В беседе виден ясный его ум, но человек он жестокий. В первый день нашего прихода к нему мы с Эдуардом Ивановичем Гроссом были свидетелями унизительного поступка. На купеческом подворье у Хаменова приказчики немилосердно били маленького эвенка. От их ударов он летал из угла в угол, падая на кучи битых бутылок. Спасала его только меховая одежда. Хаменов, заметив нас, что-то крикнул приказчикам. Те мгновенно исчезли. А эвенк, корчась от боли, побежал и спрятался за ящики. Хаменов стал оправдываться и обвинять приказчиков в чрезмерном употреблении алкоголя. Я молча подписал документы об оплате и спросил: «Будет ли полезен в «экспедиции человек, которого били?» Хаменов поморщился: «Это - Вогул. Обманщик. Берет у приказчиков порох, дробь, а третий год приносит всего по десять соболей, остальных продает кому угодно, в долгах у моих приказчиков погряз». - «Сколько он должен? Я возьму его к себе в экспедицию». Купец Хаменов приложил толстую руку к сердцу: «Долги я прощу ему, но не берите его, он не честный, потом будете меня обвинять».

При всех присутствующих я заверил купца, что обвинять его ни в чем не буду. Вогула я зачислил в экспедицию проводником-хозяйственником. Он оказался очень расторопным. Заботливым. Услужливым. И, вопреки характеристике Хаменова, человеком честным во всех отношениях. Эдуарду Ивановичу Гроссу новый проводник Вогул понравился своей услужливостью. Ведь Э. И. Гросс - барин и без слуги не может. Вогул - большой мастер скорняжных дел. Как-то, раздобыв шапку…

Казимир Самоволин, собирая данные про погибшую экспедицию, просмотрел, вероятно, архивы многих контор, потому что сразу за письмом Ельникова был приклеен синий бланк со штампом «Телеграфное общество Российской империи». И шла пометка Самоволина: «Черновик телеграммы купца Хаменова».

Было темно, и, чтобы прочитать, Петька подошел к окну.

«Его величеству принцу Миято, японскому послу в Москве. Товар согласно договору доставлен на место. Купец первой гильдии Хаменов».

- Понятно, - сказала Таня, - сообщил, что шпион внедрен в экспедицию «Багульник». - Она посмотрела на потемневший квадрат окна и спросила: - А что, Петька, Вогул живой остался и опять может здесь появиться?

- Навряд ли, дед Казимир ранил его вроде смертельно. Другого могут послать. Надо спать, Таня, поздно уже.

Документы Самоволина Петька положил в мешок, крепко на два узла завязал веревку. Ощупью прошел к топчану, засунул мешок под матрац.

- Таня, ты ложись на топчан, а я у окна на полу, на всякий случай. В тулуп завернусь.

Тишина. Спят горы. Спят покрытые седым мохом камни-валуны, тысячи лет назад сорвавшиеся с высоченных хребтов. Спит дремучая тайга и, словно боясь разбудить ее, безмолвно несет река свои тяжелые воды. Сигнальными огоньками отражаются в ней далекие звезды, звери притаились. Раздувая ноздри, они вдыхают аромат холодной ночи. Они ждут, когда вынырнет из-за хребта желтый диск луны. И тогда оживет тайга. Захрустит валежник под тяжелыми стопами медведя, сказочным светом засеребрятся рога могучих изюбров, идущих на водопой, засветятся круглые глаза рыси, сидящей в засаде на обгоревшей сосне.

Но луны еще нет, и, слушая тишину, звери вздрагивают шкурой от тихого поскрипывания камушков. В сторону звука они поворачивают упругие уши и явно слышат, что в ложбине, осторожно ступая, идет человек.

Таня трясла Петьку за плечо:

- Проснись, Петька, проснись! Кто-то ходит.

Петька сбросил тулуп, сел. Поскрипывали доски крыльца. Кто-то пытался открыть дверь в сени. Петька выглянул в окно: по очертаниям человек! Но кто? Ночной гость вынул из-за пояса нож и, просунув его в дверную щель, пытался поднимать крючок.

Возле поддувала, Петька нащупал полено. Длинное, тяжелое, лиственничное.

Вдруг в комнате стало темно. Петька с Таней оглянулись. Человек, заслонив полностью окошко, смотрел в комнату. Широкое лицо, расплюснутый нос, узкие щелчки глаз.

- Вогул! - вздрогнула Таня.

Человек тихо постучал пальцами в стекло и произнес:

- Ребятишки, проснитесь, откройте, это я, Додоевна.

Петька бросил полено к печке. Таня упала на топчан и притворилась спящей. Петька открыл дверь. Вошла Додоевна и шепотом спросила:

- Таня спит?

- Не сплю, - ответила Таня, - мы немножко напугались.

- Ниче, это ниче, - сказала Додоевна. - Когда мы со стариком сюда приехали, мне тоже шибко страшно было. Дух Алма приходил ночью, пугал маленько. Сейчас не приходит. Когда скалу взрывали, он ушел.

Додоевна сходила в кладовку, принесла охапку сухой бересты, засунула в печку, подожгла. Сверху положила полено, которым Петька собирался отбиваться от шпиона Вогула.

- Я маленько замерзла, за шубой пришла, - пояснила Додоевна. - Собаку там оставила сторожить и пошла. И кушать шибко захотела. - Легкий чайник с широким дном быстро заворковал и вскоре пустил струйку пара. Додоевна принесла из кладовки сухарей, три кусочка сахару и баночку, наполненную красной крупяной кашей.

- Кушайте, икра немножко соленая. На прошлых днях Васька Жухов тайменя поймал. Лодкой, говорит, оглушил.

Таня с Петькой съели по две ложки икры, запили чаем с сухарями. Додоевна выпила три кружки чая с сахаром без сухарей, провела рукой по животу:

- Шибко, однако, хорошо. - И стала собираться в обратный путь. На крыльце сказала:

- Сенную дверь открытой не держите, росомаха заберется, все перепортит: это, одежду, приборы, пищу скушает. Шибко пакостный зверь…

Петька захотел пить и проснулся. На цыпочках вышел в сени. Нечаянно задел кружку, она упала с бака и загремела.

- Петька, это ты ходишь? - Таня соскочила с кровати, выглянула в сени: - Дождя нет?

Они вышли на крыльцо. Рваные тени высоких скал четко отражались на дощатой стене сарая. От мягкого света зари высокие облака, вода, четыре белых чайки, спящих в заводи, казались нежно-розовыми. Из распадков тянуло холодом. Таня поежилась.

- Знаешь, Петька, мне сегодня снилось неприятное. Как будто кто-то украл у нас документы Самоволина и убегает. Лица не видно, а спиной на длинного геолога походит.

- На Колесникова?

- Угу.

Таня с Петькой прошли в избу. Читал Петька сегодня почему-то шепотом:

Копия письма начальника экспедиции П. А. Ельникова в Петербург, обнаруженная в тайнике дома купца Хаменова.

Дорогой Константин Николаевич, ровно полгода, как я покинул Иркутск. Живем в лишениях, но работы сделано много. К северу от шестнадцатой отметки начались жидкие болота, а под ними вечная мерзлота. Начальник группы изысканий, известный вам Нечаев Иван Прокопьевич, провел интересный эксперимент, и, основываясь на результатах, предложил: «При кладке железной дороги в зоне вечной мерзлоты верхний слой грунта и болота не убирать, а отсыпку железнодорожной насыпи вести прямо по нетронутому ландшафту. Если же убирать верхний слой, то вечная мерзлота начнет таять и оседать и порвет железнодорожный путь. К тому же появятся наледи. Я думаю, дорогой Константин Николаевич, что предложение инженера Нечаева дельное и научный совет заинтересуется им. Он даст выигрыш и сократит расходы строительства на миллионы рублей. В данный момент находимся у подножья Главного хребта. Есть пока два варианта пробивки туннеля через него. Но в письме сообщать о них не рискую. Через месяц-полтора первый этап работ заканчиваю. Образцы пород и пробы воды отправлю до Иркутска баржей, а потом пусть идут грузовым поездом. Документацию повезем лично. Для охраны ее, согласно вашего совета, возьму из Иркутского управления двух жандармов. О чем я, будучи еще в Иркутске, договорился.

Эдуард Иванович Гросс начал исследовать…»

Письмо обрывалось. По-видимому, для Хаменова и японской разведки дальнейшее было - неинтересным. Петька перевернул страницу.