Затем он отдал приказ об отплытии.

Так Гейнсборо был оставлен датчанами. Лишь в Линдсее еще оставалось небольшое датское войско — для моральной поддержки.

Войска Этельреда продвигались на север, а флот Кнута отправился на юг, вдоль английских берегов. На этот раз его корабли зашли в порт Сэндвича. Там Кнут получил известие от Альфивы о том, что Линдсей сдался и присягнул на верность королю Этельреду.

Так Кнут потерял своего последнего английского союзника. Даже жители Линдсея предали его.

Он приказал высадить остававшихся у него заложников на берег. Но только без одной ноги, ушей и носа.

Слишком поздно понял Кнут, что Этельред не один командовал своей армией. Ядро ее составляли пять тысяч воинов Торкеля, а также изголодавшиеся дружинники Олава сына Харальда. Ни Торкель, ни Олав не позволяли англичанам разбежаться по домам. Вот почему датское сопротивление в Линдсее выдохлось так быстро. Жители Линдсея не знали, что делать, как защищаться. Они сдались — и что толку? Многие их предводители были повешены воинами короля Этельреда. Да к тому же их знатные заложники вернулись назад одноногими, без ушей и носа. Разве Линдсей заслужил такую тяжелую участь?

То, что совершил Кнут в Сэндвиче с заложниками, надолго окружило его имя ореолом страха и ненависти. Даже его старый наставник Торкель не мог понять, что за умысел скрывался за этим злодеянием. Может, это было просто выражением юношеского недомыслия?

На Пасху 1014 года Кнут покинул Англию. Этельред шел во главе победоносной армии, хотя большая часть войска Кнута уже рассеялась, пока он достиг реки Трент, а мятежники в Линдсее сдались практически без борьбы.

На радостях король отписал Торкелю и его воинам сумму в двадцать одну тысячу фунтов. Таким образом Этельред взял на себя тот «долг», который, как считал Торкель, должен был выплатить ему король Свейн. Этельред сделал это от чистого сердца: Торкель оставался единственным верным слугой в дни его глубокого унижения, и Торкель был все же датчанином…

Но сам Торкель радовался меньше в эти дни. Когда он вернулся после победы над Линдсеем, он узнал, что его брат Хемминг убит.

Английский отряд напал на лагерь Хемминга возле Сэндвича, уверенный в том, что для датчан настал час расплаты. Скорее всего, Хемминга предали. Он был убит во сне, его корабль подожгли. Были подожжены и многие другие корабли, но все остальные спасались в эту ночь бегством, совершенно не понимая, почему вдруг подверглись нападению.

Уцелевшие направились в Гринвич и присоединились к Торкелю. Вот почему Кнут нашел порт Сэндвича обезлюдевшим.

Торкель подозревал, кто стоит за этим преступлением, но держал это пока про себя.

В этом году Олав Норвежский прощался с Англией. Получив щедрые дары от Этельреда и Эммы, он со своими воинами возвращался домой, чтобы попытаться получить королевство своего отца. Кроме многочисленных норвежцев, в том числе, и воинов Торкеля, отправившихся искать счастья вместе с Олавом, его сопровождали многие епископы. Вульфстан Йоркский спешно рукоположил их.

Как только Этельред вновь утвердился на английском троне, рядом с ним опять оказался Эадрик Стреона. Король доверчиво проглотил жирные куски сала, которые Эадрик положил ему в рот.

— Наконец-то мой повелитель и отец вернулся в свой дом, — все умилялся Эадрик. — У меня ведь не было иного выбора, кроме как делать хорошую мину при плохой игре, чтобы не лишиться головы или не получить петлю на шею. Старый Свейн и проклятый Утред вертели мной как хотели, пока мне не удалось затаиться. И тогда я подумал: если я хочу помочь моему подлинному королю, я должен жить. Как ты сам увидел, твои подданные очень скоро устали от Бородача. И при всей своей скромности я смею заметить, что тоже поспособствовал этому быстрому изменению во взглядах. Хотя и был вынужден действовать осторожно. Как зять короля я, разумеется, был под подозрением…

Этельред проникся пониманием и похлопал своего зятя по щеке. Какая удача, что Эадрик не рисковал своей жизнью понапрасну!

Итак, король Англии снова взял к себе советника, против которого возражал Витан…

Торжественная встреча с Витаном состоялась в Оксфорде в начале нового года.

На пиру Эадрик сидел рядом с королем. Он указал Этельреду на двух людей, находившихся несколько в отдалении.

— Видит ли король тех двоих, по обе стороны от архиепископа Йоркского?

— Я не настолько стар и слеп, чтобы не видеть их, — проворчал король и спросил, что замышляет Эадрик. Король видел перед собой Сиферта и Моркара, двух главных танов из Пяти городов, объединенных в Данелаг.

— А знаешь ли ты, что твой сын Эдмунд, прозываемый Железнобоким, советовался с ними, чтобы восстановить королевство Мерсию? В качестве герцога Линкольншира, он уже находится, так сказать, в этой Мерсии…

Король засмеялся.

— Чего мне беспокоиться об их советах? Теперь-то уже все равно.

Эадрик улыбнулся и промолчал. В глубине души король не был столь уверен в своих словах. Он явно взволновался и ждал, когда же Эадрик продолжит разговор.

— Что тебе известно? — он вынужден был прервать, наконец, молчание. — Или что ты полагаешь, будто тебе известно?

Эадрик облизнулся, в точности как король, когда бывал в растерянности.

— Данелаг всегда имел собственные намерения, но там не было достойного властителя. В лице Эдмунда, как считают, таковой наконец найден. Особенно если он не очень-то любим собственным отцом и потому охотно прислушается к чужим советам.

Этельред отрезал толстый кусок оленины и впился в него, громко чавкая. Требовалось время, чтобы подобные новости дошли до королевского сознания.

— Не любим? — воскликнул он наконец, да так резко, что Эадрик шикнул на него. — Он с неохотой слушается меня, но мне следовало бы…

Требовалась добавка.

— Когда Эдмунд узнал, что ты позволил его сводному брату Эдварду предстать перед Витаном в качестве нового наследника престола, он поклялся, что ты получишь сразу двух наследников — или ни одного.

«Чертова Эмма, — подумал король. — Она добилась своего, и вот вам последствия».

— Однако, — продолжал упорствовать он, — если Эдмунд вынашивает такие планы с этими плутами, то почему же он их не осуществил, когда я находился в Нормандии?

— Ты слишком быстро опередил их в Линкольншире, — ответил на это Эадрик. — Они не ожидали, что ты с такой скоростью соберешь войско и выступишь во главе его. Они собирались склонить к соглашению Кнута, но тот отбыл домой в Данию, и бедные жители Линдсея остались в одиночестве.

Король выпил и задумался. Он хотел мира в своей стране.

— Нет, я не думаю, что все это имеет значение, — решил он. — В смутное время планы строили все, но теперь вновь воцарился мир, и я не понимаю, что за радость Сиферту и Моркару поддерживать мятежника. А кроме того, я объявил о помиловании. Так что не будем ворошить прошлое.

И снова он надеялся, что Эадрик возразит ему.

— Ты забыл Альфельма? — спросил Эадрик. — Того, кто со своим братом вынашивал те же планы почти десять лет назад. В тот раз ты их опередил. А сын короля Свейна, Кнут, взял его дочь себе в наложницы.

Да, король помнил об этом. Он позволил тогда Эадрику убить мятежников.

— Сиферт и Моркар из того же рода, — продолжал Эадрик. — И они потомки эльдормена Мерсии, который силой оружия ворвался в Уэссекс, чтобы увезти тело твоего брата Эдварда, с которым ты впоследствии так намучался и который стал святым!

У короля Этельреда потемнело в глазах. Он вновь видел перед собой убитого брата, вспомнил все ночные кошмары и бесчестье, которые ему пришлось вытерпеть из-за этого убийства. «Дом Мерсии» составлял одно неразрывное целое с его нечистой совестью, и с оппозицией, противящейся его восхождению на престол. Правда ли это, что снова их род сеет раздор внутри королевской семьи, пытаясь восстановить одного брата против другого, — нет, не только это: сына против отца?