Так сидела Мартина напротив Кристофа, который ходил туда-сюда по комнате. Жаль, что у него не было пристрастия к алкоголю. Очень жаль, что пил он только на виду в питейных заведениях. Так сказать, для дела. А так бы беседа пошла у них гораздо живей. Но он не торопил ее. Лишь ходил и изредка кидал на нее взгляды, зажимая рот руками, теребя пальцами волосы, останавливался и смотрел. Но не торопил, нет. Только лишь пытался наблюдать за ее реакцией. Будто хотел внедриться в ее черепную коробку и прочитать информацию там, словить за перья какую-нибудь зазевавшуюся мысль, которая ненароком вылетит оттуда.

- Все дело в моем ребенке,- произнесла Мартина так тихо, что ей показалось, Кристоф ее и не расслышал.

Он, наоборот, услышал. И от удивления даже присел на пол, так что получилось, что его глаза поравнялись с глазами Мартины. Странным был тот факт, что в них не было слез. Даже сам Кристоф под гнетом эмоций уже давно начал бы плакать. Его всегда поражала стойкость этой женщины. Отгадка же была проста. Она считала выражением слабости выражать свои эмоции перед другими, боялась, что ее осудят, и всячески контролировала себя всегда. И потому плакала лишь, когда никто этого уже не смог заметить. И лишь перед теми, кому она искренне доверяла, допустим, с Жаком, или Николь, могла она позволить себе такую роскошь. Причем, не только плач, но и падение в теплые крепкие объятия, могла она и лишиться чувств, и показаться более слабой, и даже сдаться, потому, что им она доверяла безрассудно. До беспамятства.

- Да, ты не знаешь, никто здесь не знает. Я расскажу тебе историю, которую не рассказывала еще никому. Поклянись хранить ее в секрете. Если кто мне скажет хоть слово из этого, знай, я пойму, что это ты рассказал, потому что никто кроме тебя не сможет больше.

- Конечно же, Мартина, как ты вообще могла подумать, что я могу тебя предать, или рассказать то, что ты решила поведать лишь мне. Я буду надежным сундуком для твоих тайн. Да и тебе легче будет носить свой сундук. Ведь тайны, распределенные по сундукам двух сердец, уже вдвое меньше весят,- улыбнулся ей Кристоф.

- Точно?- переспросила она.- Ну, смотри, я тебя предупредила, - пригрозила ему Мартина.

Кристоф уже достаточно хорошо ее знал. Он прекрасно понял, что, возможно, она передумала говорить то, что намеревалась ему сказать, но он собирался поймать ее на горячем, потому пошел в наступление. Сел он подле нее, обнял за плечи и промолвил:

- Расскажи мне все. Клянусь, я не отношусь к тем людям, которым тяжело носить информацию в себе. Причем любого рода. Только по той причине, что это простые люди, и они не хотят утруждать себя и свою душу тайнами и откровениями. Рассказывая другим, они избавляются от нависшей тяжести тайны в их груди. Я же не такой. Я не страшусь душевных грузов. Особенно, если это может помочь, хоть каким-то образом, моим близким друзьям.

Слово "друг " подействовало на Мартину магически. Она преображалась всегда, когда ее так называли, ведь так и она понимала, что у нее есть друзья. Друзья было самое важное в ее жизни. За них она готова была отдать жизнь. Даже не прося взамен от них той же верности и преданности. А в случае с Кристофом он и сам это предлагал. Это сразило ее наповал: такие его откровения.

- А я тебе взамен расскажу что-то о себе и своей семье. То, что никогда не рассказывал. То, что мне тоже тяжело с собой носить уже какой год.

Мартина была поражена. Она удивленно посмотрела на Кристофа. При свете свечи его глаза стали еще более каре-зелеными. Их глаза были на удивление похожи. Она только сейчас это поняла. И увидела в них не меньше боли и одиночества, чем в своих. На мгновение прильнула она к Кристофу, выражая тем самым сейчас самые глубокие чувства признательности, которые она испытывала к нему в данный момент, потом быстро отпустила его, встала с кровати, выпила еще, села на табурет и, пытаясь не смотреть на него, начала свой рассказ. Смотрела она на него лишь изредка. И то, каким быстрым и резким был ее взгляд, заставило его понять: она проверяет, поддерживает ли он такие ее поступки или она просто не верит тому, что он не расскажет это никому. Но он пытался всячески ее не перебивать. Даже почти не дышал: так он не хотел сбить эту атмосферу искренности.

"Пусть Мартина хоть раз в жизни уже спокойно выльет свою душу. Хоть кому-то", - проносилось у него в голове.- "Может, я помогу ей найти ответы на столь мучающие ее вопросы".

- Ты же знаешь Жака. Парня, которого иногда мы видим в баре, живет тут по соседству,- начала свой рассказ Мартина.

- Да, - ответил Кристоф, удивленно посмотрев на нее и насупив брови.

Ему не нравился этот парень, своей расхлябанностью и оторванностью от жизни что ли.

- Вот этот алкаш? Ему давно пора заняться делом. Как вижу его, так все ходит, ходит понуро, синяки под глазами, словно жить ему осталось пару дней, и он вот-вот развалится. Только не помирает чего-то. Не люблю таких бездельников как он, "прожигатель жизни".

- Да, да, это именно он,- улыбнулась Мартина.

Странным во всем этом было, что ее не только не бесила характеристика, данная Кристофом Жаку, а она даже более того, внутренне этим восхищалась. Да, она любила Жака. Любила в нем это все: и эти синяки под глазами, и его расхлябанность, и его вечную усталость от нежелания что-либо делать, не видя смысла. Но Мартина решила не отвлекаться и продолжила дальше:

- Так вот, ты знаешь, я потеряла свою мать и брата, меня пытался изнасиловать один подлец, но мне удалось сбежать. Долго бродила я по лесам, затем мне помогли оказаться в деревушке, главой которой был отец Жака. Любезно приняла меня эта семья. Это были самые беззаботные годы моего детства. Мы бесились с Жаком, гуляли по полям и лесам, признаюсь, он был моей первой любовью, но потом в деревню приехали эти мои "любимые" Инквизиторы, которые как всегда во мне нашли метку дьявола, не поняв, каким образом я очутилась там в деревне.

Тут Мартина отхлебнула, так как продолжать рассказ без очередной дозы поддержки алкоголя, она не могла.

- И еще этот полоумный дед. Сам завез меня в это село, а потом с пеной у рта стал кричать, доказывать, что я ведьма. Пустили собак. Но нам с Жаком удалось вырваться. Долго мы потом снова бродили по лесам. Вот видишь,- горько усмехнулась она.- Судьбу, иногда, бывает, не поменяешь, выкинуло меня из лесу в деревню, и снова туда закинуло,- махнула она рукой туда обратно со смешком.

Даже Кристофу стало смешно от этого ее жеста и того, как легко она рассказывает, она же поправила его мысли, произнеся:

- Ты не думай, я так легко обо всем этом рассказываю совсем не потому, что там было не тяжело. А лишь потому, что я уже смирилась со всем этим. Да и была ощутимая разница. В этот раз я очутилась уже в лесу не одна, а с Жаком. Он заботился обо мне. Мы с ним шли и шли. И я бы так всегда и осталась с ним в том чертовом лесу. Вот сейчас я понимаю те его слова, что главное - любовь. Он защищал, оберегал меня. У нас было все, потому что у нас была наша любовь. Через какое-то время я поняла, что я беременна. И вот тут, как только Бог вроде бы дал опять какой-то призрачный шанс, веру в появившуюся на горизонте надежду, снова все пошло ко всем чертям.

На нас в лесу напали разбойники. Мне удалось скрыться, Жак же остался отбиваться от них. Признаюсь, когда я тогда покинула его, убежала, я уже думала, что его нет в живых. Думала, что потеряла его навсегда. И все надежды и вера в будущее оставили меня. Я выносила ребенка, как бы мне это ни было тяжело. Судьба снова улыбнулась мне. Я наткнулась на домик ведьм, которые жили в том лесу. Их было трое. Две молодые девушки и одна старуха. Они рассказали и о других ведьмах, которых обстоятельства так же вытеснили в лес. Да, мы хорошо проводили время, я не спорю. Я отвлеклась с ними. Они выходили меня, откормили. Я даже стала принадлежать к их числу. Но они не были моей семьей. Я не была счастлива с ними, потому, как только я родила, что прошло без особых мук, благодаря их зельям, они меня отпустили, они понимали, что я более не должна с ними оставаться.