату?

Фингал опередил Ларса:

— Это из «Кентервильского привидения».

Только тут Фингал заметил, что Ларс, похоже, и не собирался отвечать на отцовский вопрос.

— Хорошо, что ты помнишь, — кивнул отец.

— Ты же сам ставил с нами пьесу по «Привидению» однажды на Рождество.

Мама рассмеялась.

— В детстве ты был такой забавный, так смешно актерствовал! Я уже думала, что тебе прямая дорога на сцену.

Фингал покачал головой.

— Ты ведь знаешь, о чем я всегда мечтал.

И он тут же пожалел об этих словах.

— Кстати, о твоей карьере, Фингал…

Ну вот, началось. Фингал откинулся на спинку стула и скрестил руки на груди.

— Мне кажется, теперь, по прошествии семи лет… — отец подался вперед, — я наконец примирился с твоим желанием изучать медицину.

Что? Глаза Фингала округлились от удивления. Примирился?

— Мы с отцом много говорили о тебе, сынок, — добавила мама.

— И только по одному вопросу пока не пришли к согласию, — продолжил отец.

Мама повернулась к нему.

— Может быть, не сегодня, Коннан?

— Когда же еще? Это ради блага самого Фингала.

Фингал не знал, что его ждет, но решил не терять самообладания, что бы ни сказал отец.

— Среди наших друзей есть медики, которые вращаются в литературных кругах. Доктор Виктор Миллингтон Синдж — племянник покойного драматурга Джона Миллингтона Синджа. Мистер Оливер Сент-Джон Гоугарти сам пишет стихи.

— Мистер Гоугарти не только поэт, но и хирург-отоларинголог, гонорар которого за одну операцию доходит до трехсот фунтов, — заметил Фингал и нахмурился. — Не понимаю, какое отношение имеет ко мне он и доктор Синдж.

— У них узкая специализация, — объяснила мама. — Отец несколько раз встречался с обоими, и эти люди, а также их работа в сфере медицины произвели на него глубокое впечатление.

Фингал отметил: заговорить об этом сам отец так и не решился, но приготовился предложить ему выбрать врачебную специализацию.

— Твоя мать абсолютно права, — подтвердил отец. — Видимо, я все-таки заблуждался, когда запрещал тебе даже думать о выборе факультета, Фингал.

Хвала Всевышнему.

Отец прокашлялся:

— Итак, наш подарок тебе на Рождество — пятьдесят ежегодных фунтов в ближайшие два года. Этого времени тебе хватит, чтобы освоить профессию.

Пятьдесят фунтов? Значит, больше не придется урезать себя во всем, ужиматься и экономить? Внезапно Фингала осенило: это же мост, переброшенный через пропасть, отделяющую его от отца. Он поднялся и пожал отцу руку.

— Спасибо, папа. Спасибо, мама. Храни вас Бог.

Появилась Бриджит с подносом и принялась убирать со стола.

— Мы прекрасно поужинали, — сказала мама, — я хотела бы сама поблагодарить кухарку. — И она вышла из комнаты.

Фингал, которому все еще с трудом верилось, что отец изменил свое мнение, взял бокал.

— Может быть, перейдем в гостиную?

— Вы идите, ребята, — негромко откликнулся отец. — А я допью кларет. Мы с мамой присоединимся к вам попозже.

— Только не задерживайтесь, — попросил Фингал и с улыбкой направился в гостиную. Он надеялся, что ему хватит времени выяснить, что тревожит брата.