- Слушай, Жак. Нашел я тут одну девушку по имени Мартина. Ее знают в определённых кругах в городе. И известность сейчас ее стремительно растет. Я не могу дать тебе гарантию, что это именно та девушка, которая тебе нужна, ради кого ты живешь и кого ищешь, но я узнал место, где она обычно любит проводить время. Заседает там со своими приспешниками или друзьями, или еще подобными тварями. Не знаю даже как выразиться. Давай сходим, посмотрим. Надеюсь, что это окажется не она.

- А почему ты так говоришь? Какие у тебя основания так о ней отзываться?

- Послушай, Жак. Я даже не знаю, как тебе объяснить. Не хочу тебя расстраивать. Но мы с тобой так сроднились за все это время. Я знаю, какой ты. Пусть ты даже уже и забыл, кем ты был. Но я помню, каким увидел тебя впервые, когда ты пришел в этот город. Помню твою обнаженную душу до всего того, что с тобой сделало это место. Этот дьявольский Саргемин. Не знаю, как так произошло, что с тобой произошли все эти метаморфозы. Куда исчез блеск твоих глаз, а, Жак?

Он сидел и не двигался. Его взгляд застыл на одном месте. Лицо в последнее время напоминало какую−то бледную восковую маску. Синяки под глазами, алкоголь, вытащивший из него все соки и непонятно откуда появившаяся жестокость и бездушность, полное отсутствие интереса к судьбе других. Как прискорбно ему было понимать, признавать и соглашаться с тем, что он сейчас сам себя уже не узнавал.

Какие изменения произошли с ним за эти годы? Вроде прошло так мало времени, а свое отражение он уже просто не узнавал. Но если бы только отражение! Он не узнавал свой образ мыслей. Он потерял себя самого где-то, и теперь не знал этого места. Где же он себя оставил? Это теперь было для него необъяснимым. Он стал каким−то черствым, бездушным, абсолютно не чутким к страданиям других людей. А раньше ведь смыслом своей жизни он видел помощь другим, готов был просто лететь, когда другой, пусть даже чужой человек был в беде.

- Жак, я знаю то, что ты совершил на днях. Как? Скажи мне: как мой друг мог скатиться до такого?- не унимался Андре.

- Перестань, я просто очищаю город от таких мразей, как они. Здесь их достаточно. Одной больше, одной меньше,- развел руками Жак.- Считай меня простым санитаром леса. Просто я был очень пьян, - тут он опустил лицо на руки.- И в один момент во время нашего совокупления мне стало так мерзко, так противно, что я с ней. Я просто хотел скинуть ее с себя. Просто выгнать, вытолкать не только из своей комнаты, но вообще из жизни. Я возненавидел все. Себя. Ее. Этот мир. Все, что довело меня до этой жизни. Я так возненавидел ее! Ты меня понимаешь?- обратился он к Андре.

Тот на миг лишь задумался, отвернулся от Жака, затем, учитывая, что он хотел дослушать конец этой истории, повернулся обратно к нему и кивнул, давая понять, что понимает Жака и разделяет его переживания. Тот, увидев такой ободряющий жест, успокоился и продолжил.

- А она, тварь такая, еще начала бесноваться. Ненавижу вот этих нервных, крикливых, вульгарных баб. Хочется закрыть им рот. Забросить в нее чем-то. Мне стало мерзко за себя, что я с ней связался. Понимаешь?

- Так, а в чем проблема? Ты ведь и раньше вызывал проституток. В чем же сейчас дело стало?

- Не знаю. Противно мне стало за себя, да и все.

- И что ты сделал дальше?

- Я стал выталкивать ее из своей квартиры. Еще не хватало все заляпать ее кровью, я просто хотел вспороть ей живот и все. Так мерзко мне было. Но чтобы потом в лужах крови этих жить, я не идиот, прости. Но она не хотела идти на улицу, как я ее не выталкивал. Я стал бить ее головой о стену, она отчаянно сопротивлялась, но я продолжал бить ее, а потом начал душить, пока не почувствовал, что ее тело обмякло в моих руках, затем просто вытащил на улицу, протянул пару кварталов, как какую-то пьяницу.

- А разве из ее головы не сочилась кровь? Разве тебя не найдут?

- Не знаю, вроде нет. По крайней мере, даже одежда моя осталась чистой. Выбросив ее в ров, я, наконец, избавил свои руки он этой грязи.

- Ничего ты не избавил. Убив ее, ты лишь взял на себя эту грязь. Ты выпачкал руки ее смертью,- начал объяснять ему Андре. - Так, а чего ты решил вообще лишить ее жизни?- продолжил он.

- Все. Хватит. Надоело. Ты меня не понимаешь, так какой тогда смысл объяснять?

- Жак, я не прошу тебя мне что−то объяснять или отчитываться передо мной. В первую очередь, я задаю все эти вопросы лишь с целью, чтобы прояснить тебе самому это все. Чтобы ты разобрался в себе и в причинах своих действий.

Жак скривился. Ему явно не нравился этот разговор и был абсолютно не интересен.

- Жак, а осталось для тебя еще что-то святое вообще?

- Не понял,- сморщился тот.- Что ты имеешь в виду?

- То, что имеет для тебя какую-то ценность еще.

На самом деле, Жак понял, о чем его спрашивал Андре. Он и сам порой задавал себе подобные вопросы. Но ответа в своем сердце найти на них не мог.

- Проехали. Я не знаю, как ответить на этот твой вопрос,- прокричал он.

И Жак отошел от него. Затем он быстро вернулся обратно и заговорил очень тихо, каким-то противным шепотом, которого он сам от себя даже никогда еще не слышал.

- Но знаешь, что самое худшее, Андре?

- Что, Жак?- испугался тот, как бы предчувствуя его ответ.

- Самое ужасное, что мне это понравилось. Я нисколько не жалею об этом. И если мне представится еще один случай, а лучше несколько, я нисколько не задумаюсь перед тем, как сделать это снова. Это дало мне какое-то облегчение.

- А может, ты просто слаб, Жак? Может, ты просто озверел от своей боли? От того, что ты все еще не можешь дотянуться к своей мечте? И ты теперь просто срываешься на еще более слабых? Ведь в чем виновата эта девушка? Знаешь ли ты ее судьбу? Запомнил ли ты хотя бы ее имя? Вот ты что, возомнил себя Господом Богом, какое ты право имеешь отнимать у кого-то жизнь? Боже, я боюсь тебя, Жак,- отпрянул от него Андре.

Просто в момент, когда он начал обращаться к Жаку, тот повернулся к нему, и он увидел два этих глаза. Это были уже неживые глаза. Не читалось в них ни печали, ни даже той боли, о которой вечно пел Жак, чтобы его успокаивали и жалели, ни раскаяния, ничего. Ни одной капли чувств. Было там полное безразличие. Какая-то раздирающая душу пустота зияла из каждой его глазницы, и конца этой пустоте не было. Какая-то обреченность и фривольное отношение к ценности человеческой жизни, а так же абсолютная аморальность и жестокость читались на всем лице Жака. А эти мертвые глаза лишь дополняли всю эту картину, наводя на Андре душераздирающий ужас.

" Господи, пусть он уже поскорей найдет эту свою Мартину, быть может, это поможет ему обрести покой и, наконец, снова стать счастливым",- подумал про себя Андре.

Но тут снова просто пожалел об этой своей мысли. А что если теперь он своими руками принесет этой Мартине не человека, не того мужчину, которого она некогда знала, а просто зверя, бездушное существо. Что если и Мартину нынешний Жак не пожалеет? Учитывая, что Андре знал ее образ жизни, не хотел обрекать он ее на смерть. Не простит он себя потом никогда. И так начал он разрываться в сомнениях, в тот момент, когда голос Жака перебил пустоту.

- Ее звали Камилла. Да какая разница. Такое красивое имя, не правда ли?- без тени печали промолвил тот.

Говорил он отрешенно, явно не думая в этот момент об этой покойнице. Лишь палкой проводил он по пыли перед ними, рисуя какие-то одному ему понятные и известные символы. Весь он был в своих мечтаниях. Затем вздрогнул, почувствовав на себе взгляд Андре, который застыл и просто вглядывался в этого нового для него Жака, и начал спрашивать его снова, не смотря на него и продолжая ковырять палкой пыль, то стирая начертания каких-то знаков, то снова добавляя их.

- Так что ты говорил о моей Мартине? Какой она стала? Что не так?

Андре ужаснулся. Он внезапно осознал, что, по всей видимости, Жак уже давно сошел с ума. Может быть, это алкоголь с ним такое сделал, или его горе. Но какое горе? В жизни других людей случается многое и похуже того, что с Жаком. А, может быть, он всегда был каким-то ненормальным? А Андре просто этого не замечал, так как был наивным, поверхностным и видел в нем просто друга, не обращая внимания на всю его жестокость. Может, он никогда и не знал настоящего Жака. Или не хотел его знать.