К концу 1262 года на западе полуострова Пелопонесс греки и горные славяне — мелинги, восстали против Виллардуэна, а Михаил Палеолог, чтобы покончить с франками в Морее, морем отправил на покорение франкского княжества армию, из пяти тысяч наемников — турок иконийского султаната.

Получив известие о высадке греческой армии, герцог де ла Рош, взяв с собой небольшое число рыцарей, выдвинулся для защиты тылов в сторону Фессалоник, а основное войско под командованием фиванского соправителя — барона де Сент-Омер, отправил в Коринф, где держал знамя князь Гийом.

Вместе с Сент-Омером убыл и Дмитрий, который на второй день после известия о начале войны, привел в Фивы весь свой отряд, оставив на охрану Вази лишь ле Бона с его оруженосцами. Бургундцу было поручено приглядывать за греческими крестьянами и не допустить восстания.

Теперь, по прошествии двух лет, возвращаясь в свой замок с победой, богатыми трофеями и пленниками, Дмитрий размышлял с тревогой, что его ожидает дома.

Из ворот замка появился мул, на котором восседал бравый управляющий. Даже издалека было слышно как он, всеми силами и немыслимыми воплями пытается пустить флегматичное животное в галоп — навстречу любимому сеньору. Уморительная сцена убедила Дмитрия, что все его волнения напрасны и Вази находится в полном порядке.

После того как за ними закрылась входная дверь, ощущение опасности, не отпускавшее Диму с Милана, начало понемногу его покидать.

Пока Сергей-Вован плескался и фыркал под душем, Дима и Франческо успели по очереди умыться и побриться. Всеобщий смотр после водных процедур показал, что теперь концессионеров можно выпускать на улицу без опасений, что первый же полицейский, который их встретит, немедленно арестует за бродяжничество.

Не желая лишний раз появляться на людях, завтрак они заказали в номер. После восхитительных горячих купат, внушительной яичницы и горячего чая, Диму потянуло на философские разговоры.

За несколько суток пути они толком не успели ни о чем поговорить. Дима почти все время сидел в прицепе между тюками, а Сергей-Вован и Франческо, сменяя друг друга, гнали машину, а тот, кто был свободен от руля, каждую минуту использовал для отдыха.

— Слушай, Серега — спросил Дима — а зачем тебе вся эта головная боль? Контрабанда, криминал. Все равно ведь прибыль такая, что в накладе не останешься. Заплатил, как говорится налоги…

— Да не в налогах дело, Димон — ответил давно зреющей досадой Сергей-Вован — конечно, профит и так и так получишь, да только какая бы зараза у власти не стояла, обязательно имеет своих собственных экспортеров, которые сквозь таможню проходят как лом сквозь дерьмо. В этом-то все и дело. Если, к примеру, я буду платить все, как положено, а они нет, то у них затраты будут раза в полтора меньше. А это значит, что они меня или ценами уничтожат, или просто будут иметь больше денег, а стало быть, рано или поздно, со свету сживут, и все наши магазины перекупят на корню…

— Да уж — в экономике Дима был не особо силен, но сразу же припомнил исторический случай — прямо Византийская империя. Там тоже было что-то подобное. Император Юстиниан заставлял соль, которую возили из Таврии в Константинополь, сдавать государству по низким ценам. А потом, чтобы не возиться, внутри страны эту соль продавал тем же самым негоциантам, которые ее привезли…

— Ладно, хватит тут травить про историю с географией, — перебил его Сергей-Вован — давайте прикидывать, как жить дальше будем. Мы и так засвечены, мля, по самое небалуйся. Сегодня, будьте уверены, на каждой итальянской таможне и в каждом аэропорту наши рожи в фас и профиль прописаны. Так что нам с тобой, Димон, по-любому нужно, как не прикидывай, пилить в Киев под крылышко к Шамарину и сидеть там тише воды ниже травы…

Ликаренко в глубине души привязался к «Шурику», и хотя отдавал себе отчет, что намного выгоднее было бы с ним расстаться, и в мыслях не имел бросить своего нового приятеля на произвол судьбы.

— Я думаю — уяснив, о чем идет речь, сказал Каранзано — что могу вам предложить более приемлемую альтернативу. Как насчет того, чтобы вернуть гонорар, который причитается мне и моим покойным коллегам за операцию в Турине?

— И что, овчинка стоит выделки? — с сомнением в голосе спросил Сергей-Вован.

— Я думаю, что да — ответил Каранзано — пятьдесят миллионов долларов на дороге не валяются. Ян почему-то на дух не переносил евро…

Над столом повисло молчание.

— Ох, и ни… себе! — у бывшего бандита захватило дух, и он от возбуждения даже привстал на стуле — а где эти деньги сейчас? Они ведь я так понял, расплачиваться с вами не особо планировали.

— Деньги Ян перевел на номерной счет в бельгийском банке «Брюс» перед самой гибелью. Оперативники из МЭО заблокировали платеж. Так что теперь сумму можно получить, только если мы договоримся с бывшими заказчиками, или взломаем код.

— Ты собираешься договариваться с теми, кто убил твоих друзей? — пожал плечами Сергей-Вован, — я думаю, что они только и ждут, когда ты выйдешь на связь. И вовсе не для того, чтобы поставить подпись на платежке…

— Вот кстати, Франческо — вклинившись в паузу, вмешался в разговор Дима — вы нам, пожалуйста, объясните, кто и почему за нами охотится, и вообще, что происходит?

— Заказчиком Туринской операции — Франческо старательно избегал формулировки «похищение Плащаницы» был Бильдельбергский клуб.

— Какой клуб? — почти в один голос переспросили Дима и Сергей-Вован.

— Эта малоизвестная широкой общественности организация, — с готовностью перешел на лекционный тон Каранзано, — была основана в 1954 году королевой Нидерландов Беатрикс и названа по имени отеля в Амстердаме, где прошло ее первое заседание. Клуб быстро стал синтезом политизированных тайных обществ масонского толка, сохраняющих влияние монархических династий, представителей древних олигархических кланов, и имеющих политический вес нуворишей.

Бильдельбергский клуб представляет собой тайное общество, работающее лишь на себя и стремящееся к полному мировому господству.

Для столь влиятельной организации, где не могло быть жесткой иерархии и единого лидера, вскоре была выработана оптимальная форма — дискуссионный клуб. Его ежегодные конференции приводят к ощутимой коррекции мировой политики, которая вырабатывается в процессе нешумных и неформальных заседаний «групп по интересам» состоящих из политических деятелей, академиков и деловых магнатов.

Членом этой верховной палаты первосвященников постиндустриального капитализма невозможно стать по собственному желанию. Ежегодно некий организационный комитет формирует список из ста избранных. Как ни странно, место очередной ежегодной конференции не представляет большого секрета, о нем можно справиться в штаб-квартире клуба, расположенного в Лейдене, что в Нидерландах. Зато сами конференции окутаны полной тайной. Члены клуба и гости никоим образом не афишируют своего участия. Зачастую недалеко от места проведения очередной конференции одновременно проводятся саммиты НАТО, ЕС, проходят визиты президентов, королей и премьер-министров, что позволяет известным политикам и бизнесменам, не привлекая особого внимания, по нескольку часов в сутки уделять работе клуба.

Безопасность участников обеспечивается военной разведкой принимающего государства, и карманной армией клуба, которая скрывается под вывеской «Международной экологической организации». Вдали от навязчивых журналистов члены клуба дискутируют, совещаются и вырабатывают программы совместных действий, которые медленно, но верно увеличивают их политический вес по обе стороны Атлантики. При этом обсуждаемые на конференциях вопросы сохраняются в полной тайне, благо практически все американские и европейские медиа-концерны принадлежат членам клуба.

Ян, глава нашей группы, имел дело с самим председателем организационного комитета. Это некий Рене Синклер, миллиардер, владелец дорогой недвижимости в самых фешенебельных уголках Европы.