После кровопролития 1002 года Эадрик попал в опалу и некоторое время отсиживался в тени. И вдруг появился снова. Припал к ногам короля в слезах и мольбе:

— Я уничтожен, — стенал хитрец, — я полагался на моих советников. Я давал моему любимому королю и господину худые советы, но и сам обманывался… Позже я стал думать: а может, я не ошибся? Король Свейн объявился так скоро после наказания датчан, что, видно, подготовился к походу еще прежде. Что сталось бы с английским королем и его домом, если бы мы не истребили заведомых убийц, подосланных в нашу страну датским королем, и не опрокинули таким образом его планов? Ибо чего добился король Свейн своими походами? Не власти же над Англией — таковая по-прежнему в надежных руках короля Этельреда.

Вот каковы размышления Эадрика, подытожил тот; и он вверяет их мудрости государя, который волен отвергнуть их или принять. Свою же судьбу он вверяет королю…

И король кивал, и икал, и крепко напился вместе с Эадриком. Он и сам хорошо понимал, что такое, когда человеку не везет. А собственные мысли его следовали теми же дорожками, что и рассуждения Стреоны. Так что сей последний мог считать себя прощенным — и кто посмел сказать, что Эадрик вообще был в немилости? Помолвка с Эдгит, разумеется, тоже никогда не расторгалась.

Прошло немного времени, и Эадрик Стреона сделался уже королевским эльдорменом, и не где-нибудь, а в восстановленной в своих правах Мерсии.

А человека, который, по всем предположениям, должен был вступить в эту высокую должность, внезапно убили как нельзя кстати.

Все подозрения, естественно, пали на Эадрика. И не стали меньше оттого, что король запретил какие бы то ни было поиски убийцы и пригрозил всем, кто покусится на честь Эадрика.

Для короля было крайне важным, чтобы ничто теперь не отвлекало Эадрика Стреону от осуществления плана.

Отчего до сих пор происходили неудачи Англии, спрашивал Эадрик и отвечал: не оттого ли, что все терпеливо ждали, покуда враги высадятся на берег? Ныне корабли встретятся с кораблями. Наконец-то Англия создаст достойный ее флот, чтобы разгромить врагов на море. Если это удастся, у норманнов вмиг пропадет охота терзать Англию.

Эадрик говорил, будто за годы изгнания в Ирландии приобрел ценные знания в области кораблестроения. Точнее было бы сказать: его брат Бритрик командовал кораблями ирландского короля Бриана Борумы, но хотел бы предложить свои услуги английскому королю.

Памятливые припоминали, что Этельред однажды уже строил корабли, и никто, напротив, не мог вспомнить, какая от них была польза. Но Эадрик говорил с таким жаром, а красноречия ему было не занимать, что все наконец прониклись его мыслью. Епископы и аббаты взяли на себя расходы на строительство флота, в соответствии с собственными средствами и саном. Около тридцати поместий в окрестностях Лондона и в Восточной Англии, находящихся во владении прихода святого Павла, поставили пятьдесят пять человек команды — и так далее.

К тому времени, как слухи о новом датском нападении выросли в уверенность, большая часть кораблей уже была оснащена и имела команду. Бритрик обучал моряков, упорно и не без успеха. После чего приказал флоту собраться у Сэндвича.

Король и вся английская светская и духовная власть явилась, дабы восхищенно лицезреть творение Эадрика Стреоны. «Больший, чем все, о которых написано в книгах», — так повествует хроника о новом флоте.

Король и большинство прибывших оставались в Сэндвиче, чтобы, по возможности, своими глазами наблюдать ожидаемое сражение — победоносное, разумеется.

Покуда флот ожидал противника у Сэндвича, брат Эадрика Стреоны, Бритрик, выступил с серьезным обвинением против одного из главных корабельных хёвдингов по имени Вульфнот и по прозванию Child of the South Saxons, из которого следовало, что этот Вульфнот был старшим сыном в знатнейшем из родов Суссекса.

Король, узнав про обвинение, решил немедля покарать хёвдинга. Тут Вульфнот так рассердился, что вместе со всем суссексским подразделением из двадцати кораблей снялся с якоря и покинул Сэндвич; он тоже отправился грабить побережье, но Эмма это не сразу поняла. Как бы то ни было, Вульфнот нарушил воинскую присягу и сделался бунтовщиком.

Чтобы вернуть назад корабли и Вульфнота «живым или мертвым», Бритрик отправился за смутьяном с восемьюдесятью кораблями. Но к несчастью угодил в яростный шторм, разбивший большую часть его кораблей в щепки. А те корабли, что добрались до берега, были подожжены Вульфнотом и его людьми.

Когда об этой катастрофе стало известно в Сэндвиче, все сердца словно окаменели. Члены Витана в молчании разъехались в разные стороны, а король отправился на охоту. Он недавно завел себе нового сокола.

Для Торкеля и его союзников гибель английского флота явилась подарком Небес, и каждый благодарил Бога или Одина. Не потратив ни стрелы, корабельщики преспокойно вошли в оставленную гавань.

Мы не в силах поведать, куда затем отправились Торкель и Олав с кораблями, какие города сожгли и какие суммы потребовали с других городов, чтобы их не жечь.

Теперь это был не только Уэссекс, но и внутренние области Восточной Англии и Мерсии. Королевская семья едва успела укрыться за лондонскими стенами, как датчане поднялись на кораблях вверх по Темзе и встали лагерем у Гринвича.

Можно было ручаться, что люди Торкеля перемещались по стране как хотели и снимались с места, когда им вздумается. Разумеется, случались и стычки, и регулярные сражения с большими потерями, прежде всего, с английской стороны. Но, как пишет тогдашний хронист, «когда они шли на восток, наши силы двигались на север, когда же они были на юге, наши люди шли на север».

Три датских «кампании» можно насчитать в одном только 1010 году. С каждым разом сопротивление англичан делалось слабее, а после третьего нападения оно было полностью сломлено. Под властью датчан оказалось шестнадцать графств — более трети всей земли английского королевства и более половины его населения и средств.

Единственное, что смог Витан — это собрать очередную дань и выплатить датчанам сорок восемь тысяч фунтов. Но для сбора столь огромной суммы потребовалось известное время, в течение коего продолжались грабежи уцелевших прежде земель.

Среди всего этого Эадрик Стреона нашел людей и время для грабежей Южного Уэльса, якобы как наказание за то, что уэльсцы отказались платить «датские деньги»; кроме всего прочего, Стреона пытался таким образом раздобыть денег для уплаты собственной контрибуции…

В сентябре 1011 года случилось то, что имело важные последствия для будущего очень и очень многих людей. Норманны осадили Кентербери, хотя два года назад город уже откупился тремя тысячами фунтов. На сей раз времени для переговоров не было. Какой-то предатель открыл ворота. Все жители Кентербери, как миряне, так и служители церкви, оказались захвачены в плен. И первым в числе пленных был архиепископ Эльфеа, друг Эммы и бывший епископ Винчестерский.

Пленников довольно скоро обменяли или освободили. Лишь архиепископ Эльфеа оставался в плену в датском лагере у Гринвича.

— Когда я вижу этого статного молодца, — шепнула Эмма, — я спрашиваю себя, зачем поспешила укрыться в Лондоне. Неужели приятнее сидеть теперь в этой клоаке, чем оказаться его пленницей?

Одна лишь сестра Эдит слышала шептание Эммы. Обе устремили свой взгляд на Торкеля Высокого, который как раз входил в Уордроубский дворец. Победитель!

— Боже правый, — прошептала в ответ Эдит, украдкой оглядывая королеву: краска залила всю кожу Эммы, обнаженную праздничным нарядом. — Только бы проклятия госпожи Эммы этому разбойнику не достигли его, — прибавила она.

— Аминь, — благоговейно кивнула Эмма. — Но чего же еще он заслуживает, после того как разграбил мою страну! Пожалуй, я возьму обратно свое поспешное «аминь». Пусть катится ко всем чертям…