Его размышления прервал резкий звук боевой тревоги. Он застыл на койке. Боевая тревога, затем свист стартующих зенитных ракет. Видимо, англичане решили попытаться атаковать их снова. А чего еще следовало ожидать? Они могли исходить только из предположения, что это был враждебный немецкий корабль и теперь, после того как «Киров» продемонстрировал некоторые из своих удивительных возможностей, конфликт, скорее всего, будет только разгораться.

Теперь Карпов, Язов и Самсонов сидели перед ним в кают-компании, и капитан оправдывал свои действия именно так, как и ожидал адмирал. С каждым его словом, Вольский все больше мог думать только о тех, кто погиб в только что окончившемся бою и тех волнах изменений, которые устремятся в настоящее после этого.

— Это была явная попытка внезапного удара, — сказал Карпов. — Я сделал то, что считал нужным для защиты корабля и его экипажа.

— Это так, но почему я услышал сигнал боевой тревоги непосредственно перед тем, как был открыт огонь? Вы хотите сказать, что обнаружили эти самолеты на удалении всего в пятьдесят километров? — Адмирал посмотрел на Язова, исполнявшего обязанности старшего оператора радара.

— Товарищ адмирал, я…

— Это было мое решение, — прервал его Карпов. — Оценив характер угрозы, более — сорока приближающихся самолетов, я принял решение использовать комплекс средней дальности. Он имеет больший темп стрельбы, чем С-300, кроме того, он интегрирован с зенитными орудиями малой дальности.

— Это было верное решение, но вы должны были объявить боевую тревогу непосредственно после обнаружения противника.

— Прошу прощения, адмирал, но я был занят координацией действий с Самсоновым по вопросу организации зенитного огня. Как известно, мы должны быть предельно экономны в плане боезапаса.

Это была легкая ложь. Карпов, разумеется, не собирался говорить, почему он ждал, не объявляя боевую тревогу в первые минуты. Он знал, что после сигнала боевой тревоги адмирал немедленно явится на мостик и, вероятно, пересмотрит его решения. Он потерял бы контроль над ходом боя, и поэтому был полон решимости справиться сам. В конце концов, он был командиром «Кирова», даже если на борту находился адмирал флота.

Вольский решил позволить всему идти куда шло, но бросил на Карпова взгляд, четко выражающий недовольство.

— Сорок самолетов? Сколько ракет использовали для отражения атаки?

— Тридцать две SA-N-92, адмирал, — сказал Самсонов. — Четыре залпа по восемь ракет.

— И скольких мы сбили?

— По нашим оценкам, ракетами сбито двадцать четыре самолета. В одной пусковой произошел сбой синхронизации и ракеты не получили первоначального целеуказания.

Вольский покачал головой.

— Двадцать четыре самолета… Это тяжелые потери для британцев. Что же касается ракет, проклятые штуки слишком долго стояли в пусковых без реальных стрельб. Восемь ракет не инициализировались? Это неприемлемо. Приказываю провести полную проверку и техническое обслуживание.

— Еще шесть самолетов были сбиты зенитными орудиями, — сказал Самсонов.

— Еще шесть? Да, я слышал звуки стрельбы, и поверьте мне, был не слишком рад узнать, что вражеские самолеты смогли подойти так близко к кораблю, и что самолет, созданный почти сто лет назад, смог выпустить по нам торпеду, которая могла нанести нам фатальные повреждения. — Вольский тяжело посмотрел на всех присутствующих. В его взгляде читалась вся тяжесть почти тридцати лет командирского стажа. Даже Карпов, привычно бойкий и настроенный спорить, как-то сник.

— Этого больше не повториться, — наконец, сказал капитан.

— Думаю, что нет, — сказал Вольский, хотя он и понимал, что если они продолжат следовать этим курсом, будут и другие столкновения в ближайшие дни. Он тяжело вздохнул, словно пытаясь сбросить с себя тяжесть того, что им, вероятно, предстоит сделать, столкнувшись с британским флотом.

— Это война, джентльмены, — сказал адмирал. — Я надеялся соблюдать осторожность, но англичане вынуждают нас вступать в бой. Мы защищены самым прочным панцирем и вооружены самыми страшными клешнями, но нас только что бросили в котел с кипятком. Мы не можем погибнуть в одном славном бою, но они будут иссушать нас неделя за неделей, и мы погибнем медленно, словно краб в кипятке. Что будет, когда будет израсходована последняя ракета? Они могут потерять тысячу, две тысячи, десять тысяч человек в попытке уничтожить нас, и они их потеряют. Они совершили ошибки и дорого заплатили за это, но вы же заметили, как они изменили свою тактику во второй раз, попытавшись адаптироваться? Они направились к нам рассредоточенными группами широким фронтом на разных высотах. И это им почти удалось! Если бы только…

Он сменил тон, смирившись и ощутив необходимость подбодрить своих подчиненных в той же степени, как и отчитать.

— Атака была отбита. Вооружение было выбрано правильно. Технические проблемы будут устранены. Все живы и здоровы, корабль невредим. И все же я надеюсь, что это преподало нам жестокий урок. Наш враг решителен. Это были мужественные люди — хотя они едва понимали, что происходит, они пытались прорваться через наш ракетный огонь и погибли, пытаясь уничтожить наш корабль. Подумайте об этом. Подумайте о мужестве, которое требовало то, что вы только что видели. Это наши враги, и мы должны отвечать им одинаковой отвагой и решительностью, равным мастерством и мудростью.

— Так и будет, адмирал, — сказал Карпов. — Я рекомендую атаковать надводную группу противника. Давайте выпустим по этим авианосцам пару «Москитов-2» и нам больше не придется беспокоиться о зенитных ракетах. — Он имел в виду большие и смертоносные противокорабельные ракеты большой дальности, установленные в подпалубных пусковых установках в носовой части «Кирова».

— В нынешних условиях я не считаю это необходимым. По словам Федорова, британские авианосцы располагали не более чем тридцатью самолетами каждый, и мы сбили более сорока из них. Тем не менее, мы израсходовали для этого тридцать две SA-N-92 и восемь С-300. Я должен сказать вам, джентльмены, что мы не можем бесконечно разменивать самолеты на ракеты. Если они продолжат преследовать нас и решатся на еще один авиаудар, я сделаю то, что вы предлагаете, капитан. В противном случае, учитывая, что они не могут приблизиться к нам при нашей текущей скорости, я думаю, мы смело можем уходить на юг, в Атлантический океан.

— Но адмирал, — настоял Карпов. — Они продолжают сопровождать нас. У них остались самолеты, чтобы продолжать следить за нами при помощи радаров большой дальности.

— На данный момент, — сказал Вольский. — Роденко заверил меня, что он будет иметь возможность подавления радаров Mk.279 в 08.00. В настоящее время его техники производят перенастройку оборудования. До тех пор, я полагаю, мы все можем отдохнуть. Самсонов, ваша вахта как раз подходит к концу. Карпов, у вас остается несколько часов, но если вы утомлены, я могу приказать Орлову сменить вас.

— Я в порядке, адмирал.

— Очень хорошо… И последнее. Хорошая стрельба, Самсонов. Вы хорошо проявили себя, несмотря на инцидент с пусковой. Эту систему следует тщательно проверить.

— Я займусь, адмирал. Этого более не повториться.

— Свободны. Вы тоже, Язов. Вы хорошо проявили себя.

— Спасибо, адмирал.

Самсонов улыбнулся, отдал честь и вышел из кают-компании вместе с Язовым, оставив капитана наедине с Вольским. Адмирал потер шею, а затем сделал глоток холодной воды.

— Что же касается вас, капитан, ваше решение атаковать противника и выбор вооружения были верными. Противник вынудил нас защищаться. Но вам никогда не следует ставить корабль под угрозу, не объявив боевую тревогу. На вас лежит ответственность за весь экипаж. Если бы торпеда взорвалась…

— Я понимаю, адмирал. — Карпову было нечего сказать.

— Мы должны быть крайне внимательны, Карпов, и действовать предельно точно. Одна ошибка, один недосмотр, один отказ техники и мы можем получить повреждение. То, что мы потеряли восемь ракет и на сантиметр разошлись с подрывом торпеды под днищем, должно не дать вам заснуть этой ночью.