Поэтому странное молчание Североморска было для него наиболее приводящим в замешательство фактором. Его излюбленной тактикой действий против старшего по званию всегда было обращение к верховной власти. Карпов получил назначение командиром «Кирова» обхаживая штаб флота. Вольский был старше его по званию, причем намного, но он всегда мог обратиться в штаб флота в Североморске, который мог отменить приказ адмирала. Поэтому он хотел сформировать там представление о происходящем в максимальном соответствии с собственным видением. Он хотел убедиться, что сможет представить себя в наиболее выгодном свете в глазах вышестоящего командования и, что еще более важно, возможно, повлиять на их решения. Еще больше он желал убедиться, что его действия будут рассмотрены в правильном свете — то есть намеревался начать, даже в предельно официальной ситуации, тонкую кампанию по искажению истины, то есть vranyo. Сейчас только адмирал мог отменить его приказ, и Карпов тихо кипел от негодования. Он делал то, что считал нужным, а действия адмирала в его представлении были непростительными.
Кроме того, он видел в ситуации проблеск возможности. «Орел» и «Слава» пропали, и адмирал проявил слабость о оценке потенциальной опасности ситуации. Этот случай будет строго рассматриваться дома, и безусловно появятся виновным и козлы отпущения. Адмирал в любом случае нес ответственность, но Карпов хотел убедиться, что любая возможная оплошность будет возложена на плечи Вольского. Он намеревался сообщить в Североморск все, что думал, и где-то в уме уже просчитывал ракетный залп по адмиралу. Капитан хотел быть уверен, что если придет запрос, он сможет выставить себя в наилучшем свете. В ответ нужно будет предоставить отчет, и он уже составлял его в уме.
Однако пока что в эфире стояла гробовая тишина, и это его сильно беспокоило. Кому же он сможет рассказать свою историю, полную полуправды и прямо лжи, если никто не услышит его? Почему Североморск молчит? Он прицепился к Николину по поводу оборудования — все ли было исправно? Когда происходил последний техосмотр? Кто нес последнюю вахту? Пытался ли он установить защищенное спутниковое соединение?
— Не вижу ни одного спутника, капитан, — пояснил Николин. — Не могу установить соединение ни на одной частоте. Должно быть, это помехи.
Карпов ткнул в Николина указательным пальцем и нахмурился:
— Тогда продолжайте пытаться, Николин. Мне нужно, чтобы вы тут со всем разобрались! — Затем он увидел лежавший рядом iPod Николина, схватил его и потряс перед лицом лейтенанта. — Наверное, вам нужно уделять больше времени вашим обязанностям, а не этому! — Он взял устройство и зашагал прочь, словно школьный учитель, вразумивший нерадивого ученика.
Николин затравленно и смущенно пожал плечами и начал напряжённее, чем когда бы то ни было, пробиться в Североморск. Он с облегчением вздохнул, видя, что капитан, наконец, побрел прочь, ища Орлова, хотя и надеялся, что тот не станет обсуждать с ним этот вопрос.
Орлов был человеком сильным, с железной волей и часто слишком зацикленным на вопросах дисциплины в делах и, особенно на учениях, скорым на расправу с любым матросом, допустившим оплошность при исполнении обязанностей. Он был для Карпова кнутом, использовавшимся для поддержания порядка и точного соблюдения всех процедур на корабле. Он носил звание капитана 3-го ранга, на два ранга меньше Карпова, но был начальником оперативной части, и поэтому члены экипажа именовали его просто «начальником»[37]...
Он прослужил на флоте пятнадцать лет, служил как служил, и поэтому никогда не имел babki на что-то другое. По крайней мере, так он утверждал. Тем не менее, он попал на флот после тюрьме, где был связан с криминальным элементом, известным как blatonoy, то есть поставщиками blat в самых крайних формах. Человеку нужно было иметь немного, чтобы смазывать нужные руки или открывать нужные двери. Небольшим количеством babki русские одаривали друг друга постоянно, и они приводили их в восторг. Орлов никогда не добился чего-либо серьезного с blatnoy, а впоследствии обнаружил, что здесь он мог пользоваться своей властью в большей степени, чем где-либо на берегу[38].
Если Карпов был двуличен, коварен и действовал не напрямую, то Орлов был прост до некоторого зверства. Он прошел надлежащую подготовку сержанта в армии, и часто громогласно и затейливо отчитывал личный состав, обнаружив некие погрешности в исполнении своих обязанностей. Он любил давить, и его мышечная масса служила ему хорошую службу, когда дело доходило до дисциплинарных вопросов. Сильный толчок или подзатыльник были для распалявшегося Орлова обычным делом, а тот, кто особенно выводил его из себя, мог нарваться на что-то намного более серьезное.
Поговаривали, что отец Орлова относился к нему точно также, будучи жестким сторонником принципа «пожалеешь розгу — испортишь ребенка». Орлов не скрывал этого, даже неоднократно бравировал. «Если бы мой старик застукал меня за чем-то подобным, он бы мигом вколотил бы мне понимание в мою дурную голову», — говорил он. И давал какому-нибудь младшему мичману затрещину, просто для иллюстрации. Его боялись в гораздо большей степени, нежели уважали. Все бросались выполнять приказ, когда Орлов начинал рычать, но не было никаких сомнений, что любви к нему никто не испытывал.
Орлов издевался по любому поводу над каждым человеком на корабле, за исключением сержанта Кандемира Трояка, командовавшего подразделением морской пехоты. Это был сибирский эскимос[39] с Чукотки, невысокий, широкоплечий, очень коренастый, состоящий из одних мускулов человек. Когда Орлов впервые встретил его, он привычно попытался утвердиться над ним, насмешливо вопя приказы и отчитав одного из морских пехотинцев. Сержант сделал два быстрых шага вперед, встал вплотную к Орлову, который был намного выше его, и посмотрел ему прямо в глаза.
— Товарищ капитан третьего ранга, — сказал он низким и угрожающим голосом. — Вопросы дисциплины десантной группы являются зоной ответственности старшины. — Он стоял так близко к Орлову, что тому пришлось инстинктивно сделать шаг назад. Трояк был лишь старшиной, но дал понять, что не потерпит его наглого и оскорбительного отношения по отношению к своим подчиненным.
— Что же, тогда вы увидите, чем это чревато! — Рыкнул в ответ Орлов. Его шея покраснела, но сержант просто стоял перед ним не шевелясь и храня непоколебимое молчание, от которого Орлову вдруг стало не по себе и он быстро нашел себе повод уйти от разговора, оглянувшись по сторонам и увидев мичмана, тащившего куда-то ящик с инструментами.
— Эй, kuda nam chalitsya? — Орлов нашел себе предлог выйти из противостояния с Трояком и больше никогда того не беспокоил. Заметив, как матрос Марток[40] повернул голову в их сторону, заметив какой-то конфликт, Орлов резко наклонился к нему и сказал на ухо уткнуться в работу, или будет только хуже. Орлов был крупным, скорым на конфликт и склонным создавать на корабле напряженность, быстро устанавливая доминирование над любым младшим по званию. Однако он был странно тих и обходителен со старшими офицерами.
Карпов видел в Орлове потенциального сообщника, на которого часто сваливал неприятные ему дисциплинарные вопросы. Так что не было неожиданностью, когда он передал Орлову iPod Николина с неодобрительным выражением на лице.
— Николин ничего не слышит в эфире. Наверное, оглох от своего рок-н-ролла.
Орлов криво улыбнулся в ответ и спрятал iPod в карман, бросив на связиста недобрый взгляд.
Адмирал заметил это, но не пропустил, так как его мысли были заняты совершенно иными вопросами. Серый ледяной туман словно сжимался вокруг корабля, изолируя его, подавляя, перекрывая воздух и жизнь. Леонид Вольский изо всех сил пытался осознать ситуацию и начать действовать соответственно, но вскоре заметил ощущение клаустрофобии. Его корабль был слеп и глух, и это побудило его действовать.
