- Что-нибудь придумаем, - ответил я (свой секрет раньше времени раскрывать не хотелось).

Приказал разгружать лошадей. У костра, невдалеке от намеченной мною скалы, мы кое-как отогрелись. Был полдень, но мороз не сбавлял. Я спросил у Мулекова, сколько примерно градусов. Он, задумавшись, чего с ним никогда не бывало, не расслышал моего вопроса и попросил повторить. Посмотрев по сторонам, быстро ответил:

- Градусов пятьдесят будет.

Лошади стояли понуро, не пытаясь даже искать под снегом траву. А может, они чувствовали свой ужасный конец. Бойцы отогрелись, и я открыл им свой замысел. Они не верили тому, что я им сказал, и глядели на меня, как на человека, потерявшего рассудок. Мулекова стало трясти, словно в лихорадке:

- Командир, что это даст нашей республике?

- Во-первых, мы сохраним людей, во-вторых, спрячем золото в одном месте, недоступном человеку и запомним координаты. По нашему маршруту придет экспедиция со специальным оборудованием и снимет золото. - Я указал на большую поляну слева: - Там можно даже сесть на аэроплане.

Бойцы продолжали молчать, глядя то на меня, то на лошадей. Мулеков подсел ко мне совсем близко:

- Командир, отмени приказ. Я вспомню дорогу. Мы будем двигаться насколько хватит сил, а там уже спрячем. Командир, отмени, - он умоляюще сложил руки на груди.

Бойцы продолжали молчать. И я повторил им свое страшное, но единственно правильное решение:

- Мы сейчас убьем лошадей, будем рубить их на куски и теплое мясо примораживать к скале. Поднимаясь по примороженным кускам, как по лестнице, будем намораживать все выше и выше, пока не доберемся до пещеры. Потом один человек спустит оттуда веревку, связанную из уздечек. Здесь, внизу, мы будем привязывать к веревке мешки с золотом, а он их будет поднимать наверх и там складывать.

Мулеков нервно ходил вокруг костра и вдруг спросил:

- Командир, а как же он из пещеры спустится обратно, уставший и замерзший?

- Привяжет там веревку и спустится по ней.

Мулеков, видно, испугался, что я его пошлю лезть в пещеру и отговаривал меня всячески:

- Командир, мы спрячем золото и уйдем, а по нашим ступенькам и по веревке вдруг кто-нибудь залезет?

- Не залезет. После себя мы не оставим никаких следов. Разведем под самой скалой огромный костер, - и веревка сгорит, и ступеньки оттают, и упадут на землю. А самые верхние весной отвалятся.

На маленьком лице Мулекова я прочел какое-то непонятное мне отчаяние. Бойцы по моему приказу мешки с золотом сложили к подножию скалы. Будет ли примерзать мясо? Стараясь не смотреть на стоящих рядом лошадей, я прошел к скале и, поплевав на обшлаг шинели, прислонил его к скале. Через мгновение потянул обратно и не смог сразу оторвать. К скале подвели самую худую лошадь, покрытую инеем.

- Кто будет стрелять?

Но бойцы, те бойцы, которых я знал в бою, которые, не страшась пулеметного огня, шли в штыковую атаку, вдруг опустили глаза. Я понял, что ни у кого из них рука не поднимется на беззащитное животное.

Я выстрелил лошади в лоб. Она сразу же упала. Мулеков, видя, что я не отступил от своего плана, вдруг переменился. Нервозность у него прошла, он вышел из-за сосны и, помогая мне, работал как фокусник своим кинжалом. Я подносил квадратные куски к скале и с силой прижимал. Они мгновенно примерзали. Пока я нес следующий кусок, этот превращался почти в чугун.

Я стал осторожно ставить ноги на ступеньки. Один из бойцов поддержал меня. Я уже поднялся по ступенькам на два метра от земли, когда почувствовал, что руки мои совсем окоченели. Меня сменил Мулеков. Маленький, юркий, он спокойно держался на ступеньках без всякого страха. Нагибался, принимал кусок из рук тоже поднявшегося по ступенькам бойца и прижимал. Уже трое бойцов висели на ступеньках.

Вечерело. Усилился мороз. И я приказал прекратить намораживание ступеней. Ночью, высунув голову из-под лошадиной шкуры, к удивлению своему, увидел я, что Мулеков, сидя у костра, что-то чертит на бересте. Заметив меня, он быстро положил бересту возле костра и тревожно сказал:

- Командир, волки воют, как бы не напали на нас.

- Спите, - сказал я, - сюда они не придут, им хватит остатков от тех лошадей.

Грызня у скалы становилась яростней. Мулеков пошел по направлению к пещере и выстрелил из нагана два раза. Пока он ходил, я, немного выбравшись из-под шкуры, дотянулся рукой до бересты, на которой он что-то рисовал. Посмотрев, я вздрогнул. Линиями были обозначены три речки, по которым мы шли последние дни, хребты и скала, на которую мы намораживали ступени.

Странно. Я же приказал никому не составлять карт. Может, Мулеков боится, что я потеряю свою запись и золото пропадет. Бересту я быстро бросил в огонь и этим напугал лошадей. Они шарахнулись, задели ногами запас валежника, и он упал в костер, взметнулось пламя. Я залез снова под шкуру и видел, как Мулеков, вернувшись, шарил вокруг костра и, не найдя бересты, сердито ударил кулаком по морде лошади и выругался. Завтра, как только загрузим пещеру, бойцам скажу свое второе решение».

Дальше Таня не смогла читать, текст был залит, а посередине листа зияла дыра с рваными краями.

- Петька, а сколь танков можно наделать на золото, которое мы найдем? - спросил вдруг Шурка.

Посмотрев на черное небо, на котором сигнальными огоньками мигали большие звезды, Петька не очень уверенно сказал, что построить можно целую танковую армию.

- Петька, а сколь их в армии?

- Наверно, тысяча танков, а может, и больше.

- Тысяча! - раскрыл широко глаза Шурка. - А ежели…

Он не договорил, потому что Тимка вдруг прислушался. Ему показалось, что совсем рядом с ними хрустнула сухая веточка.

- Тимка, слышь, опять кто-то.

- Зверь, наверно, шарится. Давайте все вместе закричим, он от испуга уйдет.

В четыре голоса ребята закричали:

- О-о-о-о-о-го-го-го!

Послышался легкий треск. Ребята опять закричали. Шурка, чтобы скрыть свой страх, кричал громче всех: «О-о-го-го-го-о-о!» Прокричав несколько раз, прислушались. В тайге наступила тишина.

- Давайте спать, - сказал Петька, - а дневник я сам дорасскажу завтра.

В стороне от костра, где свет падал на небольшой валун, ребята спрятали дневник командира и карты своей экспедиции.

Свернувшись маленькими комочками у костра, ребята уже засыпали, когда Шурка спросил:

- А как мы будем сымать золото?

- Спи, Шурка, придумаем что-нибудь!

Но Шурка сквозь сон опять спросил:

- Петька, а ежели Мулеков за нами крадется?

- Пусть идет, а встретимся, арестуем.

- А мы одолеем его?

- Одолеем, Шурка, нас же четверо!

Немного помолчав, Шурка снова спросил:

- A y него пистоль есть?

- Спи ты, есть, конечно. У шпионов у всех пистолеты есть. Но мы его все равно арестуем, обманем как-нибудь и арестуем.

Через несколько минут ребята крепко спали. Ночной предрассветный ветерок тонким голосом гудел в глубоком ущелье.

Тимка проснулся первым. Ему очень жгло спину. Спросонья он подумал, что слишком близко подкатился к костру. Встал на коленки, посмотрел на небо и быстро вскочил. Прямо над ними висела тяжелая черная туча, Ее края клубились белыми барашками. Вторая туча, еще больше этой, мягко плыла в синем небе навстречу первой. Лес и горы стояли притихшими. Птицы тоже умолкли. Тимка стал будить ребят:

- Поднимайтесь живей. Драпать отсюдова надо.

Таня и Петька, проснувшись, посмотрели на небо и сразу поняли всю опасность. Шурка никак не хотел просыпаться. Он перевернулся на спину, на теплые от солнца камни, что-то пробормотал и снова заснул. Тогда Петька и Таня взяли его за руки, подняли и посадили. Шурка открыл глаза, посмотрел на ребят, повалился на бок и опять заснул. Таня стала трясти его за плечи:

- Не смей спать!

Но Шурка, бормоча про какую-то шапку, крепко спал. Подскочил Тимка и выплеснул на Шуркину голову холодную воду из котелка. Шурка вскочил на ноги, протер глаза и спросил почему-то шепотом: