Литмир - Электронная Библиотека
A
A

Внизу, на белом снегу, сидели серебристые от луны звери - двадцать штук, не считая вожака. По очереди подпрыгивали на месте, перелетали друг через друга, словно играли в чехарду.

Осматривая лунную долину, Тимка заметил недалеко от тощего волка, между обломками скалы и кучей поваленных деревьев, что-то черное, неподвижное. Рукавицей Тимка смахнул с ресниц куржак, всмотрелся. Нет, не коряжина. И снег вокруг не блестит - затоптан, значит… Тимка почувствовал озноб, из снега торчали, кажется… ноги.

Додоев телом подался вперед, вытянул шею.

- Однако, погоди, Тимка… - Сузив глаза, стал смотреть. - Неживой там предмет. Однако, беда, кто-то погиб.

Тощий волк прыжком повернулся и, нюхая воздух, стал приближаться к предмету. Додоев быстро приказал:

- Стреляй.

Резанул выстрел. Хищника швырнуло в сторону. Сверкнула оскаленная пасть. Зверь перевернулся через голову и замер в снегу. Волки повернулись к засаде, перегруппировались для атаки. Тимка передернул затвор, замер. Вторым выстрелом он свалил огромного хищника, стоящего рядом с волчицей. Падая, зверь сшиб ее с ног. Она зарычала и вдруг бросилась бежать вниз по ущелью. Хищники, утопая в снегу, кинулись за ней…

«Неживым предметом» оказалась окоченевшая, заиндевелая лошадь. Передние ноги, как у бронзовой скульптуры, застыли на бегу. Лошадь лежала почти на спине. Тимка стер с торчащих ног искристый куржак, ощупал их - гладкие, целые.

- Лошадь не Гарновского. Он говорил, что Житуха обе передние ноги переломила.

Додоев молча сидел на корточках и очищал от снега лошадиную шею и голову.

- Это, Тимка, Житуха. Наврал Гарновский, волки ее не загрызли. Шея у нее не порвана, ноги целые. Гарновский сам ее убил. А волки потом пришли, однако, дня через три.

Тимка обошел останки. Крови действительно нигде не было.

- Все-таки, может, волки?

Додоев рассердился.

- Глаз у тебя нету? Волки горячего коня разрывают сразу на куски. Уносят, прячут и снова приходят. Они его, хнешно, кушали, но когда конь был уже не мягкий. И они его могли только маленько грызть. Человек его убил, а сам ушел.

Разложили костер. Отогрелись. Тимка рассмотрел убитого тощего волка. Шерсть клочками, острые ребра. При свете костра Тимка обследовал голову Житухи, во лбу нащупал дырочку.

- Додоев, револьвер у Гарновского был?

- Хнешно, был.

- В лоб он ее стрелял.

Старый эвенк смотреть не пошел. Он сел у костра, протянул руки к огню. Грелся. В тайге ему все было понятно. Жизнь свою он провел в вечных скитаниях. И счастьем считал костер и кружку крепкого чая. Много раз подкрадывалась к нему смерть. И всегда его спасали опыт, мужество и хладнокровие. Житейскую мудрость суровой тайги эвенк впитал с молоком матери. И сейчас, греясь у скудного костра, он с мельчайшими подробностями мог рассказать, как погибла Житуха: «Гарновский ехал на лошади. Увидел стаю, волков. Испугался. Думал, что звери бросятся его преследовать. Застрелил Житуху. Оставил им на съедение. Рассчитал: пока волки будут жрать лошадь, он успеет скрыться. И побежал. А волки к лошади и не думали подходить. Они заняты были своей свадьбой. В панике Гарновский забыл о Петьке и Тане. Страх, животный страх за свою шкуру погнал его домой».

На вытоптанной зверями площадке Тимка увидел пуговицу. Черную с четырьмя дырочками.

- Петькина, однако, пуговица, - сказал Додоев, у Тани были деревянные. Они, Тимка, были здесь, надо посмотреть вокруг, - и он покосился на заснеженную кучу бурелома.

Начинался рассвет. Окутанная дымкой проявилась в небе вершина хребта. В ложбине закаркала ворона. Спросонья она кричала хрипло. И так же хрипло ей ответили со скального склона. Додоев заволновался. Посматривая на кучу бурелома, он молил на своем языке всех эвенкийских богов-бурханов быстрее поднять солнце. Светлело. Стало заметно, что несколько дней назад под кучу кто-то лазил. Тимка встал на колени и, щуря глаза, пытался увидеть, что там, под заснеженным холмом. Темно. Пеньки с шапками снега, бугорки и камни сливались в серую массу.

Узкий луч солнца ударил по гольцам Главного хребта. Сумерки уползли в темные ельники. Ожила тайга: затюкал дятел, засвистели синицы. Вокруг останков лошади стали видны следы соболей, колонка, лисицы.

Додоев разбросал снег перед кучей, заглянул внутрь. В темноте что-то увидел: «Тряпка, что ли?» Тимка сразу плюхнулся на живот и залез под завал. Плечами растолкал сухие валежины, протолкнулся вперед. Груда снега обвалилась ему на спину, но Тимка успел схватить твердую тряпку.

Додоев вытащил Тимку за ноги. И узнал находку - Петькина полевая сумка. Они быстро осмотрели содержимое: камушки, образцы пород и складная карта хребта. На шестом квадрате был поставлен восклицательный знак.

Сбросили куртки, стали растаскивать завал. И увидели логово. Вероятней всего, это была брошенная медвежья берлога. Земля сухая. Белые шерстинки от Таниной шапки. Кучка бересты, сломанная спичка с обтертой головкой. И нож - с берестяной ручкой, который Додоев во время наводнения подарил Тане. Под корягой обнаружили аккуратную пирамидку камней. Додоев развалил ее и вытащил сверточек. В голубом Танином шарфике были завернуты комсомольские билеты. На страничках комсомольского билета Таня писала последнюю свою записку. «Обморозились. Сильно заболел Петька. Костер развести не смогла. Гарновский негодяй. Наверное, погибнем. Передаю тайну государственной важности. Обнаружили третий вариант. Проверьте стенку хребта на участке шесть. Прощайте все. Прощай Родина».

Тут же у костра, мгновенно настроив рацию, Тимка вышел в эфир:

- Я - Норд. Я - Норд. Всем поисковым группам. Обнаружена последняя стоянка в квадрате 19 по карте номер три.

В эфир Тимка прочитал текст. О Гарновском умолчал. И о третьем варианте открыто говорить побоялся. Спокойный голос с Центральной приказал:

- Доложите ваши предположения.

Тимка перевел передатчик на максимальную громкость. Стрелка, показывающая расход электроэнергии, прильнула к красной точке.

- Я - Норд. Слушайте. Если они могли еще передвигаться, то пошли по левой террасе хребта. Додоев говорит, что другого пути отсюда нет. Терраса идет к реке Миренге. Там они могли бы выйти на тропу охотников.

Еще раз осмотрите с вертолета левый приток Миренги. Мы с Додоевым сейчас идем к террасе. Там заночуем, а утром спустимся к левому притоку Миренги. Как поняли? Прием.

- Я - Центральная. План одобряем.

Получив Тимкину радиограмму, Сидоров тут же связался по радио с военным и вторично напомнил о своей просьбе. Выслать двухвинтовой военный вертолет, который мог бы без дополнительной заправки добраться до Миренги, облететь реку и вернуться без посадки обратно.

Военные ответили, что такой вертолет уже на подходе к Шалаганову. Штаб экспедиции пришел в движение. Приготовили тюки с теплой одеждой, пищу, бинокли. Оставив разгуливающего по больнице Гарновского, пришел врач с двумя медицинскими сундучками. Для поиска в непролазных местах приготовили собаку Линду.

В полдень над поселком Шалагановым повисла в воздухе зеленая громадина, похожая на вагон. От гула газотурбинных двигателей тряслись дома, сползал снег с крутых крыш. Вертолет садиться не стал. По громкоговорителю командир попросил поисково-спасательную команду подняться на плоскую крышу старой деревянной башни. Приняв людей на борт, могучая машина поднялась высоко в морозное небо, превратилась в зеленую точку и взяла прямой курс на Миренгу.

В пятидесяти километрах от Шалаганова командир вертолета заметил собачью упряжку. На легких нартах сидел один человек. Он услышал гул двигателей, поднял голову и остановил собак, потом вскочил на ноги, махая руками.

- Санька Бурмейстер, - произнес Колесников, - соболей добывать едет.

Бурмейстер увидел, что вертолет уходит, сорвал с головы заиндевелую шапку, плавно описав ею дугу, положил на лед, поднял в воздух и снова положил - и так проделал раз десять. Потом погрозил кулаком уходящему вертолету.

105
{"b":"584592","o":1}