— Тогда я не понимаю, — протянул Франческо, — зачем девушке из такой семьи нужны наши проблемы? Или папа денег не дает?

— Папа дает столько, сколько прошу, стоит лишь намекнуть, — огрызнулась и на него Турка, — но разве в этом дело? Я чую, что ваша затея пахнет настоящим приключением. Я может быть, этого всю свою жизнь ждала!

— Ааа… — протянул в ответ Франческо, — так ты фильмов про Лору Крофт насмотрелась? — мне тоже нравится, особенно третья часть. Только вот, два сеньора, которые сидят рядом с нами, не дадут соврать, поиск древностей — это не цирковые номера и романтические похождения, а рутинная работа в архивах, ковыряние в грязи, и сопровождающие их постоянные тупики и разочарования.

— Вы нашли хоть что-то, только честно? — задала очередной вопрос Турка.

— Ну, так, кое-что, — слегка замявшись от ее напора, ответил Франческо.

— Ну и как ощущения?

— Честно говоря, ради этого стоит жить — признался пьемонтец, которого прямые вопросы приперли к стенке настолько, что он не рисковал пустить в ход свою убийственную иронию.

— Еще вопросы имеются? — обращаясь теперь ко всем троим, произнесла Турка, и, не дождавшись ответа, опустила очки со лба на переносицу.

Дима тяжело вздохнул, подозвал циркулирующего на безопасном расстоянии официанта, и сделал заказ. Перед тем как изложить все события последних недель, стоило основательно подкрепиться. Сергей-Вован и Франческо с нескрываемым ужасом глядели на приближающийся к столу поднос, уставленный тарелками и судками.

Свой рассказ, сопровождающийся комментариями концессионеров, Дима начал с того момента, когда на Пхукете раздался первый звонок коммуникатора…

В последующие за посвящением недели в жизни Дмитрия почти ничего не изменилось. Он все обучал братьев-рыцарей, оруженосцев и сержантов рукопашному и конному бою на копьях и мечах, движению эскадрона на марше и в атаке, а также копейным ударам. Но перед отъездом в Париж магистр де ла Рош предупредил, что он переводится в Заморье, куда убудет вместе с принятыми и обученными братьями с очередным конвоем. И вот наступил день, когда они покинули прецепторию Боне и выступили в Марсель, чтобы морем отбыть в Святую Землю. Вместе с Дмитрием туда отправлялись его ученики, а также ле Бон, Тамош и Хакенсборн. Брат драпиарий успел нашептать де ла Рошу, чтобы тот распорядился оставить в Боне Ставроса, но тот отказался наотрез расставаться с господином.

Проведав о коварных происках своего орденского начальника, Ставрос развил бурную деятельность. На протяжении нескольких дней командорство от обширных подвалов до креста колокольни звенело от его писка, который умолкал лишь на часы молитв. Ставрос демонстративно отказался ездить на рынок за продуктами и руководить кухонными слугами, что немедленно сказалось на обильности порций и жесткости мяса. После этого «хитрый грек» заявил, что передаст все свои связи на рынке брату драпиарию только в том случае, если тот добьется от магистра отмены предыдущего распоряжения.

Брат драпиарий сопротивлялся как Саладин под Акрой, и капитулировал лишь после того, как сам прецептор пригласил его в кабинет и в задушевной братской беседе пригрозил собрать капитул, на котором будет рассматриваться его, брата драпиария, недостойное поведение. И что ежели послушник Ставрос останется здесь его молитвами, то ни в каком ином драпиарии командорство Боне более и не будет нуждаться, а его, брата драпиария, таланты и способности вполне будут оценены где-нибудь в крепости Газа или замке Шате Пелерин, в северной Сирии.

Сразу же после беседы, в Париж поскакал специальный гонец с личным и секретным посланием к магистру. Резолюция, которую начертал на возвращенном через неделю послании мудрый де ла Рош, восстановила в Боне мир и согласие.

Восседая на возу, доверху груженом скарбом, который он с боем выбил из остающихся в командорстве братьев, Ставрос горестно вздыхал, и то и дело прикладывал к глазам батистовый платок с вензелями Вази. Правда, Дмитрий был уверен, что слезы толстячка предназначаются не прецептории Боне, и не брату драпиарию, а молодой прачке, которая пользовалась особым благоволением бессовестного пройдохи.

К изумлению Дмитрия, по дороге в Марсель Жак де Моле проявил себя с самой лучшей стороны. В отличие от остальных братьев, которые, подобно всем молодым людям их возраста, невзирая на обеты, вырвавшись из казармы, только и думали о том, как бы сбежать от наставников и найти себе хоть какие-то пусть и невинные светские забавы, он строго соблюдал все предписания и ограничения ордена. Глядя на это, де Фо, который возглавлял отряд, назначил его старшим среди молодых братьев.

Не проявивший особых талантов в ратном деле Де Моле оказался прирожденным командиром, и руководя своими бывшими товарищами, закрутил гайки так, что поддержание дисциплины в рядах молодежи более не требовало постороннего вмешательства.

После посвящения в орден, дружеские отношения Дмитрия с де Фо, которые возникли когда-то, во время сидения в подземелье, заметно охладились. Внешне это никак не проявлялось. Все были уверены, что их брат Дмитрий находится под покровительством всемогущего приора, но сам он чувствовал, что трещина, которая появилась после плевка на распятие, все растет и растет.

Марсель встретил их шумом и гамом большого портового города. Морские ворота Франции, большой рейд с десятком маяков, защищенный укрепленными островами. Как объяснил ему де Фо, город был основан за шесть сотен лет до Рождества Христова фокейцами, и до того как вошел в состав Рима, а затем государства франков, был аристократической республикой.

Вокруг города располагались многочисленные маслобойни, мыловарни и водяные мукомольные мельницы. В удобных гаванях вовсю работали судоверфи и мастерские по пошиву парусов. Из Греции и Сирии сюда морем привозили шелк, сахар и пряности. Из Франции по Роне доставляли вино, кожи, и хлеб, а из далекой Англии — шерсть.

В отлично укрепленной гавани на рейде ждали места у причалов для выгрузки и разгрузки несколько десятков кораблей. На венецианском нефе, который доставил из Сицилии сарацинские ткани и зафрахтованном заранее братьями местного командорства им предстояло доплыть до Мессины, где собирался осенний караван паломников и крестоносцев, откуда он убывал через Кипр в Акру.

Вездесущий Ставрос, нашел здесь многочисленную колонию пейсатых соотечественников своей матери, и к концу первого дня пребывания в портовом городе возвратился с мулом на поводу, подгибающим ноги от огромных тюков с мылом, которое, по словам бывшего управляющего Вази, изготовлялось лишь здесь, в Марселе, и стоило, по сравнению с тем, сколько за него приходилось платить в других местах, сущую безделицу.

Робкий вопрос Тамоша, откуда у помощника драпиария взялось столько денег, вызвал у толстяка бурю негодования. Он долго разбрызгивал по келье слюну, и разорялся по поводу «некоторых простолюдинов без роду, без племени, которые родились в никому не известном венгерском королевстве, хотя всем рассказывают, что они потомки ужасных гуннов, а на самом деле не имеют никого, кто бы им и полденье на три дня ссудил», из чего Дмитрий сделал вывод, что Ставрос разжился кредитом у своей «родни».

Неф, выйдя из Марсельской гавани, миновал укрепленные острова Помег и Ратонно и следовал мимо главной островной крепости, охраняющей подступы к городу — замка Иф. Дмитрий и де Фо, осмотрев размещенных в трюме коней, поднялись на кормовую башню. Здесь их окружили молодые братья, впервые совершающие путешествие по морю.

— А почему мы путешествуем не на галере ордена, мессир? — спросил один из неофитов по имени Ансельм, по мнению Дмитрия, самый способный из его учеников, — ведь Франция полна слухами об огромном флоте храмовников?

— Никогда не верь слухам, юноша, — терпеливо отвечал приор, — люди склонны к преувеличению, и любят рассуждать о вещах, которые им неизвестны. Мы плывем на нанятом корабле потому, что портовая гильдия Марселя разрешает ордену отправлять не более двух кораблей в году. Кроме того, весь наш морской флот ныне составляет двенадцать больших галер и четыре нефа. А это в несколько раз меньше того, чем располагает та же Пизанская коммуна, не говоря о Генуе и венецианской республике Святого Марка. Наш флот крейсирует между Аккрой и Лимассолом, что на Кипре, а еще ходит в Константинополь и сицилийскую Мессину. Связь с Англией мы поддерживаем через новый порт Ла-Рошель что в Бискайском заливе. При последних словах по лицу Дмитрия пробежала тень. Он задумался о своем, и отошел в сторону, делая вид, что наблюдает за чем-то интересным на берегу.